Феномен русского балетного театра «эпохи развитого социализма» в судьбах танцовщиков-невозвращенцев

В 1978 году Михаил Барышников начал работать с Баланчиным в Нью-Йоркском городском балете. «У него хорошие ноги», - сдержанно сказал Баланчин о лучшем танцоре мира. Но Михаил пришел к нему слишком поздно: Баланчин уже был очень болен, и вскоре его госпитализировали для операции на сердце.

Два года спустя Барышникова пригласили на работу художественным руководителем Американского балетного театра. Ему было 32 года, он все еще изучал английский язык, не имел административного опыта, но был убежден, что АБТ может стать самым лучшим в мире. «Мне взять руководство?» - спросил он у Баланчина. «Безусловно, если сумеешь справиться с этой командой». Но это было не легкой задачей.

Тогда театр зависел от благорасположения приглашенных звезд. А Барышников вдруг объявил, что он не будет заключать контракты с гастролирующими знаменитостями. «Я старался заинтересовать публику неизвестными танцорами, и посещаемость театра постепенно увеличивалась».

Его хореография «Щелкунчика» и «Дон Кихота» получила всеобщее одобрение, но в 1984 году его «Золушка» все же попала под атаку критиков, несмотря на то, что она была достаточно популярна и дала возможность АБТ освободиться от долгов. Стали резко критическими отзывы и о его

«Лебедином Озере», что повергло Барышникова в депрессию. «Они так много не поняли», - жалобно говорил он.

Влияние на труппу уменьшилось. «У них невозможно найти и доли благодарности», - сказал он Фрейзеру. Михаилу был 41, у него должен был родится сын, работа в АБТ истощила его, и ему пришлось лечь в больницу, чтобы перенести хирургическую операцию на коленном суставе. Это был черный период в жизни Барышникова. И, созвав труппу, объявил, что он расстается с постом руководителя.

Он часто говорил, что испытывает любовь и ненависть к своему телу, ощущая его несовершенство. Но он танцует. Постоянно. Вдохновенно. С упоением. Несмотря на несколько серьезных хирургических операций, несмотря на бесконечную смену партнерш и хореографов. «Это для меня как наркотик. Но я закончу, когда мне будет 36 лет». Ему уже было 38, 40, 43... Его поддержки стали более мягкими, а прыжки не столь высокими, но несомненно и то, что по сей день он может исполнить любую классическую вариацию.

Но сегодня больше всего его потрясают современные танцы. Он просто преображается, описывая Поля Тейлора: «Он был, как большой, сильный кот», или Марту Грэхем, которую он считает гениальной: «То, как она с вами разговаривает, как она на вас смотрит - это уже волшебство!».

Сам он настолько покорен модернистскими проектами, что даже организовал группу «Уайт Оук Дане проджект» («Белый дуб»). «Белый дуб» расцвел благодаря поддержке Говарда Гилмана, чье огромное богатство получено вложениями в бумажный бизнес. Группа имеет свое здание с безукоризненно оборудованной танцевальной студией, где предусмотрено абсолютно все для занятий, а штат обслуживающего персонала составляет 200 человек.

В жизни Барышников по-прежнему не очень общителен. И если вы хотите снискать его расположение, то должны приспособиться к его молчанию. Его настроения выдают лишь огромные глаза, но и они обычно

спрятаны за дымкой защитных очков. Это спокойное, благородное лицо с васильково-голубыми глазами и классическим, несколько выдающимся носом. Однако наиболее поразительна его осанка, некая безукоризненная элегантность, как бы плавно переходящая с крепкой спины к литым плечам, к мускулистой, красивой шее и голове, которая всегда высоко поднята. «Редко увидишь классического танцора со столь четко выраженной физической силой, как у Миши», - сказала одна журналистка, которая постоянно пишет о балете.

Его осанка - это не поза. Она сформировалась не только в балетном зале. В отличие от большинства танцоров, Барышников по сей день активно занимается гимнастикой, реже - верховой ездой. В его большой кожаной сумке, с которой он путешествует по земному шару, кроме поношенного бежевого джемпера и джинсов, всегда лежат футболки, кеды для бега.

На одной пресс-конференции в Нью-Йорке он был в ударе и с улыбкой спросил журналистов: дескать, знают ли они классических танцоров, которые могут свободно ходить на руках. Все начали переглядываться, а он встал на руки и принялся ходить из угла в угол, что вызвало неописуемое восхищение присутствующих.

Он настаивает, что ему повезло жить в такое время, когда дорога виртуоза была вымощена для него выдающимися танцорами. Возможно, это так. Но везение - лишь частица того, что с ним произошло, что сделал он сам. Его влияние на мужчин-танцоров можно назвать испепеляющим. Для них и для зрителей его исполнение стало абсолютно совершенным в техническом плане. «Это холодная профессия», - говорит он, будучи сам воплощением олимпийского спокойствия и отрешенности. Это качество, видимо, отдалило его от публики и, вместе с тем, сделало предметом ее вожделения.

Труппа «Белый дуб» обычно выступает перед аудиторией до 7 тысяч посадочных мест. Это потому, что Барышников хочет увеличить количество людей - любителей современных танцев. Кроме того, финансируемый им проект должен быть экономически выгодным. Прогуливаясь пешком, ведя машину и готовясь ко сну, Барышников вспоминает танцевальные движения. Иногда он начинает рассекать воздух руками, представляя различные комбинации. Ему нужно быть уверенным в себе, чтобы избежать малейшего сбоя на сцене.

Во многом это и противоречивая натура. Например, он подвержен мрачным настроениям, которые налетают на него, как ураган. В общем-то скромный, даже самокритичный, он иногда может быть невежественным и грубым, и тогда говорит, словно выплевывая абрикосовые косточки.

Пренебрежительный в какой-то момент к коллегам, затем он может быть внимательным и радушным, и тогда широко распахнутые голубые глаза выдают его сущность - сущность искреннего и наивного русского мальчика, которая не стерта совсем многолетним пребыванием на Западе. Возможно, он сознает это и старается быть осторожным, чтобы окружающие не воспользовались этим. Отсюда, догадываюсь, и его вызывающее подчас поведение, резкость.

Как только начинается генеральная репетиция - Барышников на сцене с несколькими превосходными танцорами. Неожиданно на сцену вылетает мальчик с белокурыми волосами. Это - сын Барышникова, Петр, ребенок с лицом херувима, чем-то он напоминает отца, но прошлого. За ним выбегает стройная рыжеволосая мама, Лиза Ренхарт, которую Барышников встретил, когда танцевал в АБТ. Она была его партнершей в течение 10 лет, женщиной, с которой он имел самые серьезные взаимоотношения. Известная своим умом и практичностью, Лиза была любима Барышниковым, но в то же время очень часто страдала. В конце концов, она убедилась, что лучше смириться с этой странной натурой и оставить все как есть.

Он поднимает Петра, танцует с ним, затем мягко опускает на пол. Иметь возможность видеть его с детьми - это значит понять и поверить ему. «Я чувствую себя одиноким, когда не вижу моих детей», - сказал он однажды другу. Петр бегает по сцене, а Барышников мягко движется по направлению к нему, берет за руку и решительно ведет к оркестровой яме: «Смотри! Это край». Затем они идут обратно, крохотный мальчик влюбленно смотрит на своего отца, который знает все о «крае», потратив на то целую жизнь, высчитывая свое точное местонахождение на сцене.

2

4. Александр Годунов.

Особняком в списке танцоров-эмигрантов стоит имя Александра Годунова. Он не ехал за большими деньгами. Он тоже хотел танцевать. Но оказалось, что он вовсе не хотел танцевать, так как на Западе.

Александр Годунов родился на Сахалине, вскоре родители переехали в Ригу. Когда Саше было всего три года, родители разошлись. Они с братом остались с мамой, Лидией Николаевной Студенцовой. Он был в детстве очень маленький, и тем не менее, по настоянию мамы в 9 лет пошел учиться танцевать в хореографическое училище. Когда малыши строились в классе у балетного станка, Саша стоял последний, его обгонял даже будущая американская звезда балета Миша Барышников. А в это время в Москве в хореографическом училище училась девочка Людмила Власова, вместе со своими однокурсниками - Ниной Сорокиной, Натальей Бессмертновой и Михаилом Лавровским - танцевала в детских партиях на сцене Большого театра.

Когда он приехал в Москву, ему было 18, но рост у него был по-прежнему маленький. За год он вдруг вытянулся. Говорят, что первой его заметила Наталья Бессмертнова и рассказала об удивительном мальчике Юрию Григоровичу. Но в Министерстве культуры Годунову прямо сказали: «О Большом и не мечтай, мы ведь тебя можем сразу и в армию отдать».

И все же в Большой театр Годунов попал. Возможно, он этого добивался ради того, чтобы добиться Людмилы Власовой, в которую он к тому времени был страстно влюблен, и которая к тому времени была замужем. У них начался роман, о котором узнал ее муж. Это было тем более удивительно, что с мужем они жили очень дружно, у нее было все: квартира, драгоценности. По воспоминаниям Власовой это тянулось очень долго, потом ей не сказала ее подруга балерина Нина Сорокина: «Он все равно тебя уведет». Людмила переехала в его однокомнатную квартирку на Юго-Западе. Первое время она все продавала - шубы, бриллианты, мне это было и не нужно. Он очень переживал: «Как только я начну ездить, я тебе все куплю». И действительно, он покупал все. У меня нее чуть ли не первой в Москве роскошная шуба из песца. Сам же он предпочитал джинсы и рубашки, ходил, как хиппи».

Блестяще станцевав «Лебединое озеро», он продолжал получать оклад артиста кордебалета. Его педагогом был Алексей Николаевич Ермолаев, которого позже стали называть легендой русского балета. Годунов и Власова жили в одном подъезде с Ермолаевым в Брюсовом переулке на первом этаже.

Ермолаев очень ценил талант молчаливого белокурого юноши с античной фигурой. Он с воодушевлением готовил с ним партию Спартака. Однажды учитель подарил ему свою фотографию с таинственной надписью: «Самому болезненному моему ученику»... и свою дубленку. Годунов носил ее все время, а новые модные дубленки висели в шкафу. В мастерских Большого на старенькую ермолаевскую дубленку искусно ставили многочисленные заплаты. Когда у Ермолаева случился инфаркт, Годунов на руках снес его в «скорую». Он каждый день ходил в больницу. Умирая, Ермолаев ему сказал: «Если я умру, хочу чтобы мемориальная доска висела между вашими окнами». Когда Александ звонил Людмиле уже из Америки, он каждый раз спрашивал: «Милочка, висит доска на нашем доме? Нет? Когда я вернусь, мы с тобой возьмем молоток и сами прибьем доску».

В Большом он танцевал восемь лет. «Мальчик из Прибалтики» многих положил на лопатки. У него было мало друзей, гораздо больше недоброжелателей. В Большом театре тогда существовали фактически три враждующих группировки: Григорович - Плисецкая - Васильев. Когда был первый показ партии Спартака, которого с ним готовил Ермолаев, Григорович был очень недоволен, что его трактовку вольно интерпретировали. Разгневанный, он пообещал Годунову, что тот никогда больше не появится в его постановках. К тому же маэстро ревновал, когда Годунов танцевал в балетах Плисецкой. Поэтому ему отдавали в основном классические партии, а в новые спектакли не брали. Не выпускали красивого и талантливого танцовщика и за границу, хотя вся реклама за рубежом была часто построена на его имени. А выезжая, просто врали, что он болен, или что у него другие гастроли. КГБ долго видел в нем потенциального перебежчика. Наконец, когда Григорович убедился в том, что танцевать у него некому, он ввел его в «Ивана Грозного». Станцевал и Спартака. Перед поездкой в США летом 79-го его вызвали два наших министра культуры -Кухарский и Барабаш - с наставлениями перед ответственной поездкой. Министры сулили ему роскошную квартиру вместо той, на первом этаже. Обещали после поездки звание повысить. Высшую ставку премьера - 550 рублей - он получал уже давно. Но мало кто знал, сколько обид накопилось у Годунова. И, тем не менее, эта глыба была создана именно для сцены Большого. Вронский, Хозе, Спартак, Тибальд, Иван Грозный...

Ему присвоили звание заслуженного, уже подписывали бумаги на народного, когда вдруг в август 1979 года он принял решение остаться за границей. Три дня в нью-йоркском аэропорту «Кеннеди» держали рейс 222 со всеми пассажирами на летном поле. Годунов сбежал до того, как нужно было отправляться на родину. Попросив о политическом убежище, он потребовал, чтобы с ним оставили его жену. Он убеждал полицию, что жену не отпускают насильно. Все три дня он был рядом, в маленьком микроавтобусе с затемненными стеклами, который стоял у самолета на летном поле, и пытался разглядеть ее лицо в иллюминаторе. Но за стеклом мелькали только ее черные волосы. Периодически он бился в истерике и кричал: «Отдайте мне мою жену!». Людмила Власова отказалась оставаться в Америке. Во всех интервью она заявляла, что никто ее к этому не принуждал - решение вернуться на родину она приняла самостоятельно. «Отправьте меня домой к маме» - попросила балерина.

Многие считают, что ему помог бежать его однокурсник Михаил Барышников. Но на самом деле, он как раз был меньше всего заинтересован в том, чтобы Александр остался в Америке. Там был целый клан людей, которым был нужен Годунов. В отношениях двух танцоров присутствовала острая конкуренция. Они никогда не были большими друзьями. Контракт с Американским театром скоро прервался по инициативе Барышникова, но не Барышников сломал его карьеру, а Годунов сам это сделал. Он всегда был бессребреником, а Барышников всегда знал, что ему нужно.

В Америке он сначала понравился всем: его манера танца, манера одеваться, даже длинные волосы, которые его всегда заставляли стричь в Советском Союзе. В роли посредника в переговорах с американскими театрами выступал будущий Нобелевский лауреат Иосиф Бродский.

Он стал звездой американского балета, у него великолепные партнерши - Наталья Макарова и Ева Евдокимова, благосклонная пресса и гастроли, гастроли, гастроли... У него был роман с кинозвездой Жаклин Биссет. Они были вместе восемь лет, хотя и не были женаты официально. Когда в Нью-Йорк приезжала труппа Большого театра, на спектакль он пришел с Жаклин. Он прошел за кулисы и, не сдерживаясь, плакал: «Я с вами, я с вами!» На следующее утро Жаклин увезла его в Париж. Он старался не встречаться с соотечественниками, зная, что после этого часто срывался и много пил. Срывы случались все чаще и чаще. Он хотел, чтобы она родила ему ребенка, но Жаклин считала, что карьера важнее. Их отношения обострились, когда она взяла на воспитание дочь погибшей подруги. Вскоре они расстались, оставшись добрыми друзьями. Боль от разлуки усилилась от того, что уже давно было покончено с балетом. Он стал работать в кино, попробовав без успеха открыть свою балетную школу. Два года вел телепрограмму «Годунов: мир, где есть место танцу». Его партнерами в кино были Брюс Уиллис в «Крепком орешке» и Харрисон Форд в «Свидетеле». Последний фильм снимался в Будапеште. Это был опять боевик «Зона», но у него была долгожданная главная роль. В конце он зажигательно танцует «Цыганочку». Но фильм не был закончен...