Школа и образование в России XVII века

Таким образом, в древнерусском государстве в связи с особенностями развития общества и православной церковности не возникло повсеместной потребности в общественной школе: стремление к  учению удовлетворялось частным обучением на дому у священников, в приходах и монастырях, чтением книг духовного содержания, беседами с духовниками. В крупных городах, центрах торговли и ремесел, появлялись и училища. Обучение мирян и духовенства было примерно одинаковым по содержанию и включало вероучение, церковное пение, грамоту, письмо и счет. В архиерейских домах учили еще и греческому языку, риторике, диалектике (тривиуму). В городах дети обучались ремеслам и торговому делу.

При всем несовершенстве средневекового учения оно отличалось целостностью и ясностью своих идеалов, систематичностью, доступностью. Л.Н. Толстой в статье «О народном образовании» так писал о его преимуществах: «Возьмите какую угодно средневековую школу… возьмите всю ученую литературу средних веков, - какая сила веры и твердого несомненного знания того, что истинно и что ложно, видна в этих людях!.. Сравните после этого догматическую школу средних веков, в которых истины несомненны, и нашу школу, в которой никто не знает что есть истина…»[21].

В средние века постепенно начинает складываться методика обучения грамоте, письму и счету. Грамоте учили буквослагательным способом. Наизусть заучивался алфавит (для торговых и ремесленных записей хватало упрощенной азбуки из 26 букв, тогда как полный алфавит состоял из 43, включая надстрочные знаки – титла), тренировалось его запоминание последовательно и вразброс; затем обучали сложению слогов, которые также заучивались. Из слогов складывались слова, а затем переходили к переписыванию и чтению молитв. Из математических знаний осваивали нумерацию и четыре действия арифметики: дети торгового люда учились считать на счетах. Известен трактат Кирика, иеродиакона Антониева Новгородского монастыря, в котором излагался счет времени в месяцах, неделях, днях и часах от Адама до 1136 года.

Появились и первые методические руководства для обучения чтению: в упомянутом «Слове некоего калугера о четьи книг» из Изборника Святослава 1076 года говорилось о пользе, методах и целях чтения. Книга – духовное богатство, источник знания, средство воспитания и образования. «Как не составляется корабль без гвоздей, так и праведник без почитания книжнаго», - говорится в «Слове»[22]. Автор предостерегал от поверхностного восприятия, когда читатель обращается к последующей странице, не поняв содержания предыдущей.

После монголо-татарского нашествия города Древней Руси были полностью разорены, поэтому многие традиции просвещения и источники, по которым можно судить о его развитии, оказались утерянными. Бесспорными свидетельствами уровня просвещения в древнерусском государстве являются немногочисленные дошедшие до нас памятники древнерусской книжности. Анализируя содержание берестяных грамот, ученые предполагаю, что грамотность достаточно широко была развита и в городах. Грамотным было духовное сословие.

Однако русское просвещение носило специфический характер. Оно не имело в своем основании античной культуры (хотя наши предки были знакомы с ней через византийские сборники), а опиралось полностью на христианско-православную традицию. В сознании древнерусского человека ничто не могло конкурировать с истиной Священного писания. Отсутствие такой конкуренции породило и цельность подхода к учению, когда оно представлялось не воспитанием и обучением, а духовным возрастанием человека, соединяющим эти две составляющие.

Глава IV. Школа и просвещение России в эпоху XVII века.

1. «Научный багаж» древне-русского человека конца XVI – начала XVII века.

В России XVII века, как и раньше, не существовало правильной школы. Тогдашний русский человек как-то сам собой навыкал святые книги чести, пройдя азбуку и усвоив механизмы чтения у какого-нибудь мастера, посвятившего себя делу научения откроков грамоте. Усвоив механизмы чтения, древне-русский человек погружался в море сначала только писанной, а потом и печатной литературы и читал, читал, собирая в сокровищницу своего знания все, что имелось в тогдашнем книжном мире. Книги Ветхого и Нового Заветов, какие-то отрывки из греческой мифологии, образы Илиады и Одиссеи, эпизоды из истории евреев, Византии особенно, и из средневековой, легенды и апокрифы,хронографы и летописи – все это поглощалось любознательным читателем по мере того, как попадалось ему в руки. При сравнительной редкости книг, каждая попавшаяся в руки читалась и перечитывалась, и содержание ее целыми главами и отделами укладывалось в памяти читателя на вечные времена.[23]

              Без порядочно, без системно накопившиеся знании, да и то только из области Священного Писания, не делали человека развитым, готовым на вопросы, скорым на ответы, мятцщимся той святой жаждой спора, в которой зарождаются и вырастают самостоятельные мысли, говорятся «свои слова». Древне-русскому человеку, начитанному в книгах божественного писания, своих слов и иметь не полагалось. Привычка пользоваться готовыми святоотеческими беседами, боязнь делать новые самостоятельные шаги в области веры и религиозного сознания доходила до того, что тогда запрещалось входить в какие бы то ни было рассуждения о делах веры. «До поставлено, - говорили тогда о таких впросах, - так оно пусть и будет до скончания веков».

              С наплывом иностранцев в Россию XVII века часто стали происходить невольные собеседования у православных с наезжими католиками и протестантами о делах веры. Иностранцы записали довольно много случаев таких больших и малых столкновений по вопросам веры и единогласно утверждают, что преданние древности является у русских той твердой почвой, с которой ничто не может их свести. «Как верили наши предки, так и мы верим» - вот основа всех доказательств, приводимых русскими. «Здесь так написано»,[24] скажет обыкновенно русский на какое-нибудь замысловатое сопоставление иностранца, и на этом упорстве веры в написанное замирал всякий спор. Твердая искренняя вера в букву не повиновалась ни малейшему прикосновению к ней знания и рассуждения. По-своему это была горячая вера, но костная и неподвижная, исключавшая всякое рассуждение по существу; такие люди очень легко терялись и становились в тупик, когда судьба наталкивала их на противников, вооруженных, кроме знаний, еще и умением ими  управлять, изучавших искусство спорить и вообще отличавшихся большим умственным кругозором.

              Научный багаж, выносимый древне-русским человеком не столько из школы, сколько из самостоятельного чтения, был довольно скудноват. Какой бы области знаний мы не коснулись, всюду поражает беднота и убожество, отсутствие малейших творческих начал. 

              Математические знания – самые трудные по степени усваемости, стояли на очень и очень несовершенной степени в девней Руси, даже у тех, кого нужда или служба заставляла этими знаниями интересоваться.[25] Прежде всего самая система изображения цифр буквами алфавита, заимствованная из Византии, мешала применению всех удобств десятичной системы. Количества букв в славянском алфавите хватало на изображение единиц, десятков и сотен, а дальше приходилось прибегать к условным знакам: для обозначения тысяч приставляли к каждой букве знак ≠; для десятков тысяч ставили те же буквы в кругу, для сотен тысяч – в ркгу из точек, для миллионов – в кругу из черточек, расходившихся лучами по окружности. Из четырех правил арифметики знали хорошо только сложение и вычитание, а умножения и деления избегали; дроби почти совсем не давались древне-русскому математику и были сведены на несколько типичных, к которым и подгоняли приблизительно всякую возможную, получившуюся на практике, эти типические дроби были: половина, треть, четверть, полчетверти (1/8), полтрети (1/6), полполчетверти (1/16) и полполтрети (1/12), полполполчетверти (1/32) и попопотрети (1/24); сложение и вычитание дробей представлялось неисполнимой трудностью; не зная привидения к одному знаменателю, старинный наш математик придумал такую хитрость: приравнивал наименьшею дробь единице, остальное выражал кратными числами, и таким образом действие над дробями заменял действия над целыми числами![26] С XVI века появляются своеобразные учебники арифметики, составленные по польским образцам; в этих учебниках излагаются все четыре действия как над целыми числами, так и над дробыми и даже даются восторженные сведения о «золотой строке» - это не что иное, как простое тройное правило, сообщается оно в руководстве как какой-то магический, чудодейственный секрет, во внутренние же основания его автор войти не умеет, оно только рассказывает, как надо написать «золотую строку», куда поставить разные условия задачи и какие действия произнести.  

2. Математика, астрономия, космография, естественно-исторические познания, гуманитарные и другие науки как путь развития новой образовательной системы.

Астрономические познания древней Руси, поскольку их можно называть астрономическими, носили тоже прикладной характер, вытекали, так сказать, из календарных нужд. Для определения времени переходящих праздников надо было знать «круг луны» и «круг солнца». До конца XV в. ориентироваться можно было легко, благодаря «Пасхалии», составленной еще в первые времена христианства. В XV в. ожидалась кончина мира, потому что эта древняя пасхалия кончалась 1480 годом. Руководствуясь старой пасхалией, ее

приемами и расчетам, митрополит Зосим составил новую. Тогда же возникли особые сборники правил, как пользоваться таблицами пасхалий.[27]

              Естественно-исторические познания древней Руси были взяты из Византии, а там они не подымались выше того уровня, который получился в первые века христианства. Естественно-исторические сведения черпались из сборника сведений этого рода «Физиолога», начавшего создаваться очень давно, еще в III веке по Р.Х. В этом сборнике были сосредоточены наблюдения над физической жизнью человека и животных, сделанные еще древними авторами, но выборка их наблюдений в «Физиологе» была произведена христианскими писателями и со специальной целью – сопоставить их с текстами из Св. Писания и убедить читающих, что все в мире создано, как гласит  Св. Писание, и все славить Бога своим существованием, и во всем свидетельствуется явно или иносказательно Его святая воля и предсказание. С другой стороны, естественно-исторические сведения сосредотачивались на чудесном и сказочном из животного мира , и потому не столько удовлетворяли запросы знания, сколько возбуждали и поддерживали чисто-фантастические представления о мире странных животных и незнакомых людей.[28]

              Особый интерес вызывала к себе у московских людей одна небольшая область в естествознании, имевшая некоторое прикладное значение. Именно лечебно-лекартсвенная. Тут было сравнительно много наблюдения и опытов, и приложения этих опятов к человеческому организму в тех выводах и формах, которые соответствовали тогдашнему общему представлению о человеческом организме. В основе теории древне-русской медицины лежало очень старинное учение о четырех основных жидкостях человеческой природы, соответствующих четырем стихиям мира. Эти стихии созданы Богом – земля, огонь, вода и воздух.[29]

              Сопоставление малаго мира – человека – и большого мира – мироздания – приводило к установлению зависимости человеческого состояния от светил мироздания, планет. «Какая планета ближе к душе рождающегося человека, от той он и преемлет рождение. Одни планеты студеного свойства, другие влажного, третьи сухого, четвертые горячего. Те же естества получает человек, рождающийся при соответственном положении планет, в момент его рождения. Человек естества теплого и влажного бывает разговорчив и высказывается скоро; человек естества сухого и горячего – дерзок, храбр и непостоянен в своих привязанностях; человек студеного и сухого естества – молчалив и влажен; человек естества студеного и влажного – неподвижен и печален». На этих сопоставлениях и заключениях покоился целый ряд всевозможных житейских и врачебных предписаний, ими определялось не только, когда что лучше следует есть, но и когда кому какие дела предпринимать.[30]

              Запросы в области гуманитарных наук – грамматики, риторики, и диалектики, - удовлетворялись очень отрывочно и случайно и говорить о них до появления в Москве учеников Киевской академии не приходится.[31] Больше удовлетворялись запросы в области истории, предмет которой после религиозных сюжетов был любимейшим предметом изучения у читавших людей древне-русского общества. Множество своих летописей, переводя с греческого всемирные хроники, так называемые хронографы, давали обильный материал любознательному читателю. К XVII веку мы уже имеем образцы хронографов, довольно далеких в своем изложении от без системных погодных летописных записей фактических данных; в них появляется уже известная прагматичность изложения, видна система в выборе фактов и чувствуются определенные цели изложения: религиозное возвеличение истории и известная политическая тенденция, объясняющая весь ход истории, как следствие распоряжений и законодательства государей, сердца коих в руке Божьей; через государей сам Бог правит судьбами людей. На этой основной мысли построен и древнейший учебник русской истории, появивишийся около 1674 года, так называемый «Синопись». «Весь ход русской истории объяснен в этом руководстве систематически, как следствие распоряжений государей, касавшихся формы правления; по этой теории первоначальная Русь была единой монархией и процветала только как таковая. На ряду с религиозным героем русской истории Владимиром Святым здесь выдвигается другой герой, политический, Владимир Мономах, в качестве наследника византийских императоров и единовластителя, боровшегося против ошибочного распоряжения Ярослава о разделе страны, разбившего ее на уделы, следствием чего было отделение юго-западной Руси и Новгорода с севером и порабощение татарами центра.

              Вот в самых общих чертах тот образовательный багаж, те знания, то вытекающее из них просвещение, каких мог достичь тогдашний русский человек в лучшем случае, при наличии исключительного стремления к науке и просвещению. Что этого было мало, чувствовали уже и тогда.[32] Столкновение с иностранцами в области религиозных споров, технических знаний, умения жить показывало это каждый день воочию с тех пор, как умедренное горьким опятом войны московское правительство открыло широко двери в свое государство для иноземцев, которых сотнями привязывали на устройство армии, заводов лечебниц, аптек, и всего, всего потому что Москва не создала ничего в отмеченных областях, что могло бы стать вровень с западными образцами, кроме удивительно дисциплинированных и покорных царской воле людей, из которых призванный немец не без успеха выделывал сносных рейтаров, солдат, заводских рабочих, аптекарей, переводчиков технических книг, актеров и т.д. Все эти работники различных специальностей создавались путем выучки их учителями с показу, на практике, и ни какого общеобразовательного основания в эту выучку их учителя не вкладывали. Потребность в школьной подготовке сказывалась тогда в других сферах.