Мораль и общество

• каждый год  от жестокости родителей страдают 2 млн. детей, а 50 тыс. – убегают из дома;

• ежегодно 5 тыс. женщин гибнут от побоев, нанесённых мужьями;

• насилие  над жёнами, престарелыми родителями и детьми фиксируется в каждой четвёртой семье;

• 12% подростков употребляют наркотики;

• более 20% детской  порнографии, распространяемой по всему  миру, снимается в России;

• около 1.5 млн. российских детей школьного возраста вообще не посещают школу;

• детское  и подростковое "социальное дно" охватывает не менее 4 млн. человек;

• темпы  роста детской преступности в 15 раз  опережают темпы увеличения общей  преступности;

• в современной  России насчитывается около 40 тыс. несовершеннолетних заключённых, что примерно в 3 раза больше, чем было в СССР в начале 1930-х  годов.

Количественные  данные, в свою очередь, могут быть дополнены хорошо известными бытовыми примерами, выражающими состояние  современного российского общества. По-прежнему широко распространена практика криминальных "крыш", рейдерства, "чёрного риэлтерства", финансовых "пирамид" и других видов мошенничества. В школах продаются наркотики. Публичная  речь, в том числе на телевидении  и радио, изобилует матом и  блатным жаргоном. Бомжи стали  непременным атрибутом вокзалов и других публичных мест. Интернет переполнен фильмами, где в деталях  показано, как ученики избивают своих  учителей. Пожилых людей сотнями  убивают ради того, чтобы завладеть  их квартирами. Пьяные матери выкидывают из окон своих младенцев. Существует (в XXI веке!) и такое явление, как  работорговля, причём в прямом, а  отнюдь не в метафорическом смысле слова. Развязно-агрессивные юнцы демонстративно не уступают места в транспорте пожилым  людям, а порой и способны убить  за сделанное им замечание – как  в г.Кольчугино, где компания подонков, распивавшая водку на мемориале  героям Великой отечественной войны, убила и сожгла на Вечном огне человека, попытавшегося их усовестить. Широко распространены секты, практикующие помимо всего прочего и человеческое жертвоприношение. А типовой реакцией значительной части нашей молодежи на гибнущего рядом человека стал…  хохот. И все это – не сцены  из фильма ужасов, а наша жизнь, наше общество.

При всем разнообразии подобных явлений, а также процессов, характеризуемых приведенными выше статистическими данными, их можно  подвести под общий знаменатель, которым служит моральная деградация современного российского общества или, используя известное выражение  Э.Гидденса, «испарение морали». Закономерно, что согласно результатам социологических  опросов, падение нравов воспринимается нашими согражданами как одна из главных  проблем современной России, они  констатируют «порчу нравов» в качестве одной из худших тенденций. Закономерно  и то, что наш прежний президент  в одном из своих последних  выступлений в этой должности  обозначил моральное состояние  современного российского общества как одну из его ключевых проблем. А то, что, например, по данным Института  Гэллапа, около 80% граждан США тоже считают, что моральный климат в  их стране деградирует, едва ли может  служить для нас утешением.

Крайне тревожное  нравственное состояние нашего общества проступает также в его социологических  и психологических исследованиях. Часто констатируется и антагонистическое  противостояние двух видов морали: морали богатого меньшинства и морали бедного большинства, хотя, конечно, видов морали и их «антагонистических противостояний» в нашем социуме  можно обнаружить намного больше.

Социологические исследования высвечивают разительный  контраст между российскими и  западными нормами поведения  в общественных местах. Наши студенты и молодые специалисты, проходящие обучение в западных странах, отмечают, что там незнакомые люди улыбаются  друг другу, «однако когда эту  улыбку привозишь на родину, то чаще всего она не находит ответа, оказывается  неуместной и постепенно исчезает». А вот впечатление девушки, вернувшейся  в нашу страну после зарубежной стажировки: «Все такие серые, злые, пихаются, толкаются, все ругаются. В метро, если час  пик, то это битва и бойня. Меня это шокировало, и я вдруг поняла: «Боже мой! В какой стране я  живу!».

И.В.Щербакова  и В.А.Ядов сравнивали такую форму  проявления вежливости, как придерживание  двери в метро следом идущему  пассажиру, у жителей Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода и Будапешта. Наихудшие показатели продемонстрировали москвичи, а наилучшие – жители Будапешта, причем в Будапештском метро  это чаще всего делала молодежь, а у нас – люди среднего и  пожилого возраста. Некоторые российские респонденты сравнивали поездку  в метро в час пик с борьбой  за выживание, в которой другие пассажиры  воспринимаются как конкуренты за место  в вагоне.

Канадские социологи  в 2006 г. провели исследование, продемонстрировавшие, что по частоте случаев helping behavior, выражающегося в готовности помочь ближнему, Москва замыкает список из 48 городов мира. Другие сравнительные  исследования бытовой культуры также  демонстрируют, что по уровню хамства, агрессивности и ненависти к  себе подобным мы явно лидируем, причем наблюдается  тенденция к «брутализации», т.е. к еще большему ужесточению  нашей общественной жизни (закономерно, что термин «брутализация» занимает видное место в терминологическом  аппарате отечественной социологии). «Брутализируется» все – от отношений  между супругами, нанимающими киллеров для решения внутрисемейных вопросов, до способов совершения самоубийств. А  около 50% наших сограждан признаются, что хамят окружающим регулярно, считая такое поведение социальной нормой, причем наиболее часто это  делают молодые и хорошо обеспеченные люди. 

Получены  данные о том, что в нашей стране намного больше, в сравнении, например, с США, респондентов, утвердительно  отвечающих на вопрос о том, «Может ли человек нарушать закон и при  этом быть правым?». А число лиц, считающих, что законы нельзя нарушать ни при  каких обстоятельствах, т.е. подлинно законопослушных, по крайней мере, на словах, в течение последних 15 лет  практически не меняется и составляет 10-15%. В отличие от западных стран, где моральная и правовая социализация происходит в основном через подражание принятым в обществе нормам и законам, в нашей стране этот процесс либо «застревает» на начальной стадии, где послушание обеспечивается с  помощью страха наказания, либо, минуя  средний уровень, сразу «проскакивает» к высшему, характеризующемуся опорой на высшие этические принципы и совесть. Аналогичные результаты дает изучение моральных суждений младших школьников, которые считают основными причинами  совершения поступков страх наказания  и сочувствие, причем за последние 70 лет эта схема объяснения мало изменилась.

Моральная деградация нашего общества констатируется представителями  самых различных наук, и ее можно  считать подлинно «междисциплинарным»  фактом. Психологи демонстрируют, что  «Россия на долгие годы оказалась  «естественной лабораторией», где  нравственность и правовое сознание граждан проходили суровые испытания». Социологи показывают, что «в конце XX–начале XXI века российское общество, ввергнутое государством сначала в  «перестройку», а затем в «радикальные реформы», постоянно испытывало моральные  девиации и дефицит не столько  социальных, экономических и политических, сколько нравственных ориентиров, ценностей  и образцов поведения». Они же констатируют «моральную аберрацию» мышления наших  политиков – его дистанцирование  от моральных ценностей и ориентиров, которые в нем вытеснены категориями  экономического характера, такими как  экономический рост, размер ВВП, показатели инфляции и др. Экономисты отмечают, что «среди составляющих той непомерной социальной цены, которую пришлось заплатить за радикальные экономические  реформы в России, - пренебрежение  нравственно-психологическим миром  человека», подчеркивая «интенсивное искоренение морально-этической  составляющей из социального бытия». А философы связывают происходящее в современной России с тем  очевидным фактом, что свобода  приводит к высвобождению не только лучшего, но и худшего в человеке, и соответственно, должна предполагать ограничения на высвобождение худшего. "Что сделает из политической свободы человек, который не созрел для неё и переживает её как  разнуздание? – задавался вопросом И.А.Ильин и отвечал, – он сам  становится опаснейшим врагом чужой  и общей свободы". Что и произошло  в нашей стране в начале 1990-х. «Анархический  порядок 90-х массово породил индивида, понимающего свободу как волю», - констатирует В.Г.Федотова.

Симптоматичные  результаты дали психологические обследования ограниченно вменяемых правонарушителей. Оказалось, что под словом «свобода»  они понимают пребывание вне условий  заключения под стражу и/или освобождение из мест лишения свободы, а в экзистенциальном плане – как вседозволенность, свободу от нравственного и государственного контроля.

Налицо тенденция  к экспансии такого понимания  свободы на широкие слои нашего общества. Оно пустило глубокие корни в  общественных настроениях, особенно в  молодежной среде. Как подчеркивает В.А.Ядов, любой социальный порядок, любая социальная организация –  это совокупность ограничений, заключающих  индивида в пространство несвободы. А ситуации неизбежного ограничения  свободы, например, в школе или  в вузе, где учащиеся вынуждены  соблюдать определенные правила, воспринимаются многими из них болезненно в силу уже самого этого факта. Интернет-фильмы, где учащиеся избивают своих педагогов, - одна из характерных для нашего времени реакций на такое ограничение.

Социологи констатируют, что «Сегодня, в условиях интенсивной  экспансии уголовно-криминальной субкультуры  в обыденную жизнь россиян, у  социума остается немного каких-либо социальных ограничителей, позволяющих  противостоять этой экспансии. Нормативная  система преступного мира, активно  ретранслируемая через СМИ и  продукцию массовой культуры, находит  благодатную почву в обществе, испытывающем дефицит социальных ценностей (ценностную аномию), а традиционное для российской культуры непочтительное отношение к формально-юридическому закону только облегчает такое «вторжение»: сегодня в представлении многих граждан именно воровской закон  олицетворяет собой справедливость».

Характерны  и такие утверждения социологов: «Элементы криминальной субкультуры  сегодня так или иначе присутствуют во всех сферах жизни российского  общества – от повседневной жизни  до правил организации экономической  и политической «игры», от межличностных  отношений до социальных институтов»; «Криминальная субкультура в  последние годы масштабно проникает  и в массовый культурный продукт  – художественные фильмы и сериалы, блатные песни, звучащие по радио, в  ресторанах, кафе, транспорте, детективы  и боевики (которыми завалены все  книжные прилавки), даже в рингтоны для мобильных телефонов». Подмечено, что главный герой наших кинофильмов  и сериалов – «хороший» бандит («Бумер», «Бригада», «Брат» и др.), а  отнюдь не борец с криминалом. По данным опросов, больше половины наших  сограждан систематически использует блатной жаргон и т.п. На наших  телеканалах еженедельно выходит  более 60 информационных выпусков, посвященных  криминальным сюжетам. И даже представители  власти регулярно прибегают к  подобному «дискурсу», свидетельства  чему хорошо известны.             

Особо тревожную  картину высвечивают обследования «нашего будущего» - современной  российской молодежи. Опросы демонстрируют, что сейчас молодые люди воспринимаются как ведущие себя намного более  свободно и раскованно, нежели в  советские времена. Однако эта свобода  и раскованность часто превращается в развязность и разнузданность. Симптоматично то, что мат стал «рабочим дискурсом» значительной части  молодого поколения, в т.ч. и его  прекрасной половины, хотя в данном плане студенчество по-прежнему воспринимается как ведущее себя более цивилизованно, нежели основная часть нашей молодежи. Регулярно констатируется и неуважение нашей нынешней молодежи к старшим. Широкое распространение приобрел такой феномен, как эйджизм, охватывающий негативные стереотипы в отношении  старости и старения, а также соответствующие  дискриминационные практики. Психологи  отмечают, что «в настоящее время  в российском обществе сложилось  устойчивое мнение об обострении взаимоотношений  между возрастными поколениями, в частности между молодежью  и пожилыми и старыми людьми», что подтверждается данными многочисленных исследований. Констатируется и то, что в современном российском обществе «интолерантность в отношении  старости проявляется в нетерпимости к лицам пожилого возраста со стороны  молодого поколения и общества в  целом». При этом «исследования показывают, что значительная часть аморальных поступков, совершаемых молодыми людьми, связана с их ориентацией на групповые  нормы, которые вступают в противоречие с общественными». Демонстративное  хамство и неуступание мест старикам – это не случайность, а принципиальная позиция, органично вписывающаяся  в известное высказывание одного из идеологов наших реформ о том, что рыночное общество по-настоящему утвердится в России лишь тогда, когда  вымрет старшее поколение. Не менее  органично эта ситуация вписывается  в мысль о том, что нравственное состояние общества определяется его  отношением к старикам и детям. В  общем разные звенья одной цепи здесь  смыкаются воедино.

Исследования  показывают также, что «молодые люди выражают неоднозначное отношение  к необходимости соблюдения социальных норм». Хотя количественно преобладают  те, кто, по крайней мере, исследователям отвечают, что нормы надо соблюдать (есть основания усомниться в искренности  значительной части таких респондентов), но при этом широко распространена и позиция: «мы будем соблюдать  законы и нравственные нормы, если нравственно  поступать будет выгодно, когда  будут выработаны законы, соответствующие  потребностям современной личности, и когда эти законы будут осознанно  ею выполняться». А пока выгоднее нарушать законы и нравственные нормы, стремление к их соблюдению остается абстрактным. Подобный диссонанс – абстрактное  признание одних норм и реальное следование другим, подчас прямо противоположным, – как и всякий когнитивный  диссонанс, болезненно переживается человеком, порождает у него чувство внутренней дисгармонии, понижающее удовлетворенность  жизнью. Такое состояние нашего общества вносит свой вклад в печальную  статистику самоубийств и нервно-психических  расстройств.

Психологические, социологические, демографические  и другие исследования, а также  приведенная выше удручающая статистика разводов, социального сиротства, количества детей, рождающихся в неполных семьях, свидетельствуют о кризисе социального  института семьи, тоже выражающем нравственное состояние нашего общества. Отмечается, что «проблемы семьи и семейного  воспитания в последние годы стоят  как никогда остро: демографы, социологи, культурологи, психологи, педагоги подтверждают наличие глубокого системного кризиса  этого социального института».

Печальные результаты дают и психологические обследования современного российского бизнеса, свидетельствующие о том, что  он не готов к политике социальной ответственности, она воспринимается нашими предпринимателями как противоречащая их коммерческим интересам, а понятие  социальной ответственности совершенно по-разному трактуется бизнесменами и основной частью нашего общества. Это создает социально-психологические  условия не только неизбежности регулярного  возникновения финансовых «пирамид»  и прочих проявлений недобросовестности предпринимателей, но и «холодной  гражданской войны» между ними и  госслужащими.

2. Стадии  моральной деградации общества. В общем, есть все основания  говорить о комплексной и системной  морально-нравственной деградации  нашего общества. По аналогии  с выделением Л.Колбергом трех  стадий морального развития, можно  обрисовать и несколько стадий  моральной деградации, характерной  для этого общества. Советской  моралью был предписан «просоциальный  альтруизм»: советский человек во  всем должен был подчинять  личные интересы общественным, следуя  принципу: «Человек – для семьи,  семья – для государства». Естественно,  в моральном плане такая позиция  не вызывает возражений, однако, как показал опыт СССР, она  мало реалистична. Более реалистична  позиция «разумного эгоизма», в  целом характерная для западного  общества: человек думает, прежде  всего, о себе, но старается,  чтобы его действия не наносили  ущерба окружающим, дабы и они  платили ему тем же. Третья  позиция характерна для современного  российского общества, особенно  для нашей молодежи, и состоит  в подчеркнутом игнорировании  окружающих и общепринятой морали. Демонстративное неуступание мест  старушкам или выставление автомобилей  поперек улицы – яркие примеры  такого поведения, субъекты которого  подобными путями демонстрируют  свою «крутизну» и повышают  самооценку. Наконец, четвертая позиция  заключается в умышленном нанесении  вреда окружающим. Повсеместный  мат, вандализм и т.п. – проявление  этой, выделенной по данному параметру,  высшей степени моральной деградации, которую в современной России  можно наблюдать повсеместно.