Становление новой России

          Приблизительно так же, как Гомер,  рассуждало большинство

 историков старого  и нового времени. Ни сил,  Ни знаний человеческих не  хватило

 бы для того, чтобы изобразить “всех рядовых  бойцов” в истории человечества.

 Поэтому история  должна ограничится рассказом  об одних “вождях и владыках”.

 Личная история  вождей, их деяния и судьба, их  взаимные отношения – таково

 должно быть  содержание исторического рассказа. А идеальной целью историка

 должно быть  – изобразить эти приключения  “вождей” с возможно большей  живостью и

 драматичностью, в возможно более совершенной  художественной форме. Но что  же

 делать со всей  остальной безымянной массой  людей, за которыми не числиться

 никаких подвигов, которые не оставили о себе  никаких исторических воспоминаней?

 Историки-рассказчики  игнорировали их вовсе, замечая  иногда, в своё оправдание

 или для успокоения  читателей, что история толпы  сама собой уже отразится в

 биографии героев  как её лучших и наиболее  ярких представителей.

           Не так давно, однако же, появилось  среди историков

 направление,  не предусмотренное Гомером. Направление  это решительно утверждало,

 что истинный  предмет истории – не биографии  “вождей”, хотя бы известные  нам в

 малейших подробностях, а именно жизнь народной массы,  по-видимому, вовсе нам не

 известная. Сторонники  нового направления прибавляя  к этому, что такая история,

 без собственных  имён, без событий, без сражений  и войн, без дипломатических

 хитростей и  мирных трактатов, не только  не будет недостоверна, но что  она,

 напротив, будет  несравненно достовернее той  истории, к которой нас приучали  до

 сих пор историки-повествователи. В доказательство они приводили  то соображение,

 что самая подробная  личная история есть, во-первых, самая  сомнительная в

 сущности, так  как никакой свидетель-очевидец  не может ни видеть, ни запомнить,

 ни передать  безошибочно всех подробностей  жизни известного лица или  всех

 частностей данного  события; во-вторых, что такая  история будет совершенно

 анекдотична и  случайна, так как существование  и деятельность личности зависит

 от тысячи мелких  и случайных причин. Наоборот, история  народной массы,

 утверждали они,  будет, заключать в себе только  одно существенное и неизменное;

 затем, такую  историю можно будет изучать  более точным научным методом:  методом

 наблюдения массовых  явлений, т. е. статистическим; наконец, в силу такого

 своего содержания  и метода история народной 

 массы даст  нам возможность впервые понять  причины и смысл исторических

 явлений; т.  о. история перестаёт быть предметом  простой любознательности,

 пёстрым сборником  “дней прошедших анекдотов”  – и сделается предметом, способным

 возбудить научный  интерес и принести практическую  пользу.

           В сравнительно короткое время  новое направление завоевало

 себе почти  всеобщее признание. История “событий”  отошла на второй план перед

 историей “быта”  – учреждений и нравов. Изучение  внешней истории (или т. н.

 прагматической, политической) должно было уступить  место изучению внутренней

(бытовой, культурной).

           Таков общий смысл переворота, совершившегося в наших

 исторических  понятиях. “Культурная история”  составляет предмет занятий, или  по

 крайней мере, стремление большинства историков  нашего времени. Но согласие

 между ними  очень скоро кончается,как только  речь заходит о том, что должно

 составлять содержание  культурной истории и с какой  целью её стоит изучать.

 Относительно  содержания среди историков господствует  разногласие. Одни готовы

 считать предметом  истории – развитие государства,  другие – развитие социальных

 отношений, третьи  – экономическое развитие. Ещё  недавно в основу исторического

 процесса историки  ставили развитие духовного начала; в наше время всё больше

 распространяется  пртивоположное мнение, по которому  всё развитие истории

 сводится к  развитию материальных потребностей. Оба эти проедставляются, однако,

 одинаково односторонними, и спор о первенстве того  или иного элемента истории

 кажется тоже  не особенно плодотворным. Необходимо, конечно, отличать более

 простые явления  общественного развития о более  сложных; но попытки свести  все

 перечисленые  стороны исторической эволюции  к какой-либо одной я считаю

 безнадёжными. Если  где-нибудь можноразличать простое  исложное, то это не в

 разных сторонах  человеческой природы, а в различных  ступенях её развития. В

 этом последнем  смысле развитие каждой стороны  историческо жизни начинается  с

 простого и  заканчивается сложным. Чем ближе  к началу исторического процесса,

 тем элементарней  проявление различных сторон  человеческой жизнии – материальной

 и духовной  – и тем теснее эти стороны  связаны друг с другом. Чем  дольше

 развивается процесс,  тем более различнфе стороны  процесса выделяются и тем

 сложнее становятся  продукты их взаимодействия.

           История может возбудить научный  интерес и принести

 практическую  пользу. Оба этих побуждения для  занятия историей – и научный

 интерес, и  практическая польза – одинаково  уместны и законы. Но не надо

 забывать, что  это – два различных побуждения. Там, где учёный спрашивает  о

 причине явления,  – практический деятель срашивает  о цели, вызвавшей это явление

 к жизни. Первый, ставя вопрос “почему”, – стремится  к установлению

 заканомерности  исторического процесса. Второй, со  своим вопросом “зачем”, –

 старается постигнуть  его целесообразность. Первый ищет  в истории только

 причинной связи  явлений; второрй добивается их  смысла. И если первый никоим

 образом не  может признать историческое  явление беспричинным, то второй  должен

 будет признать  это явление бессмысленным. Там,  где первый ограничется спокойным

 наблюдением фактов  и удовлетворится открытием их  внутреннего отношения, – там

 второй постарается  вмешатся в ход событий и  установить между ними то отношение,

 какое ему желательно. Одним словом, первый поставит  своей целью изучение,

 второй – творчество; один откроет законы исторической  науки, а другой установит

 правила политического  искусства.

           Во всём этом параллелизме  нет ничего неправильного и

 незаконного.  Наука и искусство всегда и  везде существовали рядом, не  мешая друг

 другу и не  врываясь в сферу взаимной  деятельности. Искусство нуждается  в науке:

 в данном случае, политическое искусство нуждается  в законах политической науки,

 без знания  которых не могут быть установлены  его правила. Возьмём

 последовательность  различных форм государственного  устройства. Из античной

 жизни известно, что за патриархальной монархией  следует господство

 аристократии, затем  идёт демократизация государственного  строя, кончающаяся

 господством черни  и возвращением к новой форме  монархии. Этот общий результат

 мы должны анализировать  дальше, что бы выделить отдельные,  создавшие его

 факторы. Может  оказаться, что и выделенные  факторы будут не простыми

 элементами, а  сложными равнодейсвующими более  элементарных сил. Мы остановимся

 в этом анализе  тогда, когла дойдём до элементов,  иэвестных нам из соседней

 области знания, т. е. когда увидим, что явления  исторического процесса находят

 объяснение в  психологии и вместе с последней  опираются на всё здание

 закономерности  более простых явлений мира 

 –  физических, химических или

 физиологических.

2.НАСЕЛЕНИЕ.

           От количества населения в  стране зависит степень

 экономического  развития данной страны. Чем гуще  населена данная местность, тем

 больше труда  может проявить насепение, тем  лучше оно может распределить  между

 собой этот  труд, тем больше оно может  накопитьсбережений, необходимых для  того,

 чтобы создать  или улучшить орудия и с  их помощью извлечь из наименьшего  количества

 труда наибольшую  пользу.

           Связь тутвзаимная. Если рост  населения заставляет искать

 население новые  формы экономической деятельности, то и новые формы

 экономической  деятельности могут вызвать рост  населени.

 Все современные

 высокоразвитые  страны или районы достаточно  плотно заселены: Европа, США, юг

 Канады, Япония. А  плотнонаселённые страны Юго-Западной  Азии после освобождения

 от колониального  гнёта и феодальных отношений  активно развиваются.

           Мальтус написал свою знаменитую  книгу (1798), в которой слагал

 всю вину нищеты  рабочего класса на него самого  – на его непредусмотрительное

 размножение,  – и доказывал, что население  растёт гораздо быстрее, чем

 увеличиваются  средства существования, – в  силу неизбежного законо природы.

           Присмотревшись к фактам, экономисты  скоро нашли, что теория

 Мальтуса основана  на слишком отвлечённом расчёте.  Оказалось, что поскольку она

 верна, она  не предусматривает закона развития  населения во все времена иу  всех

 народов, а  только частное наблюдение над  размножением одного рабочего  класса

 при условиях  современного капиталистического  строя. Приспособление населения  к

 средствам существования  совершалось гораздо тоньше и  сложнее, чем полагал

 Мальтус. В  действительности излишек населения  не истреблялся “пересекающими

 средствами”  вроде голодной смерти людей,  не нашедшим себе места на  жизненном

 пиру. Против такого  излишка скорее дейсвовали “предупреждающие  средства”, т.е.

 уменьшение количества  браков и количества рождений, как только экономические

 условия становмлись  неблагоприятными (как сейчас в  Рссии). Наконец, что всего

 важнее, было сделано  биологоческое наблюдение, в силу  которого увеличение

 благосостсяния  и развитие индивидуальности  неизменно ведёт за собой

 ослабление  производственной  силы и

 приостановку  роста населения: типчный пример  – Западная Европа.