Взаимоотношения Руси и Византии

Остается племенное  ополчение, которое, если верить летописям, составляло основу войска того же Олега  или Игоря, а если взять на веру цифры Льва Диакона, то и войска Святослава. И вот здесь нужно осмелиться высказать крамольную мысль о том, что племенное ополчение не участвовало в походах русов на Византию. Племенное ополчение, ландштурм, арьебан – все они обладали лишь одним неоспоримым достоинством, численностью. Однако в силу своего непрофессионализма ополчение могло играть лишь второстепенную роль на полях сражений, «пушечного мяса». Не случайно Лев Диакон вложил в уста Святослава Игоревича, профессионального воина, для которого война была призванием, презрительные слова в адрес византийских стратиотов, которые, по словам русского князя, не могут считаться настоящими мужами-воинами, поскольку в поте лица добывают свой хлеб. По нашему мнению, когда летописец говорил о воинах, выставленных племенными союзами, он имел в виду дружины племенных князей и отряды, выставляемые боярами, которые, будучи вассалами киевского князя, должны были выступать в поход вместе с ним. Эти воины были достаточно хорошо обучены и вооружены, чтобы на равных с дружинниками великого князя сражаться с имперскими войсками.  

Подведем общий  итог.

Подвергнув тщательному  анализу сведения письменных источников, можно с уверенностью сказать, что  эти походы представляли собой значительно  более сложное явление, чем просто грабительские набеги. В руках  киевских князей они выступали действенным  средством оказания давления на имперское  правительство с целью добиться ощутимых выгод для растущего  Древнерусского государства в экономической  и политической сферах. Сами походы за свою более чем столетнюю историю  претерпели серьезную эволюцию от набега, мало чем отличавшегося от тех, что  совершали викинги на Англию или  Францию в те же годы, до полномасштабной  войны между Русью и Византией. Походы в немалой степени способствовали становлению и развитию древнерусской  государственности и военного дела и потому нуждаются в дальнейшем изучении с привлечением всех возможных  источников и материалов, тем более  что вопросов при их анализе по-прежнему возникает больше, чем ответов.  

В торговых отношениях Византии и Руси в XI—XII вв., очевидно, не произошло особенно глубоких перемен. Русские купцы торговали на рынках империи, а греческие приезжали  на Русь. Вероятно, непосредственная зависимость  торговли от политики, характерная  для IX—X вв., постепенно ослабевала. Падало значение русских военных сил  в византийской армии. Экономический  прогресс местных русских центров  и возрастание потребности соперничавших  друг с другом князей в военной  силе обусловили сокращение потока* русских  наемников в Константинополь.  

В 50—70-х годах XI в. русские наемники еще служили  в византийском войске. Однако к  концу XI в. сведения о них становятся редкими. С 1066 г. место русских в византийской армии постепенно занимают англичане особенно после того, как в 1079—1080 гг. варяго-русекая дружина в Константинополе подняла мятеж против Никифора III Вотаниата и подверглась репрессиям.  

С середины XI в. взоры византийских императоров  все сильнее привлекает Тмуторокань. К 1059 г. Византия владела Восточным Крымом (Сугдеей) . Между населением греческих колоний в Крыму и жителями Тмуторокани установились дружественные отношения. Экономическое значение Херсона падало, и овладение богатой и удаленной от основных русских земель Тмутороканью становилось для Византии все более заманчивым делом.  

Однако Византия соблюдала осторожность. Случай представился лишь в царствование Алексея I. В  1079 г., еще при Вотаниате, по соглашению с византийским двором великому князю Всеволоду удалось сослать в Византию тмутороканского князя Олега. Олег и стал орудием замыслов Алексея I. Он прожил в Византии четыре года. Там он женился на знатной гречанке Феофано Музалонисе. В 1083 г. Олег вернулся и, видимо, с помощью империи снова утвердился в Тмуторокани, которой владел, может быть, до своей смерти в 1115 г. С 1094 г. упоминания о Тмуторокани исчезают из русских летописей. Разгадку этого, по всей вероятности, следует видеть в том, что, помогая Олегу вернуться, Алексей обеспечил себе верховные права на Тмуторокань. Подтверждение этому можно усмотреть в сообщении Мануила Страворомана о том, что Алексей I сделал приобретение на «Боспоре Киммерийском» , где и находилась Тмуторокань.  

Россия "является единственным в истории примером огромной империи, само могущество которой, даже после достижения мировых успехов, всегда скорее принималось на веру признавалось фактом. С начала XVIII столетия и до наших дней ни один из авторов, собирался ли он провозносить или хулить Россию, не считал возможным обойтись без того, чтобы сначала доказать само ее существование". 

Это рассуждение  принадлежит Карлу Марксу, но следует  иметь в виду, что в

своем отношении  к России он предстает чаще всего, в сущности, не как

марксист, а как  западный идеолог вообще,— весьма проницательный, но

характерно тенденциозный (Маркс, например, говорит там же, что "чарам,

исходящим от России, сопутствует скептическое отношение  к ней, которое...

издевается над  самим ее величием как над театральной  позой, принятой, чтобы поразить и обмануть зрителей"; о принципиальном "актерстве" русских рассуждал еще до Маркса известный маркиз де Кюстин). 

Утверждение, согласно которому Россия — не "факт", а  только объект "веры", может показаться чисто риторическим вывертом. И все же в этом есть глубокая правда, ведь при крахе идеи мгновенно как бы превращаются в ничто вся мощь и все богатство громадной страны и, помимо прочего, распадается на куски ее евразийская многоэтничность... И ощущение, что Россия держится на идее, порождает то ее переживание, которое схвачено знаменитой тютчевской строкой. 

Едва ли можно  усомниться в том, что именно идеократическая  и евразийская суть России определяла ее беспрецедентные крахи и падения; однако не стоит сомневаться и в том, что именно эта суть выражалась в ее великих победах и взлетах, в ее, по словам отнюдь не благоволившего России Маркса, "мировых успехах". 

Маркс, между  прочим, более всего нападал на Россию, даже прямо проклинал ее за ее взаимоотношения с монголами,— взаимоотношения, которые, согласно его — в общем, верной — мысли именно и определили ее очередной "подъем" в XV веке.

Список литературы: 

1.Лихачева В.Д.

 Искусство  Византии IV–XV веков.– Л.: «Искусство», 1981. 

2.Литаврин Г.

 Византия  и Русь // «Наше наследие», 1992, № 25, с. 3–5. 

3.//URL:http://5ballov.qip.ru/referats/preview/77768