Реформа по отмене крепостного права

 «Севастополь  ударил по застоявшимся умам»,  — этим крылатым афоризмом  В. О. Ключевский точно определил  тот перелом в общественном сознании, оценках реального соотношения сил в войне, внутреннего положения страны и перспектив ее дальнейшего развития, который вынудил Александра II и правящие верхи начать радикальные реформы после заключения Парижского мира 1856.

Объявляя об условиях заключенного мира, Александр II отмечал в манифесте внутриполитические задачи, стоящие перед Россией: «…да утверждается и совершенствуется ее внутреннее благоустройство, правда и милость да царствует в судах ее, да развивается повсюду и с новой силой стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый под сенью законов, всем равно справедливых, всем равно покровительствующих, да наслаждается в мире плодами трудов невинных».

С окончанием Крымской войны (1856) в истории  России началась, как ее называли современники, эпоха освобождения, или эпоха Великих реформ. Требование отмены крепостного права было выдвинуто представителями передовой общественно-политической мысли еще в конце XVIII в., все крупнейшие писатели говорили об аморальности крепостного права, за его отмену боролись тайные общества.

Глава III Подготовка реформы.

А. А. Корнилов в своем труде о крестьянской реформе хорошо подметил: «В цивилизованных странах при нормальном течении  дел, каждая коренная реформа общественного строя, являясь результатом сознанной потребности, подготовляется долгим обсуждением в печати и в обществе и потому, при самом приступе к делу, для правительства бывают обыкновенно вполне ясны и основные принципы назревшего преобразования, и возможные пути его осуществления. Не таков был приступ к крестьянской реформе в России. Хотя необходимость реформы всеми ясно чувствовалась и в обществе, особенно в среде просвещенной части дворянства, были люди, ясно представлявшие себе, и принципы возможный ход и исход этого дела, однако же полное отсутствие гласности и запрещение обсуждать этот вопрос в печати и даже в различных общественных собраниях лишали правительство возможности сразу опереться на ясно формулированное содержание крепостного вопроса и затрудняли сознательный и разумный выбор пути к наилучшему его разрешению».

Выступление Александра II перед московским дворянством.

30 марта  1856 г., т. е. вскоре по заключении  мира, император отправился в  Москву. Здешний генерал-губернатор, известный крепостник граф Закревский, ходатайствовал перед императором о желании местного дворянства представиться государю по поводу распространившегося среди него слуха, что правительство замышляет отмену крепостного права. Император принял московского губернского предводителя дворянства князя Щербатова с уездными представителями и вот что приблизительно сказал им: «Слухи носятся, что я хочу дать свободу крестьянам; это несправедливо,— и Вы можете сказать это всем направо и налево; но чувство, враждебное между крестьянами и их помещиками, к несчастью, существует, и от этого было уже несколько случаев неповиновения помещикам. Я убежден, что рано или поздно мы должны к этому прийти. Я думаю, что и Вы одного мнения со мной; следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу. Скажите это своим дворянам, чтобы они подумали, как это сделать» Эти слова, как громом, поразили слушателей, а потом и все дворянство, а дворяне только что надеялись укрепить свои права и с такой надеждой готовились встретить коронацию, назначенную на август того года. Новый министр - Ланской обратился к императору за справкой, что значат его московские слова. Император отвечал, что он не желает, чтобы эти слова остались без последствий. Тогда в министерстве внутренних дел начались подготовительные работы, цель которых еще пока не была выяснена.

Слова, сказанные  перед московскими крепостниками, отражали два взаимоисключающих  положения. С одной стороны, царь заявлял о своем нежелании  отменить крепостное право, с другой — указал на необходимость все же осуществить эту реформу. Однако это выступление нельзя рассматривать как начало подготовки отмены крепостного права. Во-первых, сам Александр II, понимая необходимость отмены крепостного права в силу создавшихся условий, вместе с тем всячески оттягивал решение этого вопроса, противоречившего всей его натуре, и, во-вторых, приступить к подготовке отмены крепостного права без согласия дворянства, интересы которого выражал царизм, было невозможно. Это находит' прямое подтверждение в письме Александра II к своей тетке великой княгине Елене Павловне в конце 1856 г.: «...я выжидаю,— писал он,— чтобы благомыслящие владельцы населенных имений сами высказали, в какой степени полагают они возможным улучшить участь своих крестьян...» 

В первый год  царствования Александра II на его имя стали поступать "записки" и письма с критикой пороков существующих порядков и предложениями о проведении реформ. Эти "записки" и письма расходились во множестве списков, встречая живейший отклик в различных общественных кругах России. Широкую известность тогда получили критическая записка П.А. Валуева "Дума русского" (1855) и серия "политических писем" М.П. Погодина (1854-1856). Погодин, который ранее (в 30 - 40-х годах) защищал николаевскую систему и был одним из видных идеологов "официальной народности", теперь заявлял: "Прежняя система отжила свой век. Сам Бог, взяв с поприща действий покойного государя, показал нам, что для России теперь нужна другая система". Он предлагал Александру II "объявить твердое намерение освободить крестьян", ввести гласность и "свободу книгопечатания".

У А. А. Корнилова  замечено: «Для людей просвещенных и сколько-нибудь проницательных неизбежность и неотложность коренной перемены режима стала довольно ясна еще при Николае. Погодин с непривычною в то время смелостью высказал это в своих политических письмах", из коих некоторые были доставлены самому императору Николаю . Хомяков выразил тоже настроение с большой силой и резкостью в известном стихотворении к России, которое во множестве списков ходило тогда по рукам. Ю. Ѳ. Самарин, Черкасский, Аксаковы, Кошелев, И. С. Тургенев были проникнуты таким же настроением».

«Записка  об освобождении крестьян»  К. Д. Кавелина.

В годы начала царствования Александра в обществе ходило множество записок, содержащих освободительные идеи. Были и такие, которые специально были направлены на пропаганду идей отмены крепостничества, для осознания обществом необходимости этого шага. Таковой была записка К. Д. Кавелина по крестьянскому вопросу. С конца 1855 г. она начала путешествовать по кружкам гостиным, салонам, редакциям и канцеляриям.

Крепостное  право, считал Кавелин,— это главный  узел, в котором сплелось опутавшее  Россию зло. Но этот узел надо развязать, а не разрубить. Насильственное решение  вопроса не внесет успокоения. России, писал Кавелин, нужны мирные успехи. Надо провести такую реформу, чтобы обеспечить в стране “на пятьсот лет внутренний мир”.

Кавелин считал, что можно и нужно пренебречь правом помещиков на личность крестьянина, но нельзя забывать об их праве на его труд и в особенности на землю. Поэтому освобождение крестьян может быть проведено только при вознаграждении помещиков. Другое решение, заявлял Кавелин, “было бы весьма опасным примером нарушения права собственности”.

Но нельзя, подчеркивал Кавелин, упускать из виду и интересы крестьян. Они должны быть освобождены от крепостной зависимости, за ними надо закрепить ту землю, которой они владеют в настоящее время. Разработку выкупной операции правительство должно взять на себя. Если оно сумеет учесть интересы помещиков и крестьян, то два сословия сначала сблизятся, а затем сольются в один земледельческий класс. Внутри его исчезнут сословные различия и останутся только имущественные. “Опытом доказано,— писал Кавелин,— что частная поземельная собственность и существование рядом с малыми и больших хозяйств суть совершенно необходимые условия процветания сельской промышленности”.

Отмена крепостного  права, как надеялся мыслитель, откроет  путь другим реформам: преобразованию суда, устранению цензурного гнета, военной реформе, развитию просвещения.

В составлении  и распространении записки Кавелин  видел свой гражданский долг, “святейшую из святейших обязанностей, хотя бы в конце ее стояли крепость, Сибирь или виселица”. Никто тогда не знал, как обернется дело. При  Николае люди отправлялись в ссылку и по менее значительным поводам.

 Крепостники  встретили записку Кавелина с  раздражением. Говорили, что он писал  “по заказу Пальмерстона”(английского  премьер-министра). Сторонникам сохранения  крепостничества удалось настроить  против Кавелина самого царя. Кавелин потерял место наставника цесаревича, а затем был удален из Петербургского университета. Тем не менее, его записка предопределила многие положения крестьянской реформы.

Журналы «Колокол» и «Современник»  о крепостном праве.

В 1855 г. А. И. Герцен приступил к изданию в  Лондоне альманаха “Полярная  звезда”. Поместив на обложке силуэты  казненных декабристов, он подчеркнул, что их традиции и идеалы продолжают жить. В альманахе печатались материалы  о декабристах, Пушкине, Белинском, Чаадаеве.

Успех “Полярной  звезды” привел Герцена к мысли  о выпуске периодического бесцензурного  издания, которое могло бы быстро откликаться на текущие события, пропагандировать идеи освободительного движения. С 1 июля 1857 г. Герцен и Огарев стали издавать газету “Колокол”. В первом номере Герцен выдвинул программу из трех пунктов:

1) освобождение  крестьян;

2) упразднение  цензуры; 

3) отмена  телесных наказаний.

 В дальнейшем  Герцен уточнил, что он имеет  в виду освобождение крестьян с землей, выкупленной государством.

Это была программа-минимум. В то время Герцен не затрагивал, например, вопроса о конституции. Но реализация даже минимальной программы  во многом изменила бы обстановку в  России. В открытом письме Александру II, называя себя “неисправимым социалистом”, Герцен подчеркивал умеренность и реализм своих конкретных Требований: “Я стыжусь, как малым мы готовы довольствоваться, мы хотим вещей, в справедливости которых Вы так же мало сомневаетесь, как и все. На первый случай нам этого довольно”.

Издание “Колокола” стало вершиной общественно-политической деятельности Герцена. Его незаурядное мастерство писателя, публициста, редактора содействовало успеху первой русской бесцензурной газеты. “Колокол” читали в России все образованные люди, от высших сановников до гимназистов, о нем спорили, его передавали из рук в руки, он распространялся по всей стране. На Нижегородской ярмарке “Полярная звезда” и “Колокол”были в числе самых ходких товаров.

“На меня,—  вспоминал впоследствии Герцен,—  обрушился

ливень писем и корреспонденции из всех частей России”. Иногда в его руках оказывались целые подборки документов о злоупотреблениях высших должностных лиц. Не жалея времени и сил, Герцен разбирался с этими бумагами. В “Колоколе” появился особый отдел “Под суд”. Разоблачений в герценовской газете многие боялись не меньше, чем официального судебного разбирательства.

Между тем  в России продолжалась “оттепель”. В 1856—1857 гг. вернулись из ссылки декабристы и петрашевцы. Им, правда, запретили  жить в столицах. Бывшие ссыльные разъехались по провинции и в дальнейшем приняли активное участие в подготовке и проведении крестьянской реформы. Многие из них гласно или негласно сотрудничали в “Колоколе”и “Полярной звезде”.

В начале 1858 г. журналам было разрешено печатать статьи по крестьянскому вопросу. Тогда же Н. Г. Чернышевский опубликовал в “Современнике”записку Кавелина. И Чернышевский, и Кавелин были в то время сторонниками отмены крепостного права сверху, в результате реформы. Это совпадение, однако, не свидетельствовало об их идейной близости.

Кавелин был  либералом, приверженцем западного  пути развития России. Социалистических идей он не разделял, но к их сторонникам  относился с присущей ему терпимостью.

Николай Гаврилович Чернышевский, выпускник Петербургского университета, был социалистом, материалистом и атеистом. Российскую крепостническую действительность он ненавидел, но не меньшее отвращение вызывал у него капиталистический строй, утвердившийся в западных странах. Вслед за Герценом Чернышевский полагал, что, используя русскую крестьянскую общину, можно “перепрыгнуть” через капитализм и построить социалистическое общество на заранее разработанных разумных основаниях. Поэтому он считал, что общину нужно, во что бы то ни стало, сохранить там, где она существует, и путем убеждений и разъяснений создать там, где крестьяне не знают общинного землепользования. Но община казалась Чернышевскому все же несовершенной организацией:

в ней было общественное пользование землей, но каждая семья трудилась отдельно. В дальнейшем, считал Чернышевский, произойдет переход к коллективным формам труда.

Проект Кавелина вскоре перестал удовлетворять Чернышевского, который пришел к выводу, что крепостной труд вовсе не должен подлежать выкупу, а за землю, отходящую к крестьянам, помещики должны получить только символическую плату от государства. В споре о крестьянской реформе точка зрения Чернышевского оказалась самой радикальной.

Крайние точки  зрения (левые и правые) имеют  право на существование. Они помогают найти компромисс, “золотую середину”. Но сами по себе радикальные воззрения чаще всего несостоятельны. Крайние решения почти неизбежно приводят к тяжелым последствиям. Реализация плана Чернышевского вызвала бы жестокое потрясение, а то и разорение большинства помещичьих хозяйств. Между тем крепостная система строилась на том, что именно помещик изымал излишки продуктов (а часто и не только излишки) у непосредственного производителя и отправлял их на рынок. Само по себе крестьянское хозяйство было в массе своей натуральным и слабо связанным с рынком. Разорение помещиков прекратило бы вывоз хлеба из России и вызвало бы трудности в снабжении продовольствием армии и городов. Поиски компромиссного решения были жизненной необходимостью, а не только уступкой помещикам.

В 1857 г. в  “Современник” пришел Николай Александрович  Добролюбов. Он как литературный критик явно превосходил Чернышевского, но был менее искушен в жизни, а потому отличался большей прямолинейностью и беспощадностью в оценках. Особое раздражение вызывали у Добролюбова бесконечные либеральные разговоры, за которыми он не видел дела. Все либеральное движение Добролюбов считал “обломовщиной”, а либералов — “лишними людьми”. Разочаровавшись в “обломовщине”, критик возложил все надежды на “народное дело”, как иносказательно называл он революцию.