Взаимоотношения Руси и Византии

Несколько иначе  обстояло дело с походом князя  Игоря в 941 г. Очевидно, князь и его советники задумали его как повторение удачного набега Олега в 907 г. Однако удача на это раз оказалась не на стороне киевского князя. Во-первых, князю не удалось добиться внезапности – о появлении русского флота в Константинополе заблаговременно узнали от болгар. Преемник Симеона, Петр, проводил провизантийскую политику, будучи союзником Империи по договору от 927 г. Благодаря его предупреждению император Роман I Лакапин успел предпринять меры для защиты столицы, хотя снова, как и в 860 г., большая часть флота и полевая армия находились на Ближнем Востоке, где продолжалась война с арабами. Во-вторых, после того, как стало ясно, что молниеносный набег не удался, Игорь (возможно, под давлением своих советников, дружины и наемников), допустил серьезную ошибку.  

Вместо того, чтобы отступить, удовольствовавшись результатами грабежа предместий Константинополя, он попытался продолжить грабительские  набеги на владения Византии. Его флот, не сумев противостоять небольшой  эскадре патрикия Феофана, в составе  которой входили огненосные корабли, отошел к берегам Пафлагонии. Здесь  русы продолжили опустошать имперские  владения до конца лета. Судя по всему, в войске князя было немало скандинавских  наемников, поскольку образ действий Игорева войска сильно смахивал на действия викингов в Англии и Европе – набег с моря, захват добычи и пленных и быстрый отход  к кораблям.  

Однако то, что  проходило в Европе, где королевская  власть была чрезвычайно слаба и  неспособна организовать отпор морским  разбойникам, то в Империи, где власть императора оставалась столь же могущественной, как и раньше, а государственная  машина продолжала исправно функционировать, такая тактика дала серьезный  сбой. Император успел вернуть флот, отозвать с арабского фронта войска под началом лучших полководцев Иоанна Куркуаса и Варды Фоки. Они разгромили действовавшие на суше отряды русов, остатки которых бежали на корабли, поджидавшие их у берега, после чего Игорь повел свой флот домой. Однако продвигавшийся вдоль западного побережья Черного моря русский флот был перехвачен эскадрой патрикия Феофана и разгромлен. 

 Причины поражения  Игоря хорошо заметны – с  самого начала поход не был  неожиданностью для имперских  властей, и они сумели предпринять  контрмеры, а попытки Игоря  и его воевод возместить ущерб  от неполученной дани и выкупа  за счет ограбления черноморского  побережья Империи привели к  потере инициативы и переходу  ее в руки имперских стратигов.  Неудача Игоря еще раз подтверждает  тезис, что успешные действия  русов против Империи были  обусловлены прежде всего именно  стремительностью их действий  – чем дольше затягивался поход,  тем больше времени император  и его советники имели времени  для сбора войск и перехода  в контрнаступление. Набеговые же  операции могли быть предприняты  относительно небольшими силами, которых было явно недостаточно  для ведения нормальной «большой»  войны. 

Игорь прекрасно  обдумал этот урок, и после трехлетней подготовки снова направился в поход, носивший явный характер демонстрации военной мощи его державы. Эта экспедиция носила «правильный», комбинированный характер и не являлась обычным набегом, поскольку войско киевского князя, как и без малого сорок лет назад, двигалось одновременно и морем, и сушей. Имперское правительство решило не искушать судьбу, тем более что Иоанн Куркуас и Варда Фока успешно действовали в это время против арабов в Малой Азии, и пошло на заключение мирного договора, откупившись от Игоря богатыми дарами. 

Походы 941 и 944 гг. стали своеобразным Рубиконом в  истории русско-византийских конфликтов. В Киеве пришли к выводу, что  эпоха удачных набегов на Империю  закончилась, и для того, чтобы  добиться от нее более или менее  серьезных уступок, необходимо предпринимать  вести «нормальную» войну, разбить  имперские войска и продиктовать условия мира обессиленному неприятелю. Такой вывод был довольно своевременен, поскольку 2-я половина Х в. – время  усиления Византийской империи и  перехода ее в успешное контрнаступление против своих врагов практически  на всех фронтах. Одолеть такого врага  одними набегами, рассчитанными более  на психологическое воздействие, нежели на реальное ослабление врага, было уже  невозможно. Однако большая война  требовала и серьезной подготовки, соответствующих сил и средств. И если предположить, что дунайский  поход Святослава Игоревича был  не просто грабительским набегом, а  серьезной внешнеполитической акцией, хорошо продуманным шагом, то необходимо признать, что киевский князь весьма основательно подготовился к нему. Дунайскому его походу предшествовали покорение вятичского племенного союза, разгром Хазарского каганата, вторжение на Северный Кавказ и подчинение власти Киева касогов и ясов. Эти кампании обеспечили Святославу контроль над большей частью волжского торгового пути, дали богатую добычу, возможность пополнить свою армию ратниками вятичей, касогов и ясов, произвели необходимое впечатление на печенегов и вывели его на непосредственные подступы к византийским владениям в Северном Причерноморье и в Крыму. 

Обращает на себя внимание тщательная подготовка Святославом своего дунайского похода с дипломатической стороны. Он заключил союз с уграми, которые дали ему  блестящую легкую и тяжелую конницу, договорился о поддержке его  действий со стороны императора Никифора Фоки. Последний, заинтересованный в  том, что русский князь своим  нападением ослабил болгарского  царя Петра и перестал угрожать владениям  Империи в Крыму, не только обеспечил  дипломатическое прикрытие действиям  Святослава на Балканах, но и даже частично его профинансировал. 

 Можно предположить, что, готовясь к походу на  Дунай, Святослав не мог не  принимать в расчет слабость  Болгарии, которая при Петре Симеоновиче  стремительно клонилась к упадку, продолжавшееся наступление Византии  против арабов, отвлекавшее на  себя лучшие войска Империи  и ее флот и напряженные  отношения с основателем Священной  Римской империи германской нации  Оттоном II, который готовился к вторжению в византийские владения на юге Италии. Все это обеспечило успех вторжения Святослава на Дунай и оккупацию им большей части Болгарии.  

Однако имперская  дипломатия обладала несравненно большим  опытом, ресурсами и кругозором, чем киевская, и ей удалось переиграть Святослава, лишить его союзников, внести раскол среди болгарской знати, договориться с Оттоном II, натравить на Киев печенегов и лишить тем самым киевского князя инициативы, выиграть время для подготовки контрнаступления. События 971 г. показали, что ресурсы молодого Древнерусского государства и Византийской империи все-таки несопоставимы. Дипломатический проигрыш означал проигрыш военный. Империя все еще обладала достаточными силами для того, чтобы выиграть «правильную» войну с «варварами», тем более в непосредственной близости от своего сердца, тогда как ресурсы Киевской Руси были еще недостаточны для того, чтобы вытеснить византийцев из их «вотчины». Преемники Святослава на киевском столе сделали правильные выводы из неудачи и отказались от прямой конфронтации с Византией.  

Коснемся теперь чисто военных аспектов русско-византийских конфликтов, и, прежде всего, самого главного – какова была численность русского войска в походах против Империи. Для средневековой исторической литературы, тем боле для раннесредневековой, вообще характерно преувеличение численности войска неприятеля и приуменьшения собственного. Для средневековой Европы армии, исчисляемые в десятки и сотни тысяч человек, просто нереальны, и речь может идти в лучшем случае о тысячах воинов, или даже того меньше, о сотнях.  Поэтому в своих расчетах мы исходили из предположения, что ни летописи, ни византийские источники не могут в силу разных причин дать точное число воинов, которых выставляли киевские князья против Империи, а имеющиеся в источниках сведения нуждаются в серьезной корректировке. 

Поскольку точных данных о количестве воинов, принимавших  участие том или ином походе русичей  на Константинополь, мы уже не узнаем, остается только на основании косвенных  данных и логических умозаключений  попытаться предположить примерную  численность русских ратей.

При определении  численности армий, выставлявшихся киевскими князьями, необходимо брать  в расчет ряд обстоятельств.  

Во-первых, необходимо  принять во внимание характер похода. В набеговых операциях, успех  которых зиждился на быстроте и маневре, априори не могло участвовать  значительное число воинов, и здесь  небольшое число участников должно было компенсироваться их качеством. «Нормальные» походы, безусловно, совершались значительно  большим числом ратников, но опять же нужно учитывать. 

Во-вторых, что при существовавших в то время примитивных средствах связи армии не могли быть слишком многочисленны. В противном случае они представляли большую опасность для самих себя, чем для неприятеля. 

 В-третьих,  содержание значительной по численности  армии в условиях отсутствия  правильно организованного снабжения  в течение длительного времени  было практически невозможно. В  XVI в. типичная европейская армия численностью в 60 тыс. солдат и офицеров и 20 тыс. строевых и обозных лошадей потребляла ежедневно 90 тонн фуража, 45 тонн хлеба, 181,6 тонну пива, 2,3 тыс. коров (ежедневная норма выдачи провианта в XVI – XVII вв. составляла на солдата 1 кг хлеба, 0,5 кг мяса, 2 литра пива, а каждой лошади ежедневно требовалось не менее 27 литров воды. 

Наконец, необходимо учитывать и способ передвижения армий к месту предполагаемых боевых действий. Учитывая расстояние между владениями киевских князей и  имперскими, можно с уверенностью сказать – по суше до Византии в  сколько-нибудь приемлемые сроки могла  добраться только конница – в  Средневековье весьма дорогостоящий  род войск. Пехота же могла доплыть  исключительно морем. Тогда возникал закономерный вопрос – какова же вместимость  морских судов русов, на которых  они совершали плавания из Киева  в Константинополь. 

К сожалению, находок  целых древнерусских судов, подобных тем, что были сделаны в Дании  и Норвегии, пока не сделаны, поэтому  конструкция и основные характеристики древнерусских судов остаются предметом  дискуссий. Имеющиеся сведения письменных источников о судах русов отрывочны. «Русская правда» упоминает несколько  типов судов, различавшихся вирой, и, следовательно, размерами и способом постройки – лодья (вира 60 кун), заморская  лодья (3 гривны), набойная лодья (2 гривны), струг (1 гривна), челн (8 кун). Константин Багрянородный дал подробное  описание судов русов, именуя их моноксилами, и маршрута, по которому они добирались из Киева в Константинополь. Учитывая особенности маршрута, можно предположить, что, скорее всего, главный тип судов, который использовали русы для плаваний в Византию – это набойная лодья, несколько меньшая по размеру, чем  заморская лодья, но достаточно мореходная, чтобы достичь при плавании вдоль  берега Константинополя. Летописи сообщают, что вместимость кораблей русов  составляла 40 человек или несколько  больше. Согласно расчетам Г.Г. Литаврина, такая лодья при экипаже в 40 воинов могла иметь водоизмещение  примерно 3 тонны при грузоподъемности 4,5 тонны. Учитывая, что во время набеговых  экспедиций воины гребли скорее всего  посменно, то лодья могла иметь  от 10 до 15 весел на борт. При этом ее размеры, если основываться на близких  по размеру судах норманнов, могли  составлять около 20 м при ширине до 3 м или несколько более и высоте борта не более 2 м. Естественно, что на таком небольшом судне, не имеющем палубы, перевозить на большие расстояния такой груз, как лошади, было невозможно. 

Таким образом, свидетельства письменных источников о флотах, насчитывавших сотни  и тысячи судов, необходимо признать в значительной степени преувеличенными. Следовательно, и армии, которые  выставляли киевские князья, также  не могли насчитывать десятки  и сотни тысяч воинов, поскольку  ни управлять, ни содержать такие  армии в течение нескольких месяцев  они просто не могли физически. Проводя  аналогии с набегами викингов на побережье  Западной Европы в IX–X вв., можно с высокой степенью уверенности сказать, что в том случае, если киевский князь совершал кратковременный набег, имевший своей целью захват добычи и оказание психологического давления на имперские власти, то его флот, и, следовательно, армия, были небольшими – залог успеха такого похода был в скорости. Многочисленная армия, набранная из ратников племенного ополчения, плохо обученных и вооруженных, была в таких условиях не только бесполезна, но и вредна. Даже эскадра в 200 кораблей с 8000-10000 воинов на борту уже представляется чрезмерной, а вот несколько десятков ладей с 1000-2000 храбрых, решительных и хорошо вооруженных воинов-профессионалов были по тем временам весьма грозной силой, способной заставить имперские власти прислушаться к требованиям русского князя.

Естественно, что  в большом походе принимали участие  значительно большие силы, чем  в набеге. Однако и в это случае вряд ли имеет смысл говорить о  многих десятках тысяч воинов. В  своем капитальном труде по военной  истории Г. Дельбрюк, характеризуя военную  организацию Каролингской империи, отмечал, что хотя в основе военной  системы Карла Великого лежал  принцип всеобщей воинской повинности, однако добиться полной мобилизации  всех способных носить оружие было невозможно в силу ряда причин. Среди  них он указывал, например, невозможность  в короткие сроки собрать воинов из отдаленных графств, неизбежные потери в пути из-за болезней, дезертирства, столкновений с разбойниками и населением тех мест, через которые проходили  отряды к месту сбора. «Мужчин, –  писал он, – годных для военной  службы, не так трудно  было набрать. Самым тяжелым бременем были дорого стоившие вооружение и довольствие, которое нужно было принести с  собой (выделено нами – П.В.)». В Древнерусском  государстве ситуация в этом отношении  мало чем отличалась от той, что имела  место в Каролингском государстве, и то, что было замечено Г. Дельбрюком в отношении франкской монархии, вполне приложимо и к древнерусской. 

Сразу необходимо оговориться, что собственная дружина  киевского князя была небольшой, несколько сот и вряд ли превышала  несколько тысяч человек. Во всяком случае, для начала Х в. арабский путешественник ибн-Фадлан, говоря о  дружине князя русов, называет цифру  в 400 «мужей», а позднейшие русские  летописные своды, как правило, оперируют  с цифрами в несколько сотен  воинов. Контингент варяжских наемников  также вряд ли был слишком многочисленен, поскольку их услуги стоили дорого. Кочевники, угры и печенеги, также  не могли выставить значительные силы хотя бы в силу того, что они  не были едины, и киевский князь заключал договор не со всеми кочевническими вождями, а лишь с некоторыми.