Омонимия. многозначность

Дискуссия, последовавшая  за статьей В. И. Абаева, показала, что  этот вопрос сейчас является самым  больным. Для сторонников «этимологической» теории омонимов он — острейшее оружие нападения, для сторонников теории «семантической» — слабое место в обороне. В своем выступлении на упомянутой дискуссии В. И. Абаев бросил замечательные слова: «Наука не может строиться на чутье. Она должна строиться на знании».

Из сказанного следует, по-видимому, что необходимо найти такой способ определения и оценки «семантических» омонимов, который вытекал бы из непосредственного рассмотрения конкретных фактов языка, а не являлся бы по существу умозрительным и тем самым экстралингвистическим.

Обратимся теперь к современной прикладной лингвистике и посмотрим, как решается в работах этого направления вопрос о полисемии и омонимии. Приходится отметить, что в литературе такого характера нет и следа той страстной и бурной полемики на тему: что считать омонимами, а что—полисемантичным словом, того интереса к теоретической стороне вопроса о тождестве слова, которые мы встречаем в работах более традиционного направления.

В статьях по машинному переводу (МП) и на аналогичную  тематику, как правило, принимается  то определение омонимов, которое «удобнее», т. е. практичнее, и лучше служит при решении той или иной проблемы. Это и естественно: для практических задач МП теоретическое решение вопроса о «пределе многозначности» и т. п. по существу не может принести особой пользы.

Различие между омонимией и полисемией не проводится. так как «для машины безразлично, имеется ли какая-нибудь смысловая связь между двумя возможными переводами данного слова или нет». По ходу дела в таких статьях упоминаются понятия «омонимия», «полисемия», по точного наполнения они не получают. Ср. упоминание о случаях омонимии (rock 'скала' и rock 'качаться') и полисемии (rod 'стержень' и rod 'розга') в только что цитированной брошюре или указание Н. А. Мельчука  на то, что одно слово может входить в разные группы тезауруса, например омонимы брак 'дефект'—брак 'супружество' или же многозначное слово голод 'чувство'— голод 'бедствие'. Термины эти употребляются в данных случаях как бы механически; фактически же, когда речь идет об омонимии как специальной проблеме машинного перевода, то, судя по определениям, ей даваемым, всякая многозначность для удобства называется омонимией. Так, например, омонимией с точки зрения машинного перевода считается, «когда одна и та же последовательность элементов (например, букв) должна для получения удовлетворительного перевода перерабатываться по-разному». Ср. также другое определение: «... единица называется омонимичной, если из нее па данном этапе анализа не может быть получено однозначной информации». Приведем еще и такое высказывание: «Если слово имеет несколько значений, то для теории класса удобнее считать каждое такое значение отдельным словом, т. е. омонимизировать эти значения».

Хотя вопрос о разграничении омонимии и многозначности не интересует прикладную лингвистику, сама проблема многозначности стоит в центре ее. интересов. Почти все отмечают и необыкновенную сложность, и первостепенную важность этой проблемы: «Многозначность слов — одна из самых трудных проблем машинного перевола»,—говорит Лукьянова. Сложность и практическую актуальность проблемы отмечает К. Гарпер, указывая, что 43% слов русского научного текста оказываются лексически полисемантнчными, не говоря уже о синтаксическои многозначности. Естественно, что трудности, которые возникают для механического перевола в связи с полисемией слов и конструкций, толкают теорию на поиски средств устранения многозначности. И то, что казалось поначалу непреоборимой сложностью, начинает проясняться под настойчивым воздействием научной мысли.

Основным способом снятия многозначности в данное время признается изучение и описание тех контекстуальных условий, в которых реализуется то или иное значение слова. На Западе этой центральной задачей занимаются уже давно. «Информация, необходимая для решения проблемы многозначности, содержится в контексте», —говорит В. Ингве. Под контекстом подразумевается окружение слова в тексте или слова, с которыми данное, определяемое слово употребляется.

К. Гарпер писал, что русские нигде не отмечают связи между значением и структуральным контекстом. Однако если это и было правильным для 1956 г., то теперь в нашей специальной литературе уже насчитывается целый ряд статей, посвященных либо теории вопроса, либо конкретной разработке отдельных случаев многозначности слов и грамматических фактов языка.

Это обстоятельство представляется совершенно понятным, поскольку данный метод, основываясь на абсолютно материальных и чисто лингвистических фактах, может и должен положить конец чисто интуитивным, а следовательно, неизбежно субъективным оценкам и суждениям о многозначности языковых единиц.

Поскольку разные значения связываются с разными  формами их реализации, открывается возможность описания и разграничения их через учет этих форм. Очень важно отметить. что речь должна идти не только об эмпирическом перечислении возможных окружений слова, но и об известном обобщении и генерализации полученных выводов. Правильно замечает американский ученый Д. С. Уорт, критикуя именно такое эмпирическое перечисление правил перевода, даваемое в статье А. Кутсудас и А. Гумецкой  по поводу омонимии русского наречия на -о(-е) и краткого прилагательного на -о(-е): лингвиста интересует не то, что в данном окружении значит та или иная форма, а то, почему мы знаем, что она значит. Такое знание может нам дать, очевидно, анализ структурных законов данного языка.

Прояснение семантической  многозначности может быть структурным; при этом значение многозначного  слова выясняется благодаря грамматическим свойствам соседних слов. Такое прояснение основано на высокой вероятности соответствующих сочетаний. Так, русский предлог c=with, если после него следует имя в творительном падеже; с = from, если после него следует имя в родительном падеже. Или: русское местоимение ux=them, если дальше идет не имя; ux=their, если дальше идет имя. Устранение многозначности структурным путем особенно важно для случаев полисемии грамматических форм. Так, например, немецкая словоформа dieser может значить: 1). this, 2) of this, 3) to this, 4) of these, т. e. может иметь грамматические значения: 1) им. п. ед. ч. (для м. р.), 2) род. п. ед. ч. (для ж. р.), 3) дат. п. ед. ч. (для ж. р.), 4) род. п. мн. ч. (для всех родов). Немецкое Scliuler обозначает: 1) pupil, 2) pupils, 3). of pupils. За этими «переводами» скрывается целый ряд грамматических значений: им., дат. и вин. п. ед. ч. и им., род. и вин. п. мн. ч. Сочетание dieser Schuler сводит все эти многообразные значения к двум: либо им. п. ед. ч., либо род. п. мн. ч. Если dieser Schuler сочетается еще и cwegen, то многозначность устраняется полностью: остается одна возможность.

Как мы видели из примеров Гарпера, структурный метод  прояснения пригоден и для определения  не грамматических, а чисто лексических значений слов. Однако, как замечает Гарпер, примерно '/з слов не может быть определена в их значении «структурно», и, следовательно, надо идти по какому-то иному пути их прояснения, искать какой-то другой «помощи». Такую помощь оказывает учет лексического значения слов, связанных с полисемантической единицей. Определив значение этих слов, мы можем получить информацию о значении связанного с ним слова, отбрасывая непригодные варианты сочетаний и отбирая истинные. Так, имя прилагательное географическая в сочетании с карта исключает значение 'игральной карты'; прилагательное кислотное рядом с образование исключает для последнего значение 'education'; предлог из-за лишь с определенной группой имен имеет пространственное значение, например, из-за угла; совсем другое значение имеет он в сочетаниях из-за шума, дождя, бури, нее, него и т. д. Предлог по с существительными, обозначающими поверхность, дорогу, = along, с существительными одушевленными он значит 'according to'. Несомненно, что в немецком языке сочетание прилагательных sanft и wehmu-tig с Zug исключает для этого слова значения 'поезд', 'взвод', 'ход', 'шествие', 'сквозняк' и утверждает значение 'черта'. Конечно, при этом опять-таки надо подчеркнуть, что подобные разграничения могут и должны основываться на высокой вероятности таких сочетаний, а не на фактической возможности их. В очень образном употреблении, в индивидуальном стиле возможны, как известно, самые неожиданные варианты сочетаний. Однако они могут быть исключены на основе их малой вероятности, вытекающей из статистического анализа их частоты.

Метод контекстуального описания значений требует уточнения понятия контекста, который служит для описания. Естественно, что это должен быть по возможности минимальный и наиболее «выгодный» контекст. Различают «макроконтекст», обнимающий целый отрывок (например, абзац) текста, и «микро-контекст», не выходящий за пределы предложения. Но и внутри микроконтекста выделяется какое-то минимальное сочетание, могущее устранить многозначность «ядерного» слова. Для нужд механического перевода его определяют, например, как самый короткий набор синтаксически связанных слов. позволяющий осуществить выбор варианта для перевода. Интереснейшие эксперименты с целью выявления минимального контекста, снимающего многозначность, были поставлены А. Капланом. Материалом анализа ему послужили 140 многозначных употребительных английских слов, находившихся в различных условиях контекста. Таких видов контекста было избрано семь:

1. сочетание  с предшествующим словом—P1 (preceding),

2. сочетание  с последующим словом—F1 (following),

3. сочетание  с предшествующим и последующим словом –В1 (both),

4. сочетание с двумя предшествующими словами — P2,

5. сочетание  с двумя последующими словами—F2,

6. сочетание  с двумя предшествующими и  двумя последующими словами — В2,

7. все предложение—S (sentence). 

Каплан высчитывает  для каждого случая процент редуцирования многозначности. Редуцированием называется в данном случае отношение количества смыслов слова в конкретном контексте к их количеству в нулевом контексте, т. е. к потенциальному их количеству. Чем меньше эта дробь, тем больше степень редукции. Так, например, если потенциальное количество значений слова равно 5, а количество значений в данном контексте—2, то процент редуцирования равен 2/5, т. е. 40%. Если же количество значений в данном контексте будет сведено к 1, то степень редукции, естественно, будет больше: 1/5, т. е. 20%.

Выводы Каплана  чрезвычайно поучительны; при этом хочется отметить, что способ проведения эксперимента внушает достаточное доверие. Каплан нашел прежде всего, что цепочка, состоящая из одного предшествующего и одного последующего   слова   (B1), по эффекту  редуцирования более продуктивна, чем контекст, состоящий из двух предшествующих или двух последующих слов ( Р2 и F2) н приближается к эффекту, даваемому целым предложением (S). Второй вывод гласит, что огромное значение имеет материальный тип контекста, т. е. то обстоятельство, что входит в непосредственное окружение: знаменательные ли слова, или слова, называемые автором «particles», куда он включает предлоги, союзы, глаголы типа will или do, артикли, местоимения и наречия типа there и др. Первый тип контекста дает значительно большую редукцию многозначности, чем контекст, содержащий слова без конкретного лексического наполнения. Общие выводы Каплана сводятся к тому, что наиболее практичным является контекст, состоящий из одного слова слева одного слова справа от анализируемой многозначной лексемы. Если же одно из слов окружения — «particle», то следует «усилить» контекст до двух слов с обеих сторон. По материалам его эксперимента, коротенький контекст (трехчленная цепочка) уменьшает многозначность на 2/3: со средней многозначности в 5,5 значении до 1,5 или 2.

Изложенные нами результаты А. Каплана нашли широкое  признание среди самых разных ученых различных стран. Конечно, для окончательного решения вопроса о выборе минимального контекста следует учитывать специфику языка, материал которого анализируется, а часто и специфику того или иного слова. Но несомненно и то, что идею «линейного контекста» Каплана можно применить в очень многих случаях. Метод контекстуального описания значении ставит перед исследователями еще одну очень большую трудность. Поскольку различные значения испытуемого слова как бы «решаются» через связи с другими словами, необходимо в максимальной мере «типизировать» контексты, определяющие значение слова. Если это возможно и нетрудно для контекста «грамматического», «структурного», то для лексического контекста определение «типа» слов, влияющих в том или ином направлении,— проблема, далеко не решенная. Вместе с тем для решения вопросов контекстуального плана,—да и не только для них,—эго важнейшая проблема, проблема № 1. Правильно говорит .Лукьянова: какими приемами здесь ни пользоваться (специальные словари, списки слов, различного типа кодирование), общим у них будет то, что «все они упираются в категоризацию или классификацию слов»; для решения проблемы многозначности поэтому «необходимо установить семантические, смысловые классы слов и определить их окружение, иначе говоря „спутников (the participant rnembeis) этих классов"».  Гарпер пишет, что подобные классы устанавливаются эмпирически, на основе наблюдаемого исследователем поведения слов. Но несомненно. что чем тоньше и шире будет исследование, тем точнее будет и результат. Установление классов слов даст возможность оперировать не контекстом, выраженным словами, а контекстом, выраженным классами слов. Работа над установлением классов слов ведется, в частности, при составлении словарей-тезаурусов. Тезаурус в этом понимании—словарь, где слова сгруппированы по тематическим классам, которые членятся далее на подклассы, или секции и т. д. Слово благодаря своей многозначности может входить и целый ряд классов, получая тем самым различные номера. Слова сведены также и в алфавитные списки, где каждому слову приписываются все номера групп, куда оно относится. Так, в Thesaurus of Words and Phrases, составленном P. M. Roget и изданном в Нью-Йорке в 1947 г., слово root имеет номера: 84-группа 'число' (root в математическом значении), 153—группа 'причина', 184—группа 'размещение, расположение' (в качестве глаголов 'прикреплять' и 'укореняться'), 211—группа 'основание', 562—группа 'слово' и др. При анализе многозначного слова сравнение набора его тематических номеров с номерами синтаксически связанных с ним слов помогает определению данного его значения через совмещение их семантических полей.