Работа социального педагога с неполной семьей

      Максим Максимович Ковалевский (1851—1916), выдающийся отечественный социолог, был в глазах Запада «символом русской науки в области социальных знаний». Профессор А. Мелле (Франция) назвал его «великим социологом», и, безусловно, М. М. Ковалевский являлся ключевой фигурой в русской и зарубежной социологии. Он был лично знаком со многими научными светилами. Два его секретаря и ученика стали украшением русской науки - П. Сорокин и Н. Кондратьев, получили известность его последователи К. Тахтарев, Г. Гурвич, Н. Тимашев.

      М. М. Ковалевский внес большой вклад  в разработку генетической социологии, отказывающейся искать единый, универсальный фактор истории и анализирующей взаимодействие и взаимовлияние социальных феноменов. Генетическая социология рассматривает все многообразие данных сквозь призму исходных элементов общества. В этом русле анализа генезиса институтов и общностей находится исследование происхождения и развития семьи, рода, племени. В 1895 г. вышла в свет классическая работа М. М. Ковалевского «Очерк происхождения и развития семьи и собственности», где показано, что нельзя смотреть на любое историческое явление как на уравнение с одним неизвестным, что семью нельзя понять через один какой-либо фактор. Следует учитывать физиологическую, психологическую, экономическую, социальную и пр. стороны, в частности, важно изучить солидарность и способность к самопожертвованию малых семей, появляющихся после распада больших домохозяйств, «семья — великая школа альтруизма, которая спасет мир...».

      Владимир  Михайлович Бехтерев (1857—1927) — выдающийся ученый, психиатр, психотерапевт, своеобразный «русский Фрейд». Много внимания он уделял социальным аспектам психических явлений, основал Институт познания человека (Психоневрологический). Он считал, что внушение, благодаря применению которого к нему пришла широчайшая известность, как «фактор заслуживает самого внимательного изучения для историка и социолога. Иначе целый ряд исторических и социальных явлений получает неполное, недостаточное и, быть может, даже несоответствующее объяснение». В. М. Бехтерев как психотерапевт много сделал для становления отечественной семейной психотерапии. Особенно значительны результаты работ по детской психологии, причем интересно, что ученый использовал наблюдения и над своими детьми в исследовательских целях.

      Среди российских ученых немало тех, кто так  или иначе касался проблем  брачно-семейных отношений. Можно назвать, например, работы М. Туган-Барановского в области мотивов репродуктивного поведения и, конечно же, многочисленные труды Александры Коллонтай, самой знаменитой из отечественных феминисток. Ее вклад в социологию семьи противоречив. С одной стороны, обоснование необходимости развала семьи и ликвидации воспитания детей в семье на основе «принципа коммунизма», признающего, «что забота о подрастающем поколении должна быть делом не родителей, а государства». Интересно при этом, что обоснование отказа от семейной социализации производится с явно антиэкзистенциальной точки зрения и в интересах государства, государственного производства: «...Вынужденное совместительство - воспитание младенца и профессиональная работа — понижает трудовую энергию женщины ...мать, обязанная тратить все свои свободные от профессиональной работы часы на ребенка, никогда не даст максимума производительности на профессиональной работе».

      С другой стороны, она дает четкий анализ социальной организации семьи, различии в организации семьи докапиталистической и семьи на стадии наемного труда при капитализме. «Базой дошедшей до нас формы семьи (это написано было в 1914г.) служили определенные хозяйственные начала. В основе семьи лежали производственные отношения, сковывающие членов семьи прочнее, чем могли сковать их самые близкие узы крови... В те времена, когда семья представляла собой хозяйственную единицу... и при том не потребительскую лишь, а и производительную, творческую, семья ...могла производить все необходимое для своих членов — забота о потомстве, содержание, воспитание, обучение его входили в естественный круг ее неотъемлемых обязанностей. Семья для своего процветания — экономического и социального — нуждалась в новых членах, в постоянном притоке свежих рабочих рук. Нет ничего удивительного, что в то время ответственность за потомство ложилась на семью...».

      Вопрос  об охране материнства и детства не возникал и не мог возникнуть, пока семья оставалась не затронутой капиталистической индустриализацией. А. Коллонтай уловила главное — при капиталистическом разделении труда с индивидуальной оплатой на долю семьи не выпадает никаких производственных функций, хотя остаются функции материнства, содержания и воспитания подрастающих поколений, т. е. функции, не подкрепленные новыми формами организации, коли старые оказались изжитыми. Другими словами, рождение и воспитание детей осуществлялись в семье благодаря ее роли хозяйственно-производственной единицы. Исчезает эта роль, и в обществе пропадают стимулы к материнству и социализации детей. Поэтому эти функции должно взять на себя государство нового типа, т.к. буржуазное государство на это не способно. А. Коллонтай не видит возможности реанимации семьи, поскольку семья обречена на распад. Даже если повернуть историю вспять и конфликт между профессиональной и материнской ролью решить путем возврата женщины из всех областей хозяйственной жизни снова в дом, в семью, то все равно «меры эти были бы бессильны задержать процесс дальнейшего разложения семьи». Освобождение женщины и развитие ее личности несовместимы с функционированием семьи вообще, отсюда остается лишь один социалистический путь «государственного страхования материнства» и общественной социализации новых поколений. В начале двадцатого столетия парадигма социализма была очень популярна среди российской интеллигенции, среди ученых. На этом пути искали разрешения многих проблем, в том числе и проблем семьи. Не был исключением в этом отношении даже Питирим Александрович Сорокин (1889-1968), выдающийся социолог XX столетия, который в интересах «современной семьи» также видел «тормоз для проявления более высоких альтруистических порывов и поступков». Однако распад семьи, тщательно описанный на материале тогдашних данных, мыслился как «болезнь роста» всего уклада жизни, того роста, который несет с собой и новую форму семьи «на смену отживающей». П. А. Сорокин как бы спорит с Г. Спенсером, «около 30 лет назад» отметившим «дезинтеграцию» семьи, зашедшую «слишком далеко», и поэтому следует «ожидать теперь движения по обратному направлению», и, вероятно, по мнению Спенсера, семья, состоящая из родителей и детей, восстановится снова и даже подвергнется дальнейшей интеграции» (Спенсер. Основания социологии. СПб., 1898. Т. 2. С. 73-75). П. Сорокин, ссылаясь на осуществленный им анализ материалов, пишет: «Как видно из вышесказанного, действительность пока не оправдывает предположений Спенсера, разложение не остановилось, а чем дальше, тем идет быстрее и, по-видимому, в таком же направлении пойдет и в будущем, конечно, оно не ведет к гибели семьи вообще. Семья как союз супругов и как союз родителей и детей, вероятно, останется, но формы ее будут иными». Признается лишь распад хозяйственного союза, и прогнозируется радикальное изменение внутрисемейных отношений, соответствующее по идее новому укладу жизни. Возможность исчезновения семьи вообще как социального института отрицается, т.к. на смену «современной» семье идет новая ее форма, построенная на новых ценностных основаниях:

      а) на основе «свободного соглашения», а не принуждения;

      б) на основе общественной педагогики, а  не семейного опекунства, которое прежде «смягчало чисто полицейскую, унтер-офицерскую систему государственной педагогики», - в новых условиях, когда «государство и общество забудут о своей роли полицейского, а будут педагогами», когда воспитание и обучение «будет поручено специалистам», при «правильной постановке дела» в принципе «нельзя не приветствовать вмешательства общества и государства в это дело»;

      в) на основе общего блага, альтруистического  поведения, направленного на пользу общечеловечности, а не только на семейную пользу.

      «И  нет сомнения, — завершает свой анализ П. Сорокин, — что в этом начавшемся единоборстве семьи и общества (вспомним «борьбу за индивидуальность» Н. К. Михайловского) организация современной семьи будет разрушена: общественные интересы - с одной стороны, интересы личности (обратная сторона общечеловечности) — с другой, победят и фактически уже побеждают. Расширившийся — и вглубь, и вширь — альтруизм (любовь к ближнему) и теперь уж требует большего простора, чем узкие границы семейного альтруизма».

      Большое значение для социологии семьи имеют  взгляды П. Сорокина на семью как на механизм социальной циркуляции и мобильности. Семья как «лифт», осуществляющий перемещения вверх и вниз по социальной лестнице, семейный статус как фундамент социального положения личности, «селекции и распределения индивидов» внутри различных социальных страт — вот предмет изучения семьи в терминах социальной структуры и социальной динамики. П. Сорокин говорит даже о «семейном тесте», о семье как средстве тестирования способностей и отмечает, что современная семья выполняет эту роль лишь частично, т.к. в обществе вертикальной мобильности «семейный тест» теряет свое исключительное значение и складывается норма оценки личности не по семейному положению и происхождению, а по личным качествам, тестируемым детсадами, школами и прочими новыми институтами селекции.

      В теории кризиса чувственной культуры отмечена всевозрастающая неспособность «эмпирицизма» управлять человечеством и ходом социокультурных процессов. Это следует рассматривать как реакцию на прежнее увлечение идеей революции, на прежние социалистические иллюзии по переделке мира. Вместе с тем, с точки зрения теории и практики социальной работы с семьями стоит задуматься над предостережением этого великого русского социолога: «Чем больше экономистов вмешивается в экономику, тем хуже она становится; чем больше политологов участвует в реформировании, тем больше правительство нуждается в реформе; чем больше социологов, психологов, антропологов и юристов вмешивается в дела семьи, тем больше семей разрушается...». Вмешательство, преследующее цель улучшения взаимоотношений в семье, имеет свои пределы, устанавливающиеся типом культуры, типами институтов, в т.ч. типом семьи. Терапевтическая работа может приносить эффект по очищению атмосферы отдельных семей, но она не в состоянии изменить самый тип семьи, соответствующий "чувственной культуре", постепенно уходящей с исторической сцены. 
 

       3. Понятие неполной  семьи.   Работа  социального педагога  по решению основных проблем в неполной семье

      Мы  обычно называем полными те семьи, в которых есть отец, мать и дети.  И все же это еще не совсем полная семья. Не хватает третьего поколения — бабушки и дедушки, этих трудно заменимых по своему опыту воспитателей.

      Не  говоря уже о том, что в семье  трех поколений у папы и мамы остается больше времени для отдыха и различных культурных мероприятий, присутствие бабушки и дедушки создает столь необходимое ребенку ощущение уверенности. Его отношения с ними складываются совсем по-иному, чем с родителями. Как ни странно, но в этих отношениях больше равноправия, так как они требуют от ребенка сочувствия, глубже развивают эмпатию. Папа и мама в представлении ребенка — всегда самые сильные, самые ловкие, словом, самые-самые, а вот бабушка и дедушка уже не такие, поэтому их надо больше жалеть.

      Легко отличить людей, у которых в детстве  была бабушка. Они лучше, сердечнее, более чуткие.

      Для достижения семенной гармонии важно  заботиться о счастье не только самых младших ее представителей, но и тех, кто уже переживает закат своей жизни. Ничто так не искажает личность, не ослабляет ее жизненные силы, особенно в преклонном возрасте, как чувство своей ненужности. Прекрасная гуманная традиция — воспитание внуков — в большей мере решает эту проблему.

      Однако  существует и противоположное мнение — молодая семья должна, мол, жить отдельно от стариков, тогда она чувствует себя увереннее, самостоятельнее, никто не вмешивается в ее внутренние взаимоотношения. Бабушки и дедушки всегда чересчур балуют детей, поэтому в семье трех поколений невозможно обеспечить единые воспитательные требования.

      Нечего  сказать, аргументы весьма убедительны, но дело в том, что их сложно применить к ситуации, когда дедушки и бабушки живут отдельно от своих детей и внуков, но согласия и понимания между ними все равно нет.

      Уважение  и признание семьи заслуживают те бабушки и дедушки, которые стараются понять интересы молодежи, умеют соблюдать ту границу, которую нельзя нарушать, знают, во что не надо вмешиваться. Следует заметить, что университеты культуры, над которыми часто иронизируют публицисты, очень нужны современным бабушкам, так как позволяют им «держаться на уровне», не дают увязнуть в повседневности, что часто таит в себе опасность возникновения мелочных, но убийственных конфликтов.

      Бабушкам  и дедушкам следует подобрать  себе те домашние обязанности, что полностью соответствуют их компетенции. Но не только им, но и взрослым детям необходимо ограничить в семье сферу своей деятельности и ответственности. Во-первых, такое распределение разгрузит всех домочадцев, во-вторых, занятость своими делами уменьшит опасность вмешательства в чужие дела.

      Сейчас  существует множество семей, живущих  раздельно, здесь уж ничего не поделаешь. И все же нельзя совсем исключать бабушку из жизни младшего поколения. Семье очень нужны бабушки и дедушки.

      Что говорит статистика

      Источником  данных о семье служат переписи населения  и текущий учет рождений, смертей, браков и разводов, миграции, а также выборочные обследования разного рода, включая микропереписи. Органы госстатистики, опираясь на материалы переписей и текущего учета, ежегодно расчетным путем определяют численность населения по стране и регионам, состав по полу, возрасту и др., но не по числу и составу семей: эти данные о семье можно получить только в годы переписей населения.

      Перепись 1897 г. была первой и всеобщей переписью населения и находилась при ее подготовке и проведении в центре внимания общественности. Лев Толстой рассматривал перепись населения «как социологическое исследование, которое проводится для того, чтобы вывести законы социологии и на основании этих законов «учредить лучше жизнь людей». Большое значение придавал переписи населения 1897 г. великий русский ученый Д. И. Менделеев, который на ее основе написал книгу «К познанию России», опубликованную в 1906 г. и неоднократно переиздававшуюся. Выдающийся русский писатель А. П. Чехов непосредственно участвовал в проведении переписи 1897 г. — руководил группой счетчиков-регистраторов в Серпуховском уезде Московской губернии. Особенно значительной была роль в организации и проведении переписи 1897 г. известного русского ученого П. П. Семенова-Тян-Шанского, который в 1864—1875 гг. возглавлял Центральный статистический комитет, а в 1875-1897 гг. - Статистический совет Министерства внутренних дел, в ведении которого находилась статистика царской России.

      Намеченная  на 1915 г. вторая всеобщая перепись не состоялась из-за начавшейся Первой мировой войны. В 1916 г. и в 1917 г. были проведены переписи сельскохозяйственного населения, и лишь в 1920 г. удалось провести всеобщую перепись, которая стала первой советской переписью (численность страны 137 млн. чел., в том числе горожан — 21 млн.). В 1923 г. вместе со Всесоюзной переписью городского населения проводилась также промышленная перепись, а в 1926 г. была проведена охватившая всю территорию Всесоюзная перепись населения (численность населения оказалась такой же, как и сейчас, в конце XX века, — 147 млн. чел., тогда как горожан было лишь 18%, а не около трех четвертей, как ныне).