Эстетика как наука о прекрасном

    Весьма  тесной является связь эстетики с психологией, которая исследует и раскрывает механизмы возникновения, функционирования, трансформации эмоций, в том числе и эстетических, лежащих в основе постижения человеком красоты. Роль психологии в исследовании этой проблематики столь значительна, что некоторые ученые едва ли не отождествляют эти две науки, во всяком случае, готовы истолковать психологию в той ее части, которая связана с эстетическим, как экспериментальную эстетику. В основе подобного убеждения лежит мысль о том, что наслаждение красотой — коммуникативный процесс.

    Отказываясь от крайностей такого сопоставления этих наук, следует признать, что их взаимодействие действительно чрезвычайно плодотворно для обеих сторон. Это взаимодействие эффективно реализуется в вопросах исследования психологии творческого процесса создания художественных ценностей, анализа самих произведений искусства, процесса их эстетического восприятия реципиентом (зрителем, слушателем, читателем).

    В последние десятилетия в методологию  эстетики все настойчивее проникают  тенденции, связанные с эпохой научно-технической  революции. Все активнее используются в области эстетических исследований методы таких наук, как кибернетика, математика и пр. Это особенно характерно для таких двух обширных сфер эстетического, как искусство и эстетическое оформление человеком окружающей его среды. Все активнее «вторгаются» в эстетику и методы кибернетики. С их помощью удается моделировать некоторые стороны процессов художественного творчества. Машины (точнее, заложенные в них программы) пишут музыку, сочиняют стихи, играют в шахматы и пр.

    Так, в области искусства семиотика (наука о знаках и знаковых системах), например, помогает исследовать структуру художественного произведения. Закономерности знаковых систем, раскрываемые семиотикой, позволяют выявить особые связи между художественными произведениями и их значениями (семантика), структурные отношения между элементами образующими эстетический и художественный знак (синтактика), коммуникативную функцию искусства (прагматика). Семиотический анализ уточняет содержание и взаимосвязь таких традиционных понятий искусства, как художественный образ, тип, форма, аллегория, метафора и пр. Семиотика претендует и на более активное участие в исследовании эстетической проблематики. Как отмечал, например, Л.Н. Столович, семиотический подход может иметь определенное значение для понимания структуры эстетических ценностей и эстетического к ним отношения.

    Становление эстетики как науки (макроисторический  анализ)

    История эстетической мысли начинается с  осознания особого ценностного качества мира, человека и плодов его деятельности, которое фиксировалось в образах мифологического сознания.

    1 этап – синкретическая форма ценностной ориентации (первобытнообщинный строй – VI в. до н.э.)

    Вопреки распространенным представлениям, эстетическое отношение человека к миру не было с самого начала самостоятельной формой духовной деятельности. Оно складывалось в длительном процессе развития и совершенствования общественной практики и общественного сознания, будучи первоначально всего лишь гранью самого древнего, не расчлененного еще типа сознания, который можно определить как синкретическую форму ценностной ориентации.

    Судя  по самым разнообразным данным —  археологическим, этнографическим, искусствоведческим, историко-лингвистическим, — эта архаическая форма общественного сознания включала в себя в диффузном виде элементы нравственного, религиозного, эстетического характера, которые значительно позднее обособятся друг от друга и получат сравнительно автономное существование. Изначально же синкретическая форма ценностной ориентации улавливала в самом общем виде положительное и отрицательное значение для первобытного коллектива тех предметов и явлений действительности и тех собственных действий человека, которые играли наиболее существенную роль в его практической жизнедеятельности — в трудовом процессе и в процессе социальной консолидации. Первоначальные оценки имели поэтому расплывчато-обобщенный характер, обозначая лишь в целом то, что «хорошо», и то, что «плохо».

    Подобная  точка зрения сохранилась и на более поздних этапах развития человечества. Вспомним, что Библия, описывая процесс сотворения Богом природы, после каждого акта фиксирует оценку Творцом своего творения: «И сказал Бог, что это хорошо». Такая оценка выражает удовлетворение от сделанного, включающее и зарождавшееся эстетическое чувство, но имевшее гораздо более широкий и разносторонний смысл. Понятия, которые приобретут позднее специфический смысл — утилитарный, этический, религиозный (например, «полезное» и «вредное», «доброе» и «злое», «священное» и «дьявольское»), употреблялись первоначально как синонимы «хорошего» и «плохого», применяясь самым странным для современного сознания способом: в мифах древних народов солнце, свет именуются «добрыми», а ночь, мрак — «злыми», т.е. получают нравственную характеристику, а разного рода фантастические духи оцениваются утилитарно, как «полезные» и «вредные». Вместе с тем эти общие диффузные оценки заключали в себе, по-видимому, и эстетический оттенок: «полезное», «доброе», «священное» означало одновременно и «красивое», а «вредное», «злое», «враждебное» человеку казалось «уродливым».

    Например, в мифе американских индейцев о Белом  и Темном, изложенном в классическом исследовании Э. Тэйлора о первобытной культуре, солнечный бог Иускега выступает и как носитель всего полезного для человека: он научил людей добывать огонь, охотиться, выращивать хлеб, и как носитель добра, и как вызывающее восхищение воплощение прекрасного, а лунное божество Аатаентсик олицетворяет все вредоносное для людей, смертельное, злое и уродливое.

    Аналогично  аксиологическое содержание мифов других народов, населяющих самые разные районы земного шара: индусов, бушменов, эскимосов... Вспомним также, что в мифологии древних греков Аполлон совмещал множество различных функций, в их числе и функцию эстетическую.

    Так и в онтогенезе: в своей известной книжке «Что такое хорошо и что такое плохо» В. Маяковский точно ориентировался на характер детского сознания, для которого оценки «хорошо» и «плохо» имеют общий, недифференцированный характер, содержащий и начинающий формироваться эстетический аспект, Но ребенок, подобно библейскому герою, еще не различает то, что «хорошо», и то, что «красиво».

    Но  и более того: в детстве каждого  из нас, как и в детстве всего  человечества, ценностное осмысление окружающего мира еще не отслоилось от его познания и от проектирования силою воображения мира несуществующего — оттого-то детское сознание в обеих масштабных ситуациях оперирует не абстрактно-логическими конструкциями, а художественными образами (в детстве человечества — мифологическими, в детстве отдельного человека — сказочными). Это значит, что мы имеем тут дело, так сказать, с «двойным синкретизмом» — и общепсихологическим, и внутриаксиологическим.

    Действительно, если мы рассмотрим то, что в современном  русском языке именуется красотой, или прекрасным (в древнерусском языке это называлось лепотой — отсюда современное «великолепный», или «красный» — скажем, «красноречие», «красный угол», «Красная площадь», «на миру и смерть красна»; «прекрасный» и означает «очень красивый»), то можно отметить, что изначально все эти понятия не имели чисто эстетического значения. Первобытное сознание (как и в наше время сознание ребенка) еще не различает разные аспекты ценности — «прекрасное» означало и «очень красивое», и «очень хорошее» в том или ином смысле. Отголоски подобного понимания сохранились и поныне. Мы и до сих пор говорим «прекрасная погода», «прекрасный поступок», выражаем одобрение словом «прекрасно» в смысле «хорошо» — это значит, что ценностное сознание зарождается у человека как синкретическое, недифференцированное переживание положительного или отрицательного значения для него тех или иных явлений, предметов, процессов, действий

    2 этап – развитие эстетических представлений в русле философского знания (VI в. до н.э. – XVIII в. н.э.)

    Однако  в ходе развития культуры — и культуры человечества, и культуры каждого человека — ощущение положительного или отрицательного ценностного значения расслаивалось и осознавались специфические черты нравственной ценности, религиозной ценности, политической ценности, эстетической ценности, художественной ценности; соответственно начинала осознаваться возможность расхождения разных аспектов значения одного и того же предмета, явления, действия — вещь может быть, как выяснялось, полезной, но некрасивой, также как красивой, но бесполезной; манеры человека — изящными, а его поступки — подлыми; сам он — некрасивым, но благородным или очень красивым, но безнравственным; посланцем дьявола в облике обнаженной красавицы и посвятившим себя служению Богу калекой-уродцем (можно вспомнить, как подобные противоречия запечатлевались в искусстве — в средневековой живописи на мифологические темы, в контрастных образах королей и шутов у Д. Веласкеса, в противопоставлении Квазимодо и Феба в «Соборе Парижской богоматери» В. Гюго или Пьера Безухова и Анатоля Курагина, Наташи и Элен в романе Л.Н. Толстого «Война и мир»).

    Вместе  с тем процесс осознания отличия  красоты от пользы, добра, священности, истинности был связан с пониманием того, что в разных сферах бытия и культуры красота проявляется особенным образом: например, красота архитектурного сооружения имеет совершенно иную структуру, чем красота горного ландшафта, красота звездного неба совсем не похожа на красоту человеческого тела, а красота создаваемой ремеслом вещи — на красоту растения или животного — потому-то природные формы, попадая в искусство, радикально изменялись, как это можно увидеть в облике капителей древнеегипетских и греческих храмов, в растительных и зооморфных орнаментах у всех народов земного шара, в фольклорных изображениях растений, животных, человека...

    Но  уже пифагорейцы, а вслед за ними Платон стали искать те черты красоты, которые являются общими, инвариантными для всех ее конкретных и бесконечно разнообразных проявлений, желая понять, что представляет собой красота как таковая. Подобная постановка вопроса и оказалась собственно философской, ибо цель ее не выявление специфических приемов деятельности людей, стремящихся создавать красивые формы в той или иной области деятельности или же способность наслаждаться ими в той или иной области искусства, практической жизни, общения с природой, но постижение самой сущности красоты, в каких бы конкретных формах она ни проявлялась.

    3 этап – выделение эстетики в самостоятельную науку (XVIII в. – настоящее время)

    Дальнейший  ход развития культуры привел к тому, что потребность познания сущности красоты заставляла обращаться к  помощи разных наук, каждая из которых  открывала какую-то сторону ее сложного, многогранного существования, функционирования и развития: так в XIX в. вычленился психологический подход к изучению красоты, социологический, педагогический, а в XX в. — и математический, и кибернетический, и теоретико-информационный, и культурологический...

    Но  хотя все эти подходы выявляют, и часто весьма успешно, разные грани целостного бытия, функционирования и развития эстетических ценностей, они неспособны, по самой их научной природе, осуществить целостный анализ эстетического как такового; между тем, потребность в таком анализе сохраняется в культуре, а удовлетворить ее способен только философский подход, философский уровень обобщения, который и свойствен эстетике в собственном и точном смысле этого понятия. Оттого появление всех частнонаучных «эстетик» не привело к ликвидации эстетики философской, а лишь обогатило спектр наук, изучающих эту сферу культуры.

    И еще один фактор сыграл тут существенную роль — постепенное расширение предмета эстетики: если еще в начале прошлого века ее определяли обычно как философию красоты, то сейчас она рассматривается как наука о природе и закономерностях эстетического освоения действительности, ибо выяснилось, что «эстетосфера» не сводится к одной только красоте, но охватывает широкий спектр ценностных свойств реального мира и его художественного удвоения в творениях искусства — и возвышенное, и трагическое, и комическое, и разнообразные их модификации, сплетения и взаимопереходы.

    Перед современной эстетикой возникла в этой связи важная и чрезвычайно интересная проблема строения эстетосферы культуры и закономерностей ее исторического развития — проблема, решение которой доступно только философскому на нее взгляду.

    Аналогично  в методологическом отношении сложился эстетический подход к изучению искусства. Отмечу, прежде всего, что эстетику уже с древнейших времен стали интересовать в культуре те особенности человеческой деятельности, которые обозначаются разными значениями одного и того же слова «искусство»: оно обозначает ведь и высокую степень мастерства во всех сферах деятельности людей (мы говорим о военном искусстве и дипломатическом искусстве, об искусстве хирурга, виртуозно делающего сложнейшие операции, и о шахматном искусстве), но то же слово обозначает и специфическую область творческой деятельности, которая создает художественные произведения — поэтические, музыкальные, сценические, пластические и т.п.; вместе с тем в часто употребляющемся выражении «литература и искусство» последний термин имеет еще более узкий смысл.