«Парад суверенитетов» и распад СССР

      Многие  аналитики пришли к вводу о том, что определенное соучастие в заговоре Горбачева объясняет странности путча. Замышлялся не путч, а введение ЧП как бы в обход Президента, дорожившего своей демократической репутацией, и в случае положительного исхода он вполне мог вернуться в президентское кресло (для чего и был создан миф о его болезни). «Заговорщики» все время действовали с оглядкой на истинного «хозяина». [1, с.445] Они сначала объявили ЧП, а потом ввели войска, потому что всерьез использовать их не собирались, а лишь устрашали своих политических противников. Они предполагали договориться с позиции продемонстрированной силы; не штурмовали Белый Дом, потому что не были готовы брать на себя ответственность за кровопролитие, уповая на возможность решить дело конституционно – чрезвычайный съезд народных депутатов должен был узаконить все предпринятые действия. Ельцин, не приняв предложенных правил игры, резко обострил ситуацию и легко победил, объявив верхушку законного союзного правительства заговорщиками и узурпаторами. Победители много говорили о роли народа в разгроме «сил реакции» и защите демократии, но факты свидетельствовали о том, что события носили «верхушечный характер». В своей массе народ безмолвствовал.

      Итогом  августовских событий стало устранение с политической сцены КПСС. Указом российского Президента ее деятельность была приостановлена на территории России. Генсек призвал ее ЦК к самороспуску, что тот безропотно выполнил. Многомиллионная партия исчезла, не оказав, в сущности, никакого сопротивления. Партийные массы, привыкшие подчиняться дисциплине и слепо верить вождям, не были способны на инициативу, а директив от вождей не последовало. Бюрократический партаппарат, пораженный карьеризмом и корыстолюбием,  давно оторвался от рядовых коммунистов, и значительная часть его была уже готова воспринять либеральные ценности, включиться в процесс гигантского передела власти и собственности в стране.

      Горбачев  твердо стоит на том, что «срыв  подписания нового Союзного договора — это дело рук ГКЧП», что «без путча никто не смог бы развалить СССР», что «путч подтолкнул процесс дезинтеграции», поскольку «в ряде республик руководители стали на сторону ГКЧП, и когда путч провалился, они поняли: придется давать ответ и сразу начали принимать решения о независимости». [3, с.175] Путч, несомненно, серьезно ослабил центр и подтолкнул процесс расчленения государства, хотя большинство республиканских лидеров восприняли его как свершившийся факт или даже поддержали, подобно «борцу за независимость» Кравчуку. Одних путч напугал, другим (большинству) продемонстрировал слабость и импульсивность центра, третьим дал повод красивее обставить свое уже твердое намерение отделиться от Союза. Но при всем при том путч лишь подтолкнул процесс, но не начал его и не предопределил его исход.

      В отношении к августовскому путчу  я поддерживаю мнение историков, которые утверждают, что ГКЧП это дело рук М.С. Горбачева, для того чтобы хоть как-то спасти Союз от распада, а подтолкнули его к этому итоги референдума, где за сохранение СССР высказалось большинство. Действуй он открыто, применив напор и силу, возможно у него что-то и получилось. Большинство народных масс приняло нейтралитет в период с 19-21 августа 1991 года, а призвав к патриотизму, за сохранение единства, народ пошел бы за ним. Но Горбачев не был сторонником силовых методов, а Ельцин не упустил шанс взять власть в свои руки.

      Выводом следует считать ускорение окончательного распада Советского Союза благодаря  последствиям августовских событий. М.С. Горбачев остался первым и единственным президентом уже не существовавшего  СССР.

§8

Беловежское соглашение

      После августовских событий Президент СССР попытался реанимировать Ново-Огаревский процесс, побуждая руководителей бывших союзных республик, представленных в Госсовете, продолжить работу над Союзным договором. Но политическая ситуация стремительно развивалась в сторону дальнейшего усиления сепаратистских настроений, чему способствовала неудачная попытка ГКЧП удержать Союз от распада. Сыграли свою роль и первые самостоятельные шаги российского руководства, поспешившего продемонстрировать притязания на роль нового центра и свой особый статус в рамках предлагаемого Союза Суверенных Государств.

      В Беловежской Пуще (близ Бреста), в  декабре 1991 г. тайно собрались лидеры трех республик – Белоруссии (С. Шушкевич, В. Кебич), России (Б.Ельцин, Г. Бурбулис, Е Гайдар, С. Шахрай, А. Козырев и В. Илюшин), Украины (Л. Кравчук, В. Фокин), согласованный на заседании Госсовета вариант договора Ельцин предложил первым подписать украинскому президенту, он заявил категорическое «нет». Тут же встал вопрос  о подготовке нового документа. Так родилось «Соглашение о создании Содружества Независимых Государств».

      «Главной  целью Беловежья, - признался Д. Рэмнику А. Козырев - была не судьба Советского Союза, а судьба Горбачева. Такое же мнение высказал сам Горбачев: «Я думаю, это была главная вещь. Они в действительности не могли найти другое решение». [3, с.174]

      Один из самых активных «беловежцев», С. Шахрай назвал «образование Содружества Независимых Государств» (явно избегая слов «роспуск Союза») способом «предотвращения стихийного и гораздо более катастрофического распада СССР», добиться «мирного», «гладкого» развода, избежав участи Югославии. Это еще один миф. Вспомним кровавую жатву в «горячих точках» послеперестроечных лет: чеченскую, российско-осетино-ингушскую, грузино-абхазскую, молдавско-приднестровскую войны. Прибавим экономические и социальные конвульсии, вызванные искусственным, по живому сделанным разрывом: преждевременную смерть сотен тысяч людей, сломленных нищетой; маргинализацию целых социальных слоев: 25 миллионов русских и русскоязычных людей, брошенных на произвол судьбы за новыми рубежами: наконец, кризис в который погружены многие постсоветские республики. Картина будет почище югославской.

      Тезис о «неизбежности» распада СССР опроверг даже один из главных «пущистов» Г. Бурбулис - правда, через 17 лет после Беловежского сговора, 12 декабря 1998 года в передаче ОРТ «Как это было». Он заявил, «что распада можно было избежать, а его участникам надо было бы не иметь сердца, чтобы не переживать сокрушение такого государства» [3, с.174]. Но тут же последовали документальные кадры - и их невозможно смотреть без отвращения, - где эти «участники» откровенно веселятся после подписания документа, улыбаются, целуются и поздравляют друг друга. Ельцина по прибытии в Москву пришлось выносить из самолета.

      Г. Попов рассказывал, что российская делегация отправилась в Беловежье втайне даже от него — в ту пору сопредседателя «Демократической России» и мэра Москвы, поскольку он считал, что можно обойтись без роспуска СССР». Но факт остается фактом: российские «демократы» были не только инициаторами беловежского сговора, но и одной из главных движущих сил дезинтеграционных процессов. Они использовали Россию как таран для разрушения СССР - и это самое главное.

      Российские  сепаратисты в любом случае постарались  бы довести свое дело до конца. «В 1990 году я уже начал готовить Беловежье, по сути» [3, с.175], — вырвалось однажды у Бурбулиса». В курсе был и посол США: «Г. Бурбулис и его коллеги набрасывали проекты «просторных» соглашений, которые дали бы России предлог для поглощения институтов СССР и превращения России в его правопреемницу. Бурбулис вез эти проекты, когда сопровождал Ельцина на беловежскую встречу. Шушкевич признает, что «существовал договор-заготовка, разработанный еще в феврале славянской «тройкой» вместе с Казахстаном», однако принадлежащие Бурбулису формулировки относительно прекращения существования СССР «шли гораздо дальше, чем имели в виду представители Белоруссии». [3, с.175]

      4 ноября 1991 года, за месяц до Беловежских  соглашений, по российской инициативе  лидеры союзных республик решили  упразднить все союзные министерства, за исключением пяти. 15 ноября Ельцин, узурпируя полномочия правительства СССР, своими указами установил контроль над всеми советскими финансовыми институтами и значительной частью внешней торговли. И только через три недели последовала поездка в Минск.

      Беловежский «пакт на троих» в известной мере поощрила и обстановка, в которой готовился Союзный договор. Соглашение Горбачева и глав девяти республик о работе над его новым вариантом (о «Союзе суверенных государств») было обнародовано одновременно с их заявлением, которое посягало на базовые положения Конституции и предусматривало радикальное преобразование всех центральных властей (включая роспуск Съезда народных депутатов и ликвидацию союзного правительства), кроме президентства. Горбачев, еще раз проявив свои выдающиеся манипуляторские способности, буквально навязал ошеломленному съезду решение о самоликвидации, не предполагая, что это — пиррова победа. Дальнейшая работа над Союзным договором проходила вне какого-либо общественного контроля, в узком кругу, фактически тайно. На заданный, на заседании Верховного Совета вопрос о роли союзного парламента в подготовке договора Горбачев ответил кратко: «Не мешать».

      Некоторые наблюдатели, и в том числе американский посол, склонны считать главным стимулом действий Ельцина неприязнь к Горбачеву. Но главным все же было другое. Последующие годы убедительно продемонстрировали, сколь много значит для Ельцина власть. Теперь уже можно констатировать, что возглавлявшаяся тогда Ельциным оппозиция была не столько оппозицией курсу Горбачева, оппозицией во имя реформ, как уверяли, сколько оппозицией ради власти, за которую Ельцин был готов заплатить любую цену.

      Инспирируя  Беловежские соглашения, российское руководство едва ли сознавало, что это — не полустанок, а конечная станция, рубеж, взятый навсегда. Оно явно рассчитывало, что «развод» станет для России лишь зигзагом, за которым вновь последует этап «собирания земель» под ее руку. Сказался провинциализм, сдобренный изрядной дозой «державного» высокомерия и иллюзиями насчет того, будто Россия, оставшись одна, только выиграет. Но более всего поражает хладнокровие, с которым творцы, всех рангов, Беловежских соглашений переломили жизнь десяткам миллионов людей.

        Все богатство советского опыта отныне представало в американской прессе как «семь десятилетий (существования) косного и безжалостного полицейского государства», «не просто империя или катастрофа... а гигантское преступление», «рана, наносимая народу... в течение большей части столетия», «ужасное прошлое» и история, «насквозь пропитанная злом даже большим, чем мы думали раньше». Один известный публицист даже заявил, что «фашистская Россия» была бы «гораздо лучше». [5, с.186] Американские ученые дружно вернулись к старым советологическим аксиомам, гласившим, что система всегда была не реформируемой, а ее судьба — предрешенной.  Эволюционный «средний путь» Горбачева якобы был «химерой», как в свое время и НЭП, и, стало быть, Советский Союз потерпел крах из-за «недостатка альтернатив». Соответственно, большинство ученых, даже в свете последовавших трагических событий, больше не задавались вопросом: а, может быть, для России или любой другой бывшей советской республики, формировавшийся заново, Советский Союз стал бы лучшей надеждой на посткоммунистическое будущее? Напротив, они настойчиво твердили, что все советское «должно быть отброшено» путем «полного сноса всего здания политических и экономических отношений». [5, с.187]

    В отличие от них, большинство российских граждан сожалели и продолжают сожалеть о кончине Союза не, потому что они тоскуют по коммунизму, а потому что лишились более предпочтительного для них государства и образа жизни.

    По  мнению ряда российских ученых, советская  перестройка была одной из упущенных альтернатив. И эта упущенная альтернатива, уверены они, заключалась в возможности сделать Россию демократической и рыночной с помощью более постепенных преобразований, приемлемых для всех и менее болезненных, а значит, более продуктивных и менее затратных, чем те, что были выбраны после 1991 года.

    «В самом общем смысле существовали грозные параллели между распадом Советского Союза и крахом царизма в 1917 году» [5, с.187]. И в том, и в другом случае способ, которым был положен конец прежнему порядку, привел к почти полному уничтожению российской государственности и на долгое время вверг страну в состояние хаоса, войны и лишений, называемое русскими очередной Смутой. Опять надежды на эволюционное, поступательное движение в направлении демократии, экономического процветания и социальной справедливости были разрушены, а горстка радикалов навязала нации чрезвычайные меры. Опять огромное государство оказалось раздираемым на части упорной борьбой за собственность и землю, а победители, разрушив устоявшиеся экономические и прочие жизненно важные структуры, принялись возводить их с нуля, как будто не имея за собой никакого прошлого. Опять элиты, действуя во имя лучшего будущего, оставили общество глубоко расколотым. А расплачиваться за все это вновь был вынужден народ.

    Ельцин  и его помощники обещали, что принимаемые ими крайние меры являются «чрезвычайными», но, как это уже бывало в России, последний раз — при Сталине в 1929-1933 годах они скоро переросли в целую систему управления. У этих шагов была и своя политическая логика: покончив с советским государством способом, далеким от легитимности и популярности, правящая ельцинская группа вскоре начала бояться реальной демократии. В частности, независимый, свободно избранный парламент и возможность лишиться, тем или иным способом, властных полномочий рождали у новых правителей страх «пойти под суд и в тюрьму». [5, с.187]

    Беловежский акта не только послужил толчком к разрушению государства, но и стал главной причиной резкого падения производства на всех бывших советских территориях, которое в 1990-е годы сократилось почти вдвое, что в свою очередь способствовало массовому обнищанию населения и распространению сопутствующих бедности социальных патологий, оставшихся «главным фактом» российской жизни и в начале XXI века.