Тема патриотизма в публицистике Толстого

                                                    

                                                        Федеральное агентство по образованию

                                                        Воронежский Государственный Университет

                     Факультет журналистики

 

 

 

 

 

КУРСОВАЯ РАБОТА

Тема: «Патриотизм в публицистике Л.Н. Толстого»

 

 

 

 

                                                          

 

                                                               Выполнила: студентка 5 к. ОЗО

                                                               Крекотень М.А.

                                                               Проверила: Гладышева С.Н.

 

 

 

 

 

 

 

ВОРОНЕЖ 2012

 

Содержание

 

1. Особенности темы и трудности работы над ней.
2. Патриотизм в публицистике Л.Н. Толстого.

    1. Анализ статей Л.Н. Толстого о патриотизме.

1. «Христианство и патриотизм».
2. «Патриотизм или мир?»

   1.3 «Патриотизм и правительство».

     2. Проблема патриотизма до и после Л.Н.Толстого.

     3. Стилистика языка статей Л.Н.Толстого.

     4.   Путь статей Л.Н. Толстого к читателю.

     III. Выводы по работе.

     IV.Список использованной литературы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                         «Люблю отчизну я, но..»

                                                                        М.Ю. Лермонтов, «Родина»

 

Тема данной работы достаточна трудна. Во-первых, потому, что литературная критика, литературоведение вообще, вузовские учебники и пособия многие десятилетия ее попросту замалчивали. Это делалось по цензурным соображениям, то есть, по сути, из политических побуждений, суть которых сводиться к простой формуле: народ меньше знает – дольше «безмолвствует» (как писал А.С. Пушкин в драме «Борис Годунов»). Ведь взгляд Толстого на патриотизм диаметрально противоположен тому, что проповедует государственная идеология. При этом строгость цензуры весьма мало колеблется от того, какое государство она представляет: монархическое, тоталитарное или демократическое. Во всех типах государственной власти популяризация учения Льва Николаевича остается, по меньшей мере, нежелательной. И поэтому вокруг этих работ писателя сохраняется какой-то заговор молчания.

Мы обратились к библиотечным фондам, однако поиски оказались безрезультатными. Речь идет о трех работах Толстого: «Патриотизм или мир?», «Патриотизм и правительство» и «Христианство и патриотизм». Вот что пишет исследователь Яков Лурье о публикациях этих статей.

«Судьба этих выступлений  Толстого заслуживает внимания. Они  не только были запрещены цензурой, но даже распространение их вызывало не раз судебное преследование. При жизни Толстого они публиковались за рубежом; отрывки из них в конце 1908г. Толстой включил в виде эпиграфов в статью «О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии», которую он надеялся (как оказалось – напрасно) провести сквозь цензуру. В России эти статьи были изданы лишь вскоре после революции 1917г. в виде отдельных брошюр. Позже они переиздавались всего один раз, в академическом полном собрании сочинений (причем статьи 1896 и 1900 годов попали почему-то, вопреки хронологии, в дополнительный, 90-й том собрания); ни в какие другие издания их не включали».¹

Таким образом, Советская  власть была явно не заинтересована в  освещении мнения Толстого о патриотизме и потому-то, об этих работах писателя в теории литературы нет ничего. И, по сути дела, единственным источником для данной работы послужил интернет: в нем мы нашли указанные статьи Толстого и материалы, хоть каким-то образом описывающие их. Поэтому все это дает нам право говорить о не разработанности данной темы в русской литературоведческой науке и, как следствии, затруднениях всякого, кто станет писать на эту тему.

Во-вторых, мы пережили подчас нелегкую борьбу: с одной стороны, безусловные симпатии к Толстому, преклонение перед его авторитетом, его умом, с другой – воспитанное в нас с пеленок трепетное отношение ко всему, что освящено высоким словом «патриотизм». Читая Толстого, невольно становишься на позиции его противников. Понимаешь, что опускаешься до психологии обывателя, которую бичует Толстой, и не можешь преодолеть укоренившегося в тебе мнения, что патриотизм – это главное, это то, что делает тебя гражданином. Писать же объективно – очень трудно, невозможно. Однако мы по большей мере откажемся в дальнейшем от субъективных суждений.

Итак, патриотизму Л.Н. Толстой посвятил три статьи. В  его дневниках есть скупые заметки  по этому поводу. Они свидетельствуют  о трудностях, даже мучениях, испытываемых автором при работе над статьями. Так, в ноябре 1893 года он пишет: « Написал «Тулон»² и не посылаю». А почти два месяца спустя, в конце декабря, - «…это тяжелая, не кончающаяся работа над «Тулоном», которую я не могу бросить».³

Тут же Толстой упоминает  такую деталь: «…новая книга Williams’a «True son of liberty». Прекрасно».⁴ Такая оценка дана книге американского писателя Ф.П. Вильямса, которая полностью называется так: «Истинный сын свободы, или Человек, который не захотел быть патриотом». Это лишнее доказательство того, что патриотизм в эти годы был для Толстого темой, так сказать, №1. И только через полгода, в мае 1894 года, статья, наконец, была напечатана в английской газете «Daily Chronicle». А перед этим – тяжкие вздохи: « Тяжело прожил этот месяц. Писал все только «Тулон». Немного придвинулся. Но вообще плохо (январь 1894).⁵ Работа «Тулона» идет все так же плохо. Много есть концов средних, но нет настоящего сильного. Может быть, оттого, что начало легкомысленно»⁶

Патриотизм, по поводу которого так мучился великий правдоискатель, его оппонентами был определен легко и твердо. Читаем в словарях:

В.И. Даль: «Патриот, патриотка – любитель Отечества, ревнитель о благе его, отчизнолюб, отечественник, или отчизник. Патриотизм – любовь к отчизне».⁷

Д.Н. Ушаков: «Патриотизм  – любовь, преданность и привязанность  к отечеству, своему народу. Патриот – человек, представляющий свой народ, любящий свое Отечество, готовый на жертвы и совершающий подвиги во имя интересов своей родины».⁸

С.И. Ожегов: «Патриотизм  – преданность и любовь к своему Отечеству, к своему народу».⁹

Большая российская энциклопедия: «Патриотизм (от греч. patriots -соотечественник, patris – родина) любовь к родине, преданность к месту своего рождения, месту жительства».¹⁰

В целом авторы этих толкований понятия «патриотизм» единодушны. Вариации в них легко объяснимы. Словарь Ушакова, например, вышел в свет в 1934 году и потому был пронизан идеей жертвенной любви к объекту самого большого масштаба. Авторы энциклопедического словаря этого уже не требуют. Времена наступили архидемократичные и можно ограничиться любовью к родному селу.

Лев Толстой же создал целую теорию, противоречащую всем привычным канонам учения о патриотизме. Попытаемся изложить ее без искажений. Для этого обратимся к содержанию указанных статей писателя.

По хронологии написания  и публикации первой рассмотрим идейное содержание статьи «Христианство и патриотизм» (1894).

Статья писалась в 1893-94 годах в связи с заключением  русско-французского договора, который  стал как бы прообразом будущей Антанты- военного союза России, Франции и  Великобритании. В связи с этим русская эскадра явилась в порту Тулона (это был ответный визит), и начались празднества по всей Франции. По словам Толстого, это было всеобщее сумасшествие. Произносились бесконечные торжественные речи о братстве двух народов (как будто и не бывало ни наполеоновского нашествия, ни штурма Севастополя в русско-турецкую войну 1853-55гг.). Были здравицы и тосты в честь обоих государств. Был салют из 50 орудийных залпов. Повсеместно щедро угощали русских моряков, и меню были самые разнообразные и прихотливые. Не обошлось и без инцидентов. Так, какая-то дамочка, в платье цветов русского и французского флагов, с криком «Vive la Russie!» бросилась с моста и утонула. Какой-то обезумевший русский морячок сиганул за борт и, когда его спасли, объяснил свой поступок тем, что дал обет в честь дружбы стран оплыть вокруг корабля. Газеты захлебывались от восторга. И в этом ажиотаже не слышны были трезвые голоса. А ведь они были. Толстой пишет, что некий Союзный совет 24-х московских землячеств, состоявший из студентов, заявил протест против подобного типа праздничных мероприятий, поскольку эта акция в Тулоне была направлена против третьей страны - Германии. А это чревато войной. Студенты писали, что они любят Францию, но не за милитаризм, а за то, что она стала провозвестницей и опорой Свободы. Однако заявление студенчества Москвы не опубликовала ни одна газета, ни во Франции, ни в России.

Толстой пишет, что волна  патриотического восторга чуть не захлестнула  и его: «Помню, что я, в рассеянии  читая одно из таких описаний торжества приема моряков, вдруг неожиданно почувствовал сообщившееся мне чувство, подобное умилению, даже готовность к слезам, так что должен был сделать усилие, чтобы побороть это чувство».

Автор замечает странную вещь: все говорят о мире, но готовятся к войне. Даже в университетских учебниках Франции, - пишет Толстой, - высказывается необходимость реванша над Германией за поражение в войне 1870 года: «История Франции показывает, что в нашей стране сыновья всегда мстили за несчастье своих отцов».

И обыватели пожимают плечами, дескать, что тут плохого во взаимных симпатиях двух сторон, когда речь идет об обеспечении мира? Толстой на это отвечает афористично, кратко и четко: «Дурно то, что это ложь, а ложь никогда не говорится и не проходит даром. Дьявол – человекоубийца и отец лжи. И ложь всегда ведет к человекоубийству».

Далее Толстой пишет, что и перед русско-турецкой войной 1877-78 гг. была также эйфория: восторги по поводу любви между русскими и южными славянами, «которых никто не знал в продолжение сотен лет». Был тот же психоз, и наконец, разразилась война, которой, кажется, никто, включая и Александра II, не хотел.

Толстой пародирует августейшее  обращение к народу, которое обычно бывает опубликовано перед бойней: «Божией милостью, мы, самодержавнейший государь Всея России, царь польский, великий князь финляндский и проч. и проч., объявляем всем нашим верноподданным, что для блага этих, вверенных нам Богом, любезных наших подданных, мы сочли своею обязанностью перед Богом послать их на убийство. С нами Бог» и т.п.

И дальше писатель с убийственной сатирой описывает «действа»  патриотов: «Звонят колокола, оденутся в золотые каноны долговолосые люди и начнут молиться за убийство. И начнется опять старое, давно известное ужасное дело. Засуетятся разжигающие людей под видом патриотизма и ненависти к убийству газетчики, радуясь тому, что получат двойной доход. Засуетятся радостно заводчики, купцы, поставщики военных припасов, ожидая двойных барышей. Засуетятся всякого рода чиновники, предвидя возможность украсть больше, чем они крадут обыкновенно. Засуетятся военные начальства, получающие двойное жалование и рационы и надеющиеся получить за убийство людей различные высоко ценимые ими побрякушки – ленты, кресты, галуны, звезды. Засуетятся праздные господа и дамы, вперед записываясь в красный крест, готовясь перевязывать тех, которых будут убивать их же мужья и братья, воображая, что они делают этим самое христианское дело. И, заглушая в своей душе отчаяние песнями, развратом и водкой, побредут оторванные от мирного труда, от своих жен, матерей, детей – люди, сотни тысяч простых, добрых людей с орудиями убийства в руках туда, куда их погонят. Будут ходить, зябнуть, голодать, болеть, умирать от болезней, и, наконец, придут к тому месту, где их начнут убивать тысячами, и они будут убивать тысячами, сами не зная зачем, людей, которых они никогда не видали, которые им ничего не сделали и не могут сделать дурного».

Такая большая выдержка из статьи необходима, поскольку пересказать «своими словами» столь выразительную, экспрессивную речь публициста просто нет средств: все окажется несравнимо беднее. К слову, и далее мы будем прибегать к такому же обширному цитированию.

Толстой, вероятно, считая «апелляцию» к сильным мира сего бесполезной и безрезультатной, обращается просто к христианам: «Пускай они…» Толстой отстраненно и презрительно называет всех, кто за войну, не именами, а местоимением – «они».

 

И противопоставляет «им» другой мир – «мы, христиане»: «Пускай они, ... но мы, все христиане, сознающие себя таковыми, не можем допустить того, что все то, что говорят и пишут эти люди, связывает нас. Не можем допустить этого потому, что мы знаем, что кроется под всеми этими пьяными восторгами, речами и объятиями, похожими на закрепление мира, как уверяют нас, а скорее на те оргии и пьянства, которым предаются злоумышленники, готовясь на совместное преступление».

Далее Толстой рассказывает о споре, который он поневоле вел  с неким известным французским  агитатором в пользу войны с Германией. Тот начал сравнивать обиды французов, потерявших в предыдущую войну Эльзас, с возможной потерей Россией Польши и Остзейских провинций, то есть нынешних прибалтийских государств, до 1917 года входивших в состав Российской Империи. Однако на это Толстой и его единомышленники, участвовавшие в дискуссии, резонно отвечали, что расходы на удержание этих территорий в составе России превышают доходы от их удержания. И что христиане ни под каким предлогом не могут допустить войны, то есть убийства людей. Христианская мораль – де «требует благотворения всем людям, считая всех братьями без различия народностей». И если вступать в войну, то нужно запретить Евангелие, снять с церквей кресты и «переквалифицировать» священнослужителей. Патриот Франции в ответ на это только пожимал плечами и разводил руками.

Толстой передает беседу того же агитатора с простым мужиком Прокофием. Тот, поняв, чего добивается гость, ответил так: «Приходи лучше с нами работать, да и немца присылай. А отработаемся – гулять будем. И немца возьмем. Такие же люди». На том «дипломатическая миссия» француза к русскому народу завершилась. Попутно заметим, что этот Прокофий чем-то напоминает Платона Каратаева из «Войны и мира». Та же философия. А время, разделяющее эти образы, - около 30 лет. Значит ли это, что идеи патриотизма вызывали у Толстого противление уже в 60-е годы? Ссылаясь на мысль Якова Лурье, можно утвердительно ответить на этот вопрос. Исследователь пишет так: «Изменение во взглядах Льва Толстого на патриотизм сказалось на всем его творчестве с 70-х годов XIX века». И замечает, что после «Войны и мира» (роман завершен в 1869г.) писатель ни разу не упоминал о Кутузове. Не высказывался он и о Суворове. А о герое тех времен «белом генерале» Скобелеве отзывался очень резко, поскольку этот полководец якобы подстрекал солдат к насилию над побежденными.