Троагедия Древнерусской святости

     “Сребролюбие” же Сорский называл одним из главных  “душевных недугов”, которое, когда  оно “укрепляется” в человеке, “становится злее всех недугов”. “И если только ему покоришься, вводит нас в такую пагубу, — пишет он, — что и Апостол называет его не только корнем всякому злу, гневу, скорби и прочим, но даже идолослужением”. При этом “нестяжание”- это не только идеал личной жизни инока, но и жизненный идеал всей обители. По взглядам преподобного, владение любым имуществом становится причиной нравственной деградации монашества.

 Сорский  не концентрирует свое внимание  на идее “истязания плоти”. По  его мнению, физическое истязание  вторично по сравнению со стремлением к внутреннему духовному совершенству — к “осветлению души” и к “чистоте сердца”, и поэтому примером для него служили святые отцы, которые, “подвизаясь телесно, в то же время и духовно возделывали виноград своего сердца и, таким образом очистив ум от страстей, обретали Господа и снискивали разум духовный”.

Сорский мыслил в категориях рационализма, однако функционально его рационализм обременен отрицательной тенденцией: он служил не средством достижения истины, а способом возвышения веры. Мудрование — это своеобразная гигиена ума, духовная профилактика, позволяющая освободить ум от ощущений, оградить его от мирского, тварного. Его зримым выражением является плач, «слезное» видение мира, предрасполагающее к приятию святости. Как через мудрование приходит разумение, так через плач утверждается благоразумие. Разумение есть раскрытие богооткровенной тайны, благоразумие — умолчание о ней, признание ее непостижимости. Благоразумие уравновешивает ум, освобождая его от словесных форм. Оттого оно равнозначно молчальничеству, исихии.

   Таким образом, мистика у Нила Сорского получает своего рода логическое обоснование, превращается в аргументированный постулат веры.

   Со  смертью Нила Сорского нестяжательство утратило свой отшельническо-созерцательный характер и, подобно византийскому исихазму, подверглось резкой политизации. Необходимость борьбы с иосифлянством вынуждала последователей «великого старца» все более входить в круг житейских, мирских интересов, проникаться политико-правовым, идеологическим сознанием.

      Особенно прославился на этом  поприще Вассиан Патрикеев (ок. 1470— после 1531) в миру князь Василий Иванович Патрикеев. Троюродный брат Василия III, он за участие в династической борьбе был насильно пострижен в монахи и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Знакомство с Нилом Сорским сделало его одним из наиболее ревностных приверженцев нестяжательства. После десяти лет опалы, примерно с 1510 г., Вассиан обосновался в Симоновом монастыре — родовой обители семьи Патрикеевых. Здесь он пишет свои основные произведения: «Собрание некоего старца», «Ответ кирилловских старцев», «Слово ответно», «Слово о еретиках» и «Прение с Иосифом Волоцким». В них он призывал «у монастырей села отъимати», а также отстаивал право еретиков на «милость», доказывая, что Сын Божий «грешных ради воплотися», а посему «не подобает убо убивати еретика».

   Превалирование  критического момента в рассуждениях Вассиана отразилось и на его религиозных воззрениях. Не обладая достаточной богословской подготовкой, он, в частности, доводил до логического завершения идеи исихазма и проповедовал учение о мнимости боговоплощения. Это выявилось во время суда над ним на церковном соборе 1531 г. Вассиан был обвинен в том, что он «сам еси мудръствовал, иных поучал своему мудрованию, глаголя тако: плоть Господня до воскресения нетленна». Нестяжатель не возражал: «Как дотоле говорил, так и ныне говорю — плоть Господня нетленъна, до гроба и во гробе нетленна». Оспаривая ортодоксальное учение о двух природах Христа, он добивался лишь большей спиритуализации церковной теологии, усиления в ней мистического начала.

   Через суды и заточения прошел и другой идеолог нестяжательства — Артемий  Троицкий. Он был игуменом Троице-Сергиева монастыря и играл видную роль в церковно-политической жизни XVI в. В 1553 г. за критику «любостяжательного» монашества старец Артемий был сослан в Соловецкий монастырь, откуда сумел убежать в Литву вместе с еретиком-антитринитарием Феодосием Косым.⁵

   Основу  учения Артемия Троицкого составляют проблемы морали, нравственности. В каждом человеке, на его взгляд, изначально присутствует наклонность к добру. Ее видимым образом является любовь к ближнему. Это самая естественная добродетель, под влиянием которой творятся все благие дела в мире. В отличие от всех живых существ человек — единственный, кого божественное провидение предоставило самому себе. Свобода воли и дает начало либо любви к ближнему, либо человеческой злобе.

          Он рассматривал страсть как извращение естества, происходящее от нашего небрежения.

     Таким образом, для Артемия Троицкого оставался незыблемым основной постулат исихазма о богооткровенной сущности Христовых заповедей, неприложимости к ним принципов рационального мышления, логики.

   Непосредственно к нестяжателям примыкал знаменитый Максим Грек (Михаил Триволис, 1470—1556), оказавший большое влияние на многих восточнославянских книжников XVI—XVII вв. Молодость его прошла в Италии, в тесном общении с такими видными гуманистами своего времени, как Иоанн Ласкарис, Анджело Полициано, Пико делла Мирандола. Под влиянием проповедей Савонаролы он постригся в монахи и некоторое время жил в католическом доминиканском монастыре св.Марка во Флоренции. В 1505 г. Максим неожиданно удаляется на Афон и становится монахом православного Ватопедского монастыря. Здесь он приобщается к аскезе, изучает славянские языки. Когда же представилась возможность отправиться в Москву, святогорский инок охотно избирает стезю новых приключений. В России ему суждено было остаться до конца жизни. На его долю выпали тяжелые испытания: он во всем разделил участь гонимых нестяжателей, проведя целые десятилетия в монастырских тюрьмах. Созданное им огромное литературное наследие доставило ему широчайшую известность в славянском мире, вошло в золотой фонд русской духовной культуры.

   Среди его обличений иосифлянства особенной  яркостью отличается «Стязание о известном иноческом жительстве, лица же стяжающих — Филоктимон и Актимон, сиречь любостяжательный да нестяжательный».

   Общение с Максимом Греком оказало благотворное влияние на многих его современников. Святогорца высоко почитали Вассиан Патрикеев и Зиновий Отенский, Артемий Троицкий и Андрей Курбский. Его советами пользовались дипломат Федор Карпов и русский первопечатник Иван Федоров. Идеи Максима Грека открывали широкий простор для обсуждения в рамках православного миросозерцания морально-философских и научных проблем.

   Такова  общая картина развития русского нестяжательства. К середине XVI в. оно фактически сходит на нет: одни его последователи сгинули в монастырских тюрьмах, другие бежали «в Литву» — на украинские и белорусские земли.

      Отношения церкви и великокняжеской  власти в домосковский период  характеризовались определенной напряженностью. И тому были веские причины. Хотя Русь крестилась под эгидой великокняжеского единодержавства, однако формирование церковной организации протекало в обстановке удельного раздробления страны. Это привело к образованию специфического церковного иммунитета, строго разграничивавшего сферы компетенции церкви и государства. Между ними разгораются острейшие конфликты и столкновения. За время ордынского владычества церковь настолько сильно срастается с удельной системой, что уже не могло быть и речи о поддержке ею политики московской централизации. Великие московские князья оказываются вынуждены действовать по принципу расколов и разделений, чтобы добиться ослабления позиций церкви. В церковной среде оживилась провизантийская ориентация. Этим не замедлил воспользоваться «второй Рим»: из Константинополя тотчас, при живом еще митрополите Алексие, благословившем Дмитрия Донского на Куликовскую битву (1380), в Москву прибывает новый глава русской церкви болгарин Киприан. Между светской и духовной властью вспыхивает непримиримая вражда. После падения Византии (1453) церковь окончательно срастается с удельно-боярской фрондой. Однако московские князья исподволь подрывают ее единство: с 1448 г. не константинопольские патриархи, а они сами назначают русских митрополитов. И духовенство дрогнуло: одна часть, как было сказано, ушла в «раскол», исихазм, скитничество, другая склонилась к поддержке политики централизации, выступила в роли «богомольцев царей московских». Так возникло иосифлянство — идеология русского самодержавия.

     Иосиф Волоцкий (1439—1515)- основатель движения (в миру Иван Санин), он  был игуменом монастыря, находившегося в уделе волоцкого князя Федора Борисовича, родного племянника Ивана III. Князь Федор чинил инокам «многие разорения», грабил обитель. Иосиф, пользуясь феодальным правом закладничества, в феврале 1507 г. послал грамоты Василию III и митрополиту Симону с просьбой избавить его братию от «удельного насильства» и принять в свое «великое государьство». Акция имела успех — Волоцкий монастырь перешел под юрисдикцию московского князя. Благодаря этому прецеденту было начато ускоренное сближение светской и церковной власти, сыгравшее первостепенную роль в политической централизации русского государства.

   Иосиф Волоцкий, подобно своим древнекиевским предшественникам, отличался острой наклонностью к политическому прагматизму и даже утилитаризму.

   Наследие  Иосифа обширно, оно включает множество  посланий и богословских сочинений. Главный труд— «Просветитель, или Обличение ереси жидовствующих». Он составил целую эпоху в развитии политического сознания Московской Руси, но и стал своеобразной идеологической прелюдией к позднейшим петровским преобразованиям.

   Для понимания иосифлянских постулатов крайне важно уяснение специфики восприятия «богомольцем царей московских» Священного писания. В своих политических построениях он опирался прежде всего на Ветхий завет, в котором находил удобную для себя формулу богоявления. Согласно Иосифу, «Божиа явленна многоразлична суще», Бог способен предстать в любом образе, в любом качестве.⁶

      Таким образом, сердцевину иосифлянства  составляла монархическая идея, достигшая своего окончательного развития в сочинениях Феофана Прокоповича, блестящего сподвижника Петра I.

   Иосиф прекрасно понимал, что влияние  его идей в первую очередь зависит  не столько от общих политических деклараций, сколько от обоснованного и убедительного решения проблемы противоречий в Священном писании, и прежде всего противоречий между Ветхим и Новым заветами. Для него было очевидно явное несоответствие евангельской морали нравственным принципам библейского вероучения. Христос, проповедовавший любовь к ближнему, казался антиподом вездесущему Богу Ветхого завета, персонажем другой религии. Иосифу предстояло, не посягая на догмат богосыновства, создать новую христологию, вписывающуюся в его политическую теорию. И это он сделал, исходя из учения о двойственной природе Христа — божественной по отцу и человеческой по матери.

   Иосифлянство  прокламировало отказ от идеи подражания Христу — незыблемого постулата евангельской морали. Оно разрушало средневековые каноны мышления, ставило на место веры разум и руководствовалось в отношении религии простой идеологической целесообразностью. Тем самым упрочивалась политическая форма секуляризации духовной культуры, ставшая основой позднейшего русского Просвещения.

      Противостояние иосифлян и нестяжателей, раннедворянских просветителей и ортодоксальных церковников предопределило будущий раскол древнерусской церкви в середине XVII в., ставший своего рода духовным прологом петровских преобразований 

Церковный раскол и религиозные  идеалы старообрядчества 

Церковный раскол середины XVII вв. полной мере обнажил духовный кризис древнерусского православия, его коренное несоответствие политическим стремлениям самодержавной власти.

Хотелось бы сразу заметить, что философия старообрядчества – религиозная философия.

При всем этом предоставление религиозной свободы старообрядцам  не означает решения проблемы, т.е. религиозный аспект принимает политический характер, не менее острый.

прессы. Требования старообрядцев –  это частное  проявление общего для многих стран и наций стремления к духовной свободе.

После периода Смуты, завершившегося избранием  на царство новой династии Романовых (1613), явственно обозначилась перспектива европеизации России, превращения патриархальной Московии в «Российскую Европию».

        Начало процесса ознаменовалось присоединением Украины к России (1654). Это потребовало проведения церковных реформ. Московское «правоверие» слишком разительно отличалось от западнорусского православия. В то время как на Украине, находившейся под юрисдикцией константинопольского патриарха, сохранялись традиции вселенского христианства, в Московской Руси утвердилось чисто поместное вероисповедание, далеко уклонившееся от византийского образца.

      Московиты крестились двумя перстами  вместо трех, Сына Божьего именовали Исусом, поясным поклонам предпочитали коленные, аллилуйю пели сугубую, а не трегубую и т.д. Все это с согласия царя Алексея Михайловича принялся «исправлять» патриарх Никон.

      Реформы вызвали открытое недовольство не только у духовенства; брожение умов захватило и народные массы, которые незадолго до этого окончательно подпали под крепостническое Уложение 1649 г.