Социологические воззрения русского неокантианства

      В заключение отметим, что неокантианство в истории буржуазной общественной мысли оформилось в виде умозрительно-критической, идеалистической традиции, которая надеялась парализовать и заменить натуралистические модели. Но лишить позитивизм интеллектуального доверия полностью в России оказалось невозможным. Хотя антиспекулятивный ореол позитивизма заметно потускнел, перед лицом откровенно идеалистической критики он часто объявлял себя наследником линии Фейербаха, Белинского и Чернышевского⁷⁵. А легко справиться с этой традицией в русской философии идеализм не мог. Неокантианское противопоставление «естественного права» естественноисторическому закону означало особого рода «боязнь науки». В.И. Ленин отмечал, что, несмотря на эти вылазки, «идея естественного закона в функционировании и развитии общества не приходит в упадок, а крепнет все более и более»⁷⁶. При знакомстве с социологическими работами русских неокантианцев бросается в глаза одно обстоятельство: будучи столь богатыми остроумными деталями и

      279 

мелочами, работы эти не могут похвастаться сколько-нибудь существенными результатами. Критицизм не позаботился подвергнуть философской критике собственные принципы. В этом отношении он догматичен в большей степени, чем неоднократно обруганный им позитивизм. Действительно, если неокантианцы не могли удовлетвориться тезисом -- «в основе общественного бытия лежит необходимость» (механистическая или диалектическая -- сейчас это безразлично), то в любом случае они должны были подвергнуть троякой критике свой «нормативный» принцип: 1) исторической, как это делали Г. Спенсер, М.М. Ковалевский и др.; 2) психологической в духе Г. Тарда, Н.К. Михайловского; 3) социологической в стиле Э. Дюркгейма, Е.В. Де Роберти. У любого из русских последователей Канта напрасно искать подобные исследования.

      Хотя неокантианство считало себя в числе самых энергичных противников эклектизма, оно остается наперекор собственным декларациям, как подчеркивал В.И. Ленин, типичным эклектизмом⁷⁷. Не случайно различные философско-социологические напластования и мотивы встречаются здесь на одной и той же почве.

      Поэтому и дальнейшее влияние неокантианства пошло по двум направлениям. Во-первых, оно стимулировало новый взлет философии идеализма в так называемом русском «духовном ренессансе XX в.» (Бердяев, Булгаков и др.). Во-вторых, оно, будучи не в силах уничтожить позитивизм в период его кризиса, подтолкнуло последний к дальнейшей эволюции.

      Неокантианская реакция была направлена не только против позитивизма, но и против марксизма. На этой почве внутренняя идейная общность неокантианства и позитивизма всех оттенков не могла не сказаться⁷⁸. Неокантианство в России критиковали и позитивисты всех оттенков, и некоторые иррационалисты. Но эта критика была в пределах общего идеологического лагеря. Убедительной могла быть лишь марксистская критика, вскрывающая не только частности, но и главное, что объединяло вышеназванные идеалистические подходы. А сутью было то, что неокантианцы защищали психологический редукционизм, только другими, чем позитивисты, аргументами. Для них было в одинаковой степени характерно неумение вскрыть диалектическую связь двоякого плана исторической деятельности: субъективного -- конкретное поведение, сознательная реализация целей, мотивов, и объективного -- сложившаяся структура общественных отношений, независимая от сознания. Как мы уже показали, наиболее абстрактным и неубедительным был переход от субъективного плана к объективному в теориях Кистяковского, Новгородцева,

      380 

Хвостова и Петражицкого. Отсюда вытекали ложные альтернативы реализма и номинализма, факта и ценности, бытия и долженствования, наблюдения и «вживания», разделившие позитивистов и неопозитивистов в обществоведении.

      Марксисты всегда решительно выступали против метафизического расчленения живого, вечно становящегося единства общественной жизни на статичные, отвлеченные принципы -- «факторы». Они подчеркивали слова Маркса о том, что в истории мы имеем дело прежде всего с созданиями, следствиями и формами человеческой деятельности. Причем не просто «взаимодействием вообще», а с революционной деятельностью по преобразованию природной среды, общества, культуры и, следовательно, самого человека. Это уточнение дало возможность органически связать практику «социального субъекта» и ее объективные результаты -- учреждения, структуры и т.п., выяснить условия превращения массового исторического действия в объективную структуру общественных отношений. Успешная социалистическая революция в самой России блестяще подтвердила истинность этих положений.

      Второй круг теоретико-методологических вопросов, постоянно выдвигаемых неокантианством, касался специфической природы социального явления и единства социального и естественнонаучного знания. В марксизме онтологическое единство объективного мира основывается на принципе диалектического развития и принципе материального единства, обнаруживающих себя на всех ступенях бытия. В общественной жизни оба принципа прежде всего реализуются в промышленно-технической деятельности человека, поэтому природа в виде своего инобытия (культура), какой она принимает благодаря этой деятельности, и есть единственно подлинная человеческая природа. Следовательно, неокантианские посылки, разрывающие связь в системе природа -- производство -- культура, являются ложными.

      Исходя из предметного единства мира, марксизм также устанавливает вытекающее из него методологическое единство естественного и социального знания, столь софистически противопоставляемых многими идеалистами. Субстанциональная основа этого единства -- принцип детерминизма (отсюда борьба В.И. Ленина с любыми попытками протащить идею индетерминизма в социальные науки), принцип взаимовлияния («могущественный ток» идей), в ходе которого увеличивается степень научности и происходит совершенствование того и другого знания. Методологический дуализм неокантианства, прорывающий непреодолимую пропасть между данными видами знаний и абсолютизирующий Духовно неповторимую специфику социального объекта, на деле обрекал своих адептов на неправильное понимание этой специфики, нигилистическое отношение к подлинно научным принципам, в частности к принципам детерминизма, диалектического развития, классовой борьбы и т.п.

      281 

      Одновременно марксисты всегда выступали против любых форм редукционизма, в частности натуралистического, отмечая своеобразие социальных явлений, которое не дает оснований приравнять их к явлениям, составляющим предмет естественных наук. Плеханов и Ленин постоянно подчеркивали, что Маркс -- первый социальный мыслитель, который по-настоящему отказался от любых попыток рассматривать общество в свете только демографических, географических, биологических и психологических законов. Общество управляется именно социальными законами, причем исторически определенными законами, отражающими связь не между элементами «общества вообще», а между исторически конкретными образованиями во всем своеобразии их структур, функционирования и развития, в каждой стране и эпохе специфически проявляющимися.

      282