Сентиментализм в русском искусстве

Основной тон  драмы серьезный: нравоучительный, чувствительный, патетический. Чередование  трогательных и смешных сцен, характерное  для «слезной комедии», в драме  не применяется; комические элементы изредка присутствуют в ней лишь в характеристиках отрицательных персонажей, когда надо осмеять их странности, предрассудки и злонравие.⁶³ Но отрицательные персонажи вообще занимают незначительное место в сентиментальной драме и не определяют ее характера. Иногда вся драма составляется из одних положительных персонажей, и действие сводится к распутыванию тайн и соревнованию благородств и самопожертвований.⁶⁴ Чрезвычайно характерны фигуры героев, раскаивающихся в когда-то совершенных ими несправедливостях, подпавших под дурное влияние, введенных в заблуждение: они и в момент морального падения сохраняли чувствительность и сострадание,⁶⁵ а счастливая развязка дает им возможность искупить свои ошибки и в полном блеске проявить свое благородство. Именно это благородство, великодушие, сострадание, чувствительность определяют основной характер драмы.

Определяющим  тематическим началом сентиментальной  драмы является мораль. Часто весь сюжет сводится к элементарному моральному «уроку», «примеру». Сентиментальная мораль была основана на принципе внесословной добродетели. Понятие феодально-дворянской «чести» заменяется понятием общечеловеческого «благородства».⁶⁶ Драма борется против сословных предрассудков, против «надутых гордостию» вельмож, против чванства и спеси. Она неутомимо обличает богачей, у которых «от звуку золота все чувства оглохли и сердце замерзло к состраданию».

Эта борьба с  имущественным и сословным неравенством осуществлялась путем иллюзорной отмены всех социальных отношений в целом и перенесения вопроса в плоскость морали. Именно там и утверждалось равенство: все равны перед лицом добродетели, и только в ней — подлинное счастье. Оно доступно всем. Постоянно говорится о том, что не деньги дают счастье («Мне кажется, что все их — равнодушных богачей — увеселения, роскошные пиршества, не могут сравниться нигде с тою слезинкою, которая упадет на грудь благотворителя»), что богатые и знатные тоже страждут: «Но разве вельможи счастливее тех, которых они угнетают, разве они не пьют чашу горести наравне с прочими. Нет, они также страдают в свою очередь: заставляя трепетать других, они трепещут перед лицом справедливого государя».

Таким образом, если равенство уже царит в  области морали, если доступная всем добродетель дает истинное счастье, то проблема устранения «внешнего» общественного неравенства тем самым снимается. Проповедники чувствительной морали, критикуя пороки, не заинтересованы в обострении социальных противоречий. Наоборот, они стремятся сгладить их, установить мир между «состояниями» и тем укрепить и оправдать существующую социальную систему.

Для богачей  — мораль сострадания и благотворения, для бедных — мораль честной жизни, умеренности и благодарности. «Гордые  человеки! — восклицает добродетельный герой — вы презираете своих братьев, рожденных в бедной хижине! Вы, осыпаны будучи дарами слепого счастья, в роскошном упоении чувств ваших, пренебрегаете бедного в разодранном рубище. Берегитесь!» Чем же угрожает он «гордым человекам»? Восстанием бедняков? Может быть — «гневом небес»? Нет. «Берегитесь! чтобы бедняк, изнуренный голодом, томимый жаждою, не превзошел вас некогда богатством души своей!»⁶⁷

Равенство оказывается  иллюзорным, исключительно этическим. Более того, и в самой моральной  сфере это равенство оказывается  мнимым. В принципе исповедуется равенство; в принципе благородство не зависит от состояний. Однако на деле всегда сказывается классово-дворянская точка зрения, и даже самое понятие благородства иной раз используется для косвенного оправдания социального неравенства. «Видишь ли, Андрей, то право, по которому я называюсь твоим господином, — говорит дворянин Благотворов своему крепостному слуге, — твои чувства велят тебе отмщать, делать зло неприятелям твоим; а мои повелевают прощать и помогать им». Впрочем, тут же характерная оговорка: «Ах, как бы лестно было название господина, когда бы не порода, и не слепой случай давали нам право на это название, но личное достоинство и великодушие»⁶⁸ Таким образом идея морального равенства ограничивается пределами самого дворянства, используется как стимул нравственного усовершенствования класса.

Никакого «вольнодумства»  в сентиментальной драме нет. Наоборот, стремясь создать нравственные примеры, авторы драм зачастую руководились откровенно реакционными соображениями. «Матвеев, любезный друг! добродетельный человек! О возлюбленное отечество мое! пусть все дворяне будут Матвеевы — и тогда какой республиканец не оставит мечтательных выгод своей вольности и не поспешит под благотворную сень кроткого скипетра монарха, отца!» (Иванов. «Награжденная добродетель»).

Надо учесть чрезвычайную узость социального диапазона  дворянской эстетики, которая пыталась ограничить художника кругом «хорошего  общества». Особенно ненавистным для нее было изображение «подлых» разночинцев — «полудворян», приказных, лакеев, мещан — словом, героев буржуазной комедии и драмы.

«Правило комика есть забавлять и приносить пользу, — рассуждал И. И. Дмитриев в «Вестнике Европы» 1802 г., — какое же удовольствие найдет благовоспитанная девица, слушая ссору однодворца с его женою, брань дурака с дурою, которых каждое слово несносно для нежного слуха?»⁶⁹ Рассуждения кончаются безапелляционно: «для нас несравненно приятнее и полезнее видеть на театре наших знакомцев, нежели тех, которых мы не знаем и не хотим знать».

Эта характерная  точка зрения на социальный смысл театра с еще большей откровенностью и прямолинейностью была выражена в любопытнейшем «Письме к приятелю о русском театре» («Журнал российской словесности», 1805). Анонимный автор объясняет нерасположение «избранного общества» к русскому театру тем, что авторы пьес «занимают нас совсем не тем, чем бы занимать должно». «Что за удовольствие модным дамам слушать целый час разговор деревенских баб и девок?..Занимать нас мужицкими пиэсами — почти то же, что для черни играть Танкреда и Федру»⁷⁰. Исходя из этого, он развивает своеобразную, откровенно классовую теорию двух театральных систем — для «народа» и для просвещенной публики. Театр для народа он понимает в морально-прикладном плане, как средство классовой пропаганды: «тут бы я вывел на сцену пьяницу, пропивающего свое имение и повергающего в бездну нищеты свою семью; вывел бы слугу, который ослушивается своего господина, и показал бы все ужасные последствия непослушания. — Какую-нибудь ханжу... бабу ворожею...представил бы крестьянина, который... идет охотно в солдаты, зная, что в случае бедствия отечества в сердце истинного гражданина все должно умолкнуть, кроме гласа любви к отечеству и славе. Пиэсы такого рода были бы полезнее и занимательнее для народа, нежели непонятные для них трагедии, которые они смотрят и перетолковывают по-своему». На благородном театре я изобразил бы все те пороки и предрассудки, которым мы подвержены»⁷¹, — и далее следует перечисление традиционных тем высокой комедии: обличение модного воспитания, надутых гордостию эгоистов, мотов, ловеласов и т. п.

Еще более характерно понимание запретных тем: «Здесь на сцену я не пустил бы ни пьяниц, ни подьячих, ни мужиков — ибо  между истинно благородными и просвещенными людьми не может быть ни пьяниц, ни подьячих, ни плутов секретарей, ни грубых невежд — всю эту челядь я отослал бы на народный театр».⁷² Таковы были эстетические рогатки, преграждавшие развитие бытовой драмы.

Однако «сельская» тематика милостиво допускалась  на барский театр, но характер освещения  крестьянской жизни также был заранее предписан: крестьянская жизнь, очищенная от всего неблагородного, должна была служить примером добродетели и научать «надутых богачей» «священному равенству». «Представь мне пиэсы и другого рода, — пишет тот же аноним, — изобрази мне добродетель в низком состоянии — изобрази мне непорочность нравов деревенских жителей (хотя я и с трудом могу поверить, чтобы просвещение развращало нравы), я с удовольствием буду их смотреть, и какой русской, которого главнейшая добродетель есть любить отечество, не прольет радостных слез?»⁷³

Творчество  Ильина соответствовало этому заданию. Николай Иванович Ильин (1777—1823), драматург и переводчик, заслужил громкую известность как автор двух драм: «Лиза, или торжество благодарности» (1802, изд. 1803) и «Великодушие, или рекрутский набор» (1803, изд. 1804).

Драма Ильина «Лиза, или торжество благодарности» (1803) принадлежит к многочисленному ряду произведений, развивающих тему обольщения поселянки знатным любовником, тему неравной любви. Проблема неравной любви имела большую традицию в западной буржуазной литературе, начиная с «Новой Элоизы» Руссо. В России она была канонизована «Бедной Лизой» Карамзина, породившей большое количество разнообразных вариаций того же сюжета как в драме, так и в повести.⁷⁴ Для произведений этого рода характерно иллюзорное разрешение проблемы — равенство общественных «состояний» провозглашается в качестве морального постулата, но, «к счастью», его почти никогда не приходится осуществлять на практике: обнаруживается тайна благородного происхождения поселянки, и брак благополучно совершается без всякого потрясения социальных устоев. Таким образом идеи буржуазного равенства примирялись с дворянской идеологией, обращались в фикцию.⁷⁵

Однако, как  замечает В. В. Гиппиус, уже «то, что проблема равенства и неравенства входила в литературу и входила в форме прямой агитации против неравенства, что такое потрясение исконных законов общежития, как брак дворянина с крестьянкой, все же изображался и возможным, и привлекательным, и даже достойным сочувствия; наконец, самая идеализация героини-крестьянки, — все это было в какой-то степени прогрессивными элементами в литературной эволюции, хотя необходимость благополучных и натянутых развязок неизбежно понижала художественную ценность и значение этих произведений».⁷⁶

Уже в «Лизе» Ильин отвел значительное место  изображению крестьянской жизни, и уже здесь определилась линия идеализации крестьянских добродетелей и создана идиллия довольства крестьянским состоянием: «По милости матушки вашей мы ни в чем не имеем недостатка, — говорит Лиза. — Хлеб у нас всегда хорошо родится, скота и живота у нас много. Красное солнце, посещая нас, делает и жизнь нашу красною и веселою. Ах, сударь! вы и представить себе не можете, как весело и приятно жить в деревне...» и т. п.

Таким образом, так же как и в литературе, век сентиментализма в русском театре был непродолжителен. Однако отдельные черты этого художественного направления сохранялись довольно долго и в драматургии, и в сценическом искусстве. Сентиментализм подготовил распространение другого художественного направления — романтизма, оставившего более значительный след в русском искусстве.

Итак, сентиментализм можно определить как тенденцию  к мысли, направленную на выявление и усиление эмоциональной стороны художественного образа, непосредственно воздействующего на чувства человека. Формирование этого течения происходило в сложной общественной обстановке, многие исторические события повлияли на распространение сентиментализма в Европе и России.

В литературе сентиментализма авторы поставили в центр внимания человека во всей неповторимости его духовной жизни и психологических переживаний. Они утвердили ценность человеческой личности вне зависимости от её общественного положения, во всеуслышание, заявив, что добродетели и благородные чувства свойственны беднякам едва ли не в большей степени, чем богачам. Сентиментализм заставлял видеть в крестьянине человека, воспитывал гуманность, противостоял против несправедливости и зла если сентиментальную прозу можно упрекнуть в недостаточно острой критике виновников зла, то её глубокое сочувствие к жертвам этого зла не оставляет сомнения.

Сентиментализм  в русской культуре – явление, отражающее определённую стадию культурного развития, явление, которое невозможно рассматривать вне европейского контекста. Вместе с тем эстетические и нравственные принципы, утверждавшиеся новым направлением, органично соединились с отечественными традициями и русским классицизмом, хотя предпосылки для распространения сентиментализма в России были несколько другими, чем в Европе.

Идеалы сентиментализма  были выражены практически во всех сферах искусства XVIII в., наиболее полно – в литературе, живописи, театре. В этот период были созданы выдающиеся памятники русского искусства. Сентиментализм оказал непосредственное влияние на новые направления в XIX в., в частности, на возникновение романтизма.

Вместе с тем, становление  сентиментализма в культуре эпохи Просвещения проходило под влиянием третьего сословия, которое стремилось к тому, чтобы в обществе уделялось внимание душевному миру человека, его чувствам и эмоциям, независимо от его сословной принадлежности. Представители этого сословия стремились доказать, что, социальные условия не налагают никакого отпечатка на личность, мировоззрение и образ мышления человека. Таким образом, появление нового течения в искусстве наиболее полно отражало социальные взгляды этого периода и в конце XVIII в сентиментализм восторжествовал во всех странах Европы и в России, что оказало важное влияние на дальнейшее развитие искусства XIX в.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Когда заходит  разговор о романтизме, непременно вспоминают слова Вяземского: «Романтизм как домовой: все говорят, что  он есть, но как наткнуть на него палец?». Однако не менее справедливым будет это замечание, если вместо слова «романтизм» мы поставим «сентиментализм». Ведь это литературное направление отличается ничуть не большей определенностью. Более того, далеко не всегда оно признается важной эстетической тенденцией эпохи Просвещения, поглощаясь либо вовсе вытесняясь концепцией предромантизма. Однако анализ сентиментализма в его специфике выражает не только историко-литературную, так сказать «антикварную», потребность, но, как кажется, отвечает и некоторым самым актуальным  художественным тенденциям текущей жизни. Сентиментализм был связан с новым взглядом на человеческую природу, с приданием особой ценности сфере частной жизни, душевным переживаниям, чувствительности, сердечности и одновременно – с новым отношением к окружающей человека природе, к естественным ландшафтам, простоте и невозделанности. Сентиментализм порождал и порождает новые принципы этики, так называемый этический сентиментализм, основывая мораль на эмоциональной природе человека, его врожденной способности распознавать (чувствовать) добро и зло, судить о них, ощущать удовольствие от совершения и созерцания добродетели. Культура чувства осуществлялась главным образом эстетически – в искусстве, музыке, живописи, но более всего – в вербальных текстах, т.е. в романах, эссе, поэтических сочинениях, письмах, беседах.  Отбор слов, грамматические формы, синтаксические структуры ломали церковнокнижную стихию литературного языка, превращая его в орудие борьбы дворянской интеллигенции против архаических форм. Благодаря этому, а также благодаря некоторому расширению тематики, сентиментализм в России имел известное прогрессивное значение.