Идейные истоки и предпосылки формирования мировоззрения Аль-Фараби

С тех пор, по Абаю, многое изменилось. "Где теперь этот благородный дух общности и радения о чести?",[22] – спрашивал он.

Абай критиковал порядки, царившие в степи, противоречащие, по его мнению, как установлениям Аллаха, так и человечности. По Абаю, все люди и все религии признают, что "Богу присущи любовь и справедливость"[23]. Эти же основы – любовь и справедливость, по его убеждению, – "начала человечности". "Они присутствуют во всем и решают все. Это – венец творения Всевышнего".[24] Но именно этого, считал Абай, часто нет в реальной жизни, именно этим началам противоречат существующие порядки обычая. Не случайно, что, по Абаю, самое сложное – воспитать в людях человечность и научить их идти по пути истины.[25]

Абай с горечью писал, что в степи не прекращается воровство, разбой, что несправедливо ведется уголовное преследование честных людей. "Над честными сынами степи, – писал он, – чинятся уголовные дела по ложным доносам, проводятся унизительные дознания, загодя находятся свидетели, готовые подтвердить то, что не видели и не слышали".[26] Стремятся опорочить честного человека, не допустить его к выборам на высокие должности (известны интриги, которые плелись вокруг Ч. Валиханова, чтобы не допустить честного и просвещенного человека к государственной службе).

Гражданская позиция, которую Абай занимал как судья, как честный и авторитетный в степи человек, которого нельзя ни подкупить, ни сломить, порой дорого стоила самому Абаю. Об этом свидетельствует, например, апелляционный отзыв Абая (1900 г.) на решение областного суда, прекратившего и решившего передать в суд биев дело о нападении на Абая, его избиении и отнятии у него некоторых вещей группой мукурцев (представителей Мукурской волости во главе с волостным управителем). Нападение было совершено в связи с тем, что Абай дал согласие принять участие в определении границ между Мукурской и Чингизской волостями, а также обещал оказать содействие уездному начальнику в поимке бродяг, бежавших из ссылки и укрывавшихся в Мукурской волости – они удерживались волостным управителем, видимо, в качестве дешевой рабочей силы. В апелляционном отзыве Абай требовал пересмотра дела в Правительствующем Сенате и наказания виновных в нападении на него. Абай излагает факты, показывает логическую несостоятельность выводов суда о случившемся с учетом свидетельских показаний, дает юридическую квалификацию делу в соответствии с действующим законодательством (возможно, в этой юридической квалификации ему помог адвокат). Абай настаивал, чтобы его дело было рассмотрено государственным ("русским") судом, как более "беспристрастным и справедливым в этом деле".[27]

Абай, с сожалением замечал, что волостные правители достигают власти хитростью и обманом, заботятся лишь о собственном благополучии, ищут поддержки у таких же "увертливых и ухватистых" как сами, большую часть сил тратят на борьбу с соперниками и сохранение власти.[28] "Волостные, – отмечал мыслитель, – избираются на три года. Первый год их правления проходит в выслушивании обид и упреков: "Не мы ли тебя выдвигали?" Второй год уходит на борьбу с будущими соперниками. И третий – в предвыборных хлопотах, чтобы снова быть избранным. Что остается?"[29]

По Абаю, обстоятельства жизни, обычаи, сложившиеся отношения – все вместе подчиняют людей существующей системе. "Так и живут: вельможный – помогая баю и пособляя вору, бедняк – подыгрывая власть имущим, поддерживая их в спорах, примыкая то к одной, то к другой партии, за здорово живешь поступаясь собственной честью, продавая жену, детей, сородичей",[30] – писал Абай. Мыслитель заявлял, что не может при всем желании уважать волостного и бия, так как "нет в степи божеской управы и суда. Власть, купленная за деньги, не многого стоит".[31] Абай высказывал сожаление, что в степи сильный и умный человек скорее готовы не к добрым, а к худым делам, что "нет человека, чей ум был скор в служении делу совести и справедливости, а на хитрость и вероломство всяк горазд".[32]

Мыслитель обращал внимание на необходимость вдумчивого анализа всего происходящего, уважения к таланту, на недопустимость слепого следования за толпой и утешения себя при совершении плохих дел тем, что все так поступают. "Что лучше, когда пострадает от джута весь народ или уцелеет хотя бы половина его? В чем утешение одному дураку от того, что рядом находятся тысячи других безмозглых?",[33] – спрашивал он. Абай был сторонником просвещенного и нравственного правления. Для него, эти его свойства, его эффективность и разумность, видимо, были выше формальных признаков – количества людей, участвовавших в принятии того или иного решения. Это был для него, видимо, вопрос второго порядка. Главное – просвещенное и нравственное правление. Хотя естественно, Абай более положительно относился к демократическим формам решения вопроса, присущим обычаям степи, особенно, если это решение было компетентным и справедливым.

В то же время Абай против тех, кто не верит в человека, возможности его развития, исправления. Он соглашался, что человек – дитя своего времени, что в плохих качествах и поступках людей виноваты и его современники, и общество. Но Абай не считал, что несовершенство людей – свидетельство неисправимой и злой природы человека. "Будь в моих руках власть, – заявлял он в "Слове тридцать седьмом", – я бы отрезал язык тому, кто твердит, будто человек неисправим".[34]

Изучение существующих порядков Абаем и его критическое отношение к ним, сочетались в его произведениях с предложениями об изменении существующего положения дел. Чтобы избежать вражды и произвола в степи, он предлагал в волостные правители назначать лиц, получивших российское образование, а если таковых нет, то производить назначение по усмотрению уездного начальства и военного губернатора. Это, по его мнению, стимулировало бы получение образования и выводило бы волостных правителей из-под влияния и прихоти местной знати.[35]

Абай предлагал также отказаться от краткосрочного избрания биев, замечая, что не каждый способен быть бием. "Не всякому под силу вершить правосудие. Чтобы держать совет, как говорится, на "вершине Культобе", необходимо знать своды законов, доставшиеся нам от предков, – "светлый путь" Касым-хана, "ветхий путь" Есим-хана, "семь канонов" Аз Тауке-хана. Но и они устарели со временем, требуют изменений и непогрешимых вершителей, коих в народе мало, а то и вовсе нет".[36] Абай предлагал от каждой волости избрать по три бия из числа "образованных и толковых", при этом "не определяя срока их пребывания на посту, и смещать только тех, кто обнаружит себя в неблаговидных делах".[37] Он полагал, что надо так устроить систему формирования судов, чтобы закрепить на должностях судей образованных, подготовленных и честных судей, оградив их от притязаний на эти должности корыстных и малокомпетентных конкурентов. Он полагал, также что не следует заваливать этих судей мелкими делами и делами, которые могут разрешиться третейскими судами, считая, что споры сначала должны разрешаться третейским судом, и лишь не найдя же удовлетворения в нем, спорящие должны иметь право обратиться к одному из трех избранных постоянных судей. Абай выступал против затягивания рассмотрения дел в судах.[38]

При всем том, Абай как глубоко верующий человек признавал, что человеческий суд, каким бы совершенным он ни был, не сопоставим с высшим судом Бога. В наделении Богом человека способностью держать ответ на Страшном суде, по Абаю, проявилась "справедливость и любовь к человеку" Бога.[39]

В философии права Абай самобытен, но при этом стихийно принадлежит к традиции синтеза права и нравственности, которая прослеживается в истории правовой мысли и проявляется, например, во взглядах Конфуция в Древнем Китае, в учении И. Канта в Германии за полвека до Абая. Разнообразные проявления этой тенденции объединены тем, что право понимается как явление значительно более широкое, чем законодательство. Для Абая в структуре права, кроме законодательства и даже, прежде всего, ведущими элементами являются обычное право и нравственность, представления о справедливости. При этом Абай, скорее сторонник динамичного соединения, сплава обычного права и законодательства, но на основе обычного права. Такая комбинация и пропорции сочетания форм права, по его убеждению, видимо, были наиболее приемлемыми для казахского общества конца XIX – начала ХХ веков. И еще один момент. Для всей традиции в правовой мысли, к которой принадлежал и Абай, важное значение имел ориентир на нравственное усовершенствование, воспитание и развитие человека, в том числе путем просвещения и образования. Такая позиция органично была связана с просветительской направленностью творчества и деятельности Абая.

Абай Кунанбаев своей критикой межродовых и феодальных раздоров в степи, сыграл выдающуюся роль в осознании этих недостатков, в формировании критического отношения к ним, в пропаганде прогрессивных для своего времени мировоззрения и политико-правовых идей. Симпатии Абая к институтам родовой демократии отражали интересы, представления о справедливом строе широких слоев казахского общества. "Не случайно антифеодальные и антиколониальные движения казахских крестьян конца XVIII и первой половины XIX веков, – писал А.Н. Таукелев, – проходят под лозунгом борьбы за утверждение родовой демократии, против произвола ханов, султанов, а также против колонизаторской политики разрушения родоплеменного деления казахского общества".[40]

Однако, глубоко болея душой за народ, выражая его фундаментальные интересы, мыслитель подчеркивал различие народа и толпы, как уже отмечалось, весьма критически относился к толпе. "Кто отравил Сократа, – писал он, – кто спалил Жанну д’Арк, кто казнил Гайсу, кто закопал нашего пророка в останках верблюда? – Толпа. Толпа безрассудна. Сумей направить ее на путь истины".[41]

Пропагандируя достижения русской культуры и литературы, призывая к изучению русского языка, развитию европейского образования, Абай был далек от идеализации всего, что связано с Россией, критически относился к русским чиновникам, преследовавшим нередко свои корыстные интересы. "По цензурным соображениям он не высказывает своих взглядов о царизме, о реакционной колониальной политике. Зато едко высмеивал лакеев царизма в степи, ставленников колониальной администрации из казахов – волостных правителей и старших, тех, кто готов "… продать отца, мать, всех родных и близких первому русскому чиновнику, который похлопает его по плечу" или "дарит ему халат и медаль".[42]

В то же время в геополитическом и историко-культурном плане Абай видел единство исторических судеб России и Казахстана, по мере сил содействовал стратегической исторической тенденции сближения этих стран и народов.

В советское время в некоторых исследованиях не всегда корректно подчеркивалась критика Абаем религии, поскольку он критиковал нередко встречавшихся ему неграмотных мулл, бездумное отправление религиозных обрядов как самоцель, но не выступал против Бога (Аллаха), не отвергал религии в целом, был глубоко и искренне верующим человеком. При этом он оставался критически и философски мыслящим, в том числе в религиозной сфере, в сфере ислама. В этом отношении он был довольно близок к Л.Н. Толстому, весьма критически настроенному против церкви и духовенства и пытавшемуся по-своему осмыслить основы христианства.

О необходимости совершенствования в вере и личном усовершенствовании верующего Абай говорит в "Слове двенадцатом". Он признает, благим делом обучение других слову божьему. Но замечает, что нельзя забывать два непременных условия: "Прежде всего, он должен утвердиться в своей вере, во-вторых, пусть слишком не довольствуется тем, что знает, а постоянно совершенствуется. Если кто, не завершив учебу, оставляет ее, тот лишает себя божьего благословения, от его наставлений прока не жди. Что толку, если, обернув голову чалмой, строго соблюдая посты, совершая моления, он напускает на себя благообразие, но не знает, в каких местах требует повторения или в каком месте может прервать тот или иной намаз?

Кто небрежен, не соблюдает себя в строгости, не умеет сострадать, того нельзя считать верующим – без бережливости и внимания не удержать в душе иман – веру".[43]

Признавая, что все, в конечном счете, произведено Создателем, Абай считал, что и от человека зависит многое. "Разумный человек должен знать, – учил Абая, – долг верующего – творить добро. Правое дело не может бояться испытания разумом. Если не дать свободу разуму, то как быть с истиной: "Да познает меня обладающий разумом"? Если существует в нашей религии изъян, то как запретить разумному думать о нем? На чем бы основывалась религия, не будь разума? Чего стоит добро, творимое без веры? Нет, ты должен понять и поверить в то, что добро и зло созданы Богом, но не он творит их; Бог создал богатство и бедность, но не он сделал людей богатыми и бедными; Бог создал болезни, но не он заставляет людей страдать от них. Иначе, все – тлен".[44]

О неоднозначности и сложности позиции Абая по отношению к некоторым течениям ислама свидетельствуют и не так давно опубликованные архивные материалы. В апреле 1903 г. в зимовке Абая, в трех юртах, принадлежавших самому Абаю и двум его сыновьям был неожиданно произведен обыск. В секретном рапорте Семипалатинского уездного начальника от 27 апреля 1903 г. на имя военного губернатора Семипалатинской области сообщалось, что в числе корреспонденции, было найдено во время обыска письмо из Кокчетава, адресованное неизвестным лицом Ибрагиму Кунанбаеву "с просьбой побудить киргиз Семипалатинского уезда присоединиться к ходатайству таковых же Акмолинской области перед Правительством, об учреждении особого для киргиз магометанского духовного собрания".[45] Это письмо было обнаружено при последующем обыске волостного управителя, которому, как будто бы сын Абая отдал это письмо "на цигарки", а сам он получил его два дня до этого от отца (Абая), у которого оно хранилось два месяца и было получено от неизвестного лица. В секретном рапорте эта версия подвергалась сомнению, и высказывалось предположение, что письмо было передано управителю в надежде, что того не будут обыскивать.[46]