Функция хронотопа в романе Э. Бронте "Грозовой перевал"

    М. М. Бахтин, исходя из полученных результатов исследования романной природы произведения, делает заключение о том, что  «хронотопичен всякий художественно-литературный образ. Существенно хронотопичен язык как сокровищница образов. Хронотопична внутренняя форма слова, то есть тот опосредствующий признак, с помощью которого первоначальные пространственные значения переносятся на временные отношения (в самом широком смысле)» [2]. 

    На  данном этапе в литературоведении  проблема художественного пространства и времени остается актуальной при  обращении к анализу произведений, что обусловливает неизменный интерес к данным категориям в выходящих в свет публикациях В. Н. Топорова , В. Е. Хализева, А. Б. Есина, Н. А. Николина.  
 
 

2.1.Пространство  и время в романе  Эмилии Бронте  «Грозовой перевал» 

    Как роман вообще и произведение готической литературы в частности выделяется роман «Грозовой перевал» Эмилии Бронте с его сумасшедшими, открытыми ветрам йоркширскими пустошами и порожденной ими жестокой извращенной жизнью. Хотя изначально была задумана история о человеческой жизни и страстях, пребывающих в конфликте и агонии, ее эпический космический размах не оставляет в стороне и внеземной ужас.

    В романе присутствует  любовь,  но  не  та  любовь,  что связывает  мужчин  и  женщин.  Вдохновение  Эмилии  -  более  обобщенное.  К творчеству ее побуждали не личные переживания и обиды.  Она видела  перед собой расколотый мир, хаотическую груду осколков,  и чувствовала в себе силы свести их воедино на страницах своей книги. От начала и до конца в ее романе  ощущается  этот  титанический  замысел,  это  высокое  старание  - наполовину бесплодное - сказать устами своих героев не  просто  «Я  люблю» или «Я ненавижу», а – «Мы, род человеческий» и «Вы,  предвечные  силы...».Фраза не закончена. И не  удивительно.  Гораздо  удивительнее,  что Эмили Бронте все-таки дала нам понять, о чем ее  мысль.  Эта мысль слышна  в маловразумительных  речах Кэтрин  Эрншо:  «Если погибнет  все,  но   он останется, жизнь моя не прекратится; но если все другое сохранится, а его не будет, вся вселенная сделается мне чужой, и  мне  нечего  будет  в  ней делать»[4]. В другой раз она прорывается над телами умерших: «Я  вижу  покой, которого не потревожить ни земле, ни адским силам, и это для меня  залог бесконечного, безоблачного будущего - вечности, в  которую  они  вступили, где жизнь  беспредельна  в  своей  продолжительности,  любовь  -  в  своей душевности, а радости - в своей полноте»[4]. Именно эта мысль, что в основе проявлений человеческой природы лежат силы, возвышающие ее и подымающие  к подножью величия, и ставит роман Эмилии Бронте на особое, выдающееся  место в  ряду  подобных  ему  романов.

      «Но  она  не  довольствовалась   лирикой, восклицаниями, символом  веры. Это все уже было в  ее стихах, которым,  быть может,  суждено пережить  роман.  Однако  она не  только  поэтесса,  но  и романистка. И должна брать на себя задачу гораздо труднее и неблагодарнее.

    Ей  приходится  признать  существование  других  живых  существ,   изучать

механику  внешних  событий,  возводить  правдоподобные  дома  и  фермы   и записывать речь людей, отличных от нее самой. Мы возносимся  на  те  самые высоты не посредством пышных слов, а просто когда,  слушаем,  как  девочка поет старинные песенки, раскачиваясь в ветвях дерева; и глядим,  как  овцы щиплют травку на болотистых  пустошах,  а  нежное  дыханье  ветра  шевелит тростники. Нам открывается картина жизни на ферме, со всеми ее дикостями и особенностями. И можно сравнить «Грозовой перевал» с настоящей  фермой,  а Хитклифа - с живыми людьми. Эмили Бронте словно бы отбрасывает все, что мы знаем о людях, а затем заполняет пустые  до  прозрачности  контуры  таким  могучим дыханием жизни, что ее персонажи становятся правдоподобнее правды. Ибо она обладает редчайшим даром. Она высвобождает жизнь  от  владычества  фактов, двумя-тремя мазками придает лицу душу, одухотворенность, так что  уже  нет нужды в теле, а говоря о  вересковой  пустоши,  заставляет  ветер  дуть  и громыхать гром»  [17].

    Одной из ведущих форм готического типа сюжетного развертывания образа человека и мира является особая пространственная организация произведения. Развертывание сюжета происходит в связи с продвижением героя в глубину сложно организованной системы пространств «готического топоса» - старинного строения, которое становится также организующим началом развертывания пространств внутреннего мира героя.

    Понятие сюжетного развертывания охватывает различные формы деятельности творческого  субъекта как творческой разработки и развертывания  большой художественный мир произведения какого-либо материала, ситуации, мотива, связанного с определенными аспектами человеческого бытия.

    Писатель  разрабатывает эти аспекты, изолируя их и перенося в необычный предметный ряд, задерживаясь на них, развертывая  и драматизируя. Таким образом, автор  высвобождает скрытую в материале энергию, достигая максимальной интенсивности его восприятия. В такого рода сюжетной разработке рождается фабула, которая, в свою очередь, получает новое сюжетное развертывание в сюжете - в особой структуре и последовательности повествования, в оформлении деталей, в точках зрения персонажей и в создании контрапунктирующих линий действия.

    Готический  тип сюжетного развертывания, т.е. особый тип сюжетного развертывания, организующий художественный мир готического  романа, определяется спецификой основных разрабатываемых в этом жанре аспектов человеческого бытия: ограничение свободы человека рамками фатума, физическое заключение, столкновение с иррациональным и дьявольским, психическое расстройство, физическое и психологическое насилие, преследование. Наиболее общими аспектами здесь выступают заключение и преследование, а их сюжетная разработка невозможна без пространственной опоры. Сюжетное развертывание пространства высвобождает его скрытые возможности: будучи выведено из привычного бытового ряда человеческого жилища, оно начинает играть сюжетообразующую роль. Создание готического пространства осуществляется автором в форме романтизированного, абсолютно внебытового готического хронотопа – «особой территории свершения романных событий». «Традиционной готической параферналии» - старинного замка, монастыря, аббатства, либо просто большого аристократического дома с башнями, темницами, потайными ходами, скрипучими лестницами, ржавыми дверными петлями, спрятанными старинными рукописями, привидениями. Именно таким домом является Грозовой Перевал – родовое гнездо семейства Эрншо: «…узкие окна ушли глубоко в  стену,  углы защищены большими каменными выступами. Гротескные барельефы, которые ваятель разбросал, не скупясь, по фасаду, насажав  их особенно щедро над главной дверью, где в  хаотическом  сплетении  облезлых грифонов и бесстыдных мальчуганов я разобрал дату «1500»  и  имя  «Гэртон Эрншо»»;  «…. настила под крышей не было: вся ее анатомия была  доступна любопытному глазу, кроме тех мест, где ее  скрывало  какое-то  деревянное сооружение,  заваленное  овсяными  лепешками и увешанное   окороками   - говяжьими,  бараньими и свиными.  Над камином примостилось   несколько неисправных старых ружей разных образцов да пара седельных пистолетов; и в виде украшений по выступу его были расставлены три жестяные банки  пестрой раскраски. Пол был выложен гладким белым камнем; грубо сколоченные кресла с высокими спинками покрашены были в зеленое; да еще два или  три  черных, потяжелее, прятались в тени» [4].

        Необходимо отметить, что данный  феномен становится хронотопом  по мере развертывания его  специфических временных и мирообразующих  характеристик. Это утверждение  вытекает из всего толкования  М. Бахтиным введенного им понятия  и, прежде всего, из того факта, что хронотопы мирового романа рассматривались им в первую очередь в связи с формами времени. И хотя в готическом хронотопе именно пространство становится основой, определяющей характер движения времени,временной аспект сохраняет свою значимость. Клишированность готического места свершения романных событий находит отражение в ином значении данного термина – «общее место», «традиционное сочетание». Готический топос в свою очередь задает особые «правила игры» в готическом романе. Здесь осуществляется принцип, который можно обозначить как шахматный: наличествует традиционное поле деятельности героев, задающее их роли, и соответственно - их особенности, характер поступков, реакций. Значимость этого понятия становится ясной, если вспомнить о традиционном аллегорическом сопоставлении шахматной игры с ситуацией противоборства добра и зла, где человек выступает как поле этой битвы, а также с ситуацией власти сверхличных сил над человеческим существом, ограничивающей свободу человека рамками фатальных «правил игры»: при знакомстве с романом «Грозовой перевал» у читателя появляется невольное ощущение что Кэтрин и Хитклиф был обечены встретиться и полюбить друг друга, так было предназначено свыше, и немаловажную роль в этом играет место их встречи, - старинный особняк семьи Эрншо.

    Можно попробовать рассмотреть два  взаимоувязанных и взаимозависимых  аспекта развертывания художественного  пространства в готическом романе: 1. Художественная организация места  действия, пространства как сценической  площадки, как «территории свершения романных событий» - по Бахтину, которая носит символический, значимый характер. 2. Разработка «внутреннего» пространства - пространства сознания персонажей - для которой характерен специфический - в силу предпочтительного изображения патологических сторон душевной жизни персонажей - психологизм, зачастую определяемый как «готический», причем настолько ярко выраженный, что это позволяет говорить об особого рода психологизме как отличительном признаке готики.

    Сюжетное  развертывание готического топоса начинается в экспозиции текста:  герой приближается к одиноко стоящему зданию - как цели путешествия, с которого начинается повествование.

    Важную  роль в развертывании пространства играет дальнейшее движение героя вовнутрь готического топоса, дающее автору возможность развернуть усложненную внутреннюю архитектуру готического топоса – «углубляющуюся» структуру комнат и комнаток в них, подземелий-лабиринтов и тайных ходов. Традиционное использование недостаточности освещения в узловых для сюжетного развития сценах также позволяет автору придать пространству неопределенность, запутанность, вариативность, мнимость, неизмеримость, опасность, то есть развернуть пространство в характерно готическое.

    Герой, попадая внутрь готической архитектурной  ловушки, оказывается замкнутым в его стенах. (Мистер Локвуд войдя в дом последовательно перемещается из общей комнаты в темную кухню, затем поднимается по старой лестнице, входит в комнату, указанную ему ключницей, и, наконец, оказывается запертым  в крошечном чуланчике когда-то служившем спальней маленькой Кэти Эрншо.) Однако герой остается неизменным пленником, он лишь перемещается из одного замкнутого пространства в другое. Таким образом автор развертывает цепь замкнутых пространств, раскрывая одну из основополагающих особенностей пространственного развертывания в готическом романе - замкнутость, развертывание пространства в глубину.

    По  сути, через сюжетное развертывание  пространства в готическом романе автор  своеобразно реализует идею, одну из основных для жанра романа в целом - отчуждение человека от мира. Своеобразие здесь заключается именно в том, что через архитектурное пространство готического топоса автор разрабатывает как данный посыл, так и основной философский мотив жанра - отсутствие у героя каких бы то ни было возможностей противостоять метафизической тюрьме, отделяющей его от сообщества - тюрьме его судьбы, его рока.

    Ограниченное - в том числе и в размерах - пространство, пусть и большого, но все же отдельного здания, за счет сложной архитектурной структуры, позволяет автору развивать сюжетные ходы, которые традиционно характерны для путешествия как типа повествования, то есть обусловлены необходимостью или желанием преодолевать значительные расстояния: встреча с новым, неизведанным, непостижимым, потеря пути, заброшенность.

    Рассматриваемое здесь интенсивное развертывание  пространства обнаруживает связь с  представлением М. Бахтина об интенсивном  времени в античном авантюрном романе - времени, полном приключениями, событиями, испытаниями героев, однако никоим образом не связанном с реальным, биографическим, внешним временем. Таким же образом и пространство готического топоса интенсивно и авантюрно в его рамках, однако герой, попадая в него, теряет всякую связь как с самим внешним пространством, так и с его геометрическими законами. Попадая в готический топос, герой переходит ту самую границу между «замкнутым» и «разомкнутым» мирами, которую Ю. Лотман называет важнейшим типологическим признаком пространства в тексте. У интенсивного времени античного романа и интенсивного пространства романа готического есть и еще одна точка соприкосновения: переживаемое время античного авантюрного романа количественно развертывается в одной точке, вглубь. Таким же образом развертывается и пространство готического топоса: автор превращает его в цепь замкнутых пространств. Далее, авантюрность готического топоса представляет собой цепь пусть и захватывающих, но типичных, клишированных приключений. В. Шкловский видел функцию подобной похожести следующих друг за другом эпизодов в «рифмизующем задержании действия, которое, в свою очередь, направлено на деавтоматизацию восприятия, на возбуждение скрытой энергии материала». Автор разрабатывает готическое пространство методом «нанизывания» ситуаций внутри готического топоса, разворачивающихся в архитектурно «нанизываемых» помещениях.

    В готическом романе происходит своеобразное сворачивание пространства от экспозиционного  «открытого» пейзажа к замкнутому топосу, где оно развертывается в  глубину. Сюжетно автор обусловливает  это редуцирование либо откровенно загадочными, либо бытовыми, оборачивающимися, впрочем, позднее также необъяснимыми обстоятельствами в жизни героя, причём обстоятельства эти настолько неизбежны для героя и настолько связаны с топосом, что перерастание экспозиции в завязку происходит в прямой связи с приближением - углублением героя в готический топос, с развертыванием готического пространства, внутри которого и происходит дальнейшее развитие сюжета или его части. Примером такого сворачивания может служить ситуация, когда  Хитклифф, добиваясь  своих целей, хитростью заманивает  и насильно удерживает в доме младшую Кэтрин и ее няню Эллен, что позже приводит к роковым последствиям. Таким образом, в готическом романе экспозиционное путешествие становится мотивировкой сюжетного «нанизывания» внутри готического топоса.