Гуманистическая парадигма в психологии. Виктор Франкл

    С Адлером его связывали и политические убеждения: тот был социал-демократом, много работал прежде всего с  клиентами из низших, обездоленных слоев, создав в Вене сеть медико-педагогических консультаций. В 1925 г. Франкл сдал теоретические  экзамены в венской секции Международного союза индивидуальной психологии, получил диплом и был принят в круг приверженцев «индивидуальной психологии». Здесь он нашел учителей, которые оказали на него очень большое влияние и как личности, и как профессионалы — Рудольфа Аллерса и Освальда Шварца.

    Однако  находиться в этом сообществе тоже было очень непросто, и отношения  с ним молодого Франкла приняли  сложную и драматическую форму. Возникли расхождения между учителями  Франкла Аллерсом и Шварцем с  одной стороны, и Адлером — с другой, что привело в конечном счете к исключению в 1927 г. Аллерса и Шварца из Международного союза индивидуальной психологии. В этом союзе была жесткая иерархическая структура, и рядовые его члены, вроде молодого Франкла, согласно существовавшим правилам, не могли общаться с Адлером по научным вопросам лично, а только через своих учителей. Когда Аллерс и Шварц, введшие Франкла в адлеровское общество, были исключены из союза, Франкл оказался в полной изоляции, вскоре был исключен из всех форумов союза индивидуальной психологии и оказался за его пределами. Тогда же у него прервалось общение со своими учителями и в конце 1920-х гг. он остался фактически один.

    Франкл  никогда не считал себя учеником Адлера, говоря, что у того вообще отсутствовал орган восприятия философских проблем: Адлер с самого начала исходит из догмы, что жизнь имеет смысл, и что ошибочно специально задаваться этим вопросом. Адлер как личность производил на Франкла не очень сильное впечатление, хотя Франкл никогда прямо не оценивал Адлера с этой стороны. В научном же плане Франкл ценил Адлера очень высоко, видя в нем предтечу гуманистической психологии. В частности, Франкл охарактеризовал как коперниканский переворот впервые введенную в психологию Адлером идею целевой детерминации, ориентации на смысл в противоположность фрейдовскому причинному объяснению, исходящему из прошлого, каузальных причинно-следственных связей [7]. Адлер был действительно первым в психологии личности, кто на смену фрейдовскому вопросу "почему?" поставил вопрос "зачем?" . Франкл развивал именно эту линию, унаследовав у Адлера некоторые принципиальнейшие моменты своего подхода. Часто он цитировал Адлера, в частности ему очень нравилось высказывание: "неверно, что у человека есть опыт, опыт и есть человек".

    х х х

    В конце 1920-х гг. в жизни Франкла  начался очень сложный затяжной период кризиса, поисков, потери ориентации и неопределенности. Он начал активно  заниматься консультированием молодежи по психологическим проблемам, издавал  какое-то время журнал "Человек  в повседневной жизни" индивидуально-психологической теоретической направленности. Тогда у него, кроме неудовлетворенности имевшимися подходами, не было своих оригинальных взглядов, тем более намерения основать свою школу. В 1928 г. он организовал бесплатные консультации, куда могли обратиться молодые люди с духовными и душевными проблемами. Франкл пытался развивать и специальные формы помощи молодым безработным, во многом в духе той практики, которой занимался Адлер. Одно из его достижений, которое он констатировал, во многом связано с работой молодежных консультаций: в 1931 г. впервые за многие годы период окончания школы не был отмечен в Вене ни одной попыткой самоубийства выпускников.

    Франкл  много выступал в непрофессиональных аудиториях, говорил с молодежью о смысле жизни, читал в открытой публичной «народной школе» лекции, в которых раскрылся его ораторский дар. В материальном отношении его жизнь тогда не была безоблачной, но упорным трудом он поддерживал ее приемлемый уровень.

    В 1930 г. Франкл завершил медицинское образование, с 1930 по 1936 год получил подготовку как специалист по неврологии и психиатрии, и с 1933 по 1937 работал в психиатрической больнице, в кризисном стационаре. За четыре года он принял около трех тысяч неудачливых суицидентов. У него не было времени для подробных бесед, и он стремился разработать оперативные процедуры кратковременного вмешательства и быстрой диагностики. Перед Франклом стояла тяжелая задача дифференциальной диагностики — определить, пора ли выписывать суицидентов из стационара, или еще подержать их: на карте стояла жизнь людей. Он спрашивал своих пациентов: «Как Вы, пора ли Вас уже выписывать?» — Абсолютно все отвечали: «Конечно, я уже пришел в себя, понимаю, что был неправ, и меня можно уже выписывать. Я не буду больше пытаться лишить себя жизни». Одни говорили правду, другие хотели кратчайшим путем вернуться в условия, в которых будет возможна реализация их намерения. Тогда Франкл задавал всем второй вопрос: «А почему же нет?» Этот вопрос разделял пациентов на две группы: одни говорили "нет, доктор, я правда больше не буду, можете меня выписывать, я уже передумал", не давая конкретного ответа на второй вопрос, а другие отвечали: "я как-то не подумал, я вот сейчас вижу, мои близкие ко мне приходят, им не все равно, им тяжело" или "у меня разваливаются дела, я не могу подводить моих коллег", т.е. формулировали какой-то конкретный смысл оставаться в живых. Те, кто не расстался с мыслью покончить с собой, не могли сформулировать ту причину, по которой они решили все-таки остаться в живых. Так Франкл находил решение задачи.

    Но  это был еще и период затянувшегося  кризиса самого Франкла. Он пока не пришел к своим теоретическим  формулировкам, его преследовало состояние  пустоты, профессионального одиночества, к которому добавились постепенное разочарование в идеях социализма и утрата политических ориентаций. Франкл оказался лишенным корней. Тем не менее идеи продолжали вызревать. Первые наброски логотерапевтических идей появились в конце 20-х гг., в 1926 г. он впервые использовал в докладе слово «логотерапия», а в 1929 г. впервые применил попытку того, что у него потом превратится в технику парадоксальной интенции — игровой подход, направленный на парадоксальное переосмысление своих фобий. В конце 1930-х гг. швейцарские журналы публикуют первые его статьи, в которых основные идеи логотерапии оказываются уже последовательно прописанными [4]. Франкл начинает писать книгу, хотя у него в тот момент еще отсутствовали определенные ценности, ориентации, задачи, вокруг которых он мог полноценно собрать себя как личность. Он был молод, достаточно популярен, активен, внешне все было благополучно: работа, проекты, много интересных задумок, задач; не хватало только того, ради чего стоит жить. Поэтому в период с 1931 по 1938 г. он прожигал жизнь: ходил по ресторанам, варьете, пользовался большим успехом у женщин. Все это типично для экзистенциального вакуума, ситуации смыслоутраты, которую Франклу тоже довелось испытать на собственном опыте.

    х х х

    Вся жизнь изменилась достаточно радикальным  образом в 1938-м году, когда Австрия была присоединена нацистской Германией. Это ознаменовало для Франкла конец целого периода жизни и начало ее нового отрезка, самого тяжелого, трагичного, в котором было больше всего вызовов. На судьбу Франкла повлияла прежде всего не война, а его еврейское происхождение: и он, и его семья фактически были обречены рано или поздно попасть в концлагерь. Нацизм для Франкла обозначал каждодневную угрозу жизни, необходимость лавирования между всевозможными опасностями.

    В тот вечер, когда гитлеровские войска заняли Австрию, Франкл делал доклад для своих коллег, врачей-психиатров, на тему "Нервозность как явление нашего времени". Тогда он и столкнулся впервые с новым режимом. Во время доклада дверь открылась, вошел человек в эсэсовской форме, встал в дверях и сказал: собрание закончено, расходитесь. Франкл еще ничего не знал про произошедший политический переворот и не хотел прерывать свою речь; с абсолютной уверенностью в себе он зафиксировал взгляд эсэсовца и на всех нужных регистрах своего ораторского голоса сказал ему, чтобы тот остался стоять, где стоит, и забыл про все свои намерения, т.е. попросту загипнотизировал его. Таким образом, Франкл благополучно закончил свое сообщение, не подозревая, что в эти минуты начинает противостоять Третьему рейху.

    Помимо  постоянной угрозы для жизни, было уже  невозможно свободное самовыражение, и Франкл стал пытаться получить визу, чтобы уехать в Соединенные Штаты. Долгое время его усилия оставались бесплодными. В 1940 г. его сделали  руководителем неврологического стационара Ротшильдовской еврейской больницы. Эта должность обеспечивала работой и давала относительную защиту близким от депортации в концлагерь; кроме того, он оказался в состоянии с помощью коллег спасти довольно многих больных от умерщвления как неполноценных. Он также разработал ряд чисто медицинских, неврологических методов помощи людям с неудавшимися суицидными попытками, но приведшими к достаточно сильным повреждениям. Делая определенные внутривенные инъекции, он в течение двух дней возвращал к жизни людей, близких к смерти.

    В конце 1941-го года в жизни Франкла  опять возник переломный момент, когда  в американском консульстве ему  выдали долгожданную въездную визу. Проблема была с его родителями, ее не имевшими: для них оставалась только одна реальная дорога — в концлагерь. Франкл был на распутье: или попрощаться с родителями и предоставить их судьбе, или поставить на кон свою жизнь, будущее, работу ради туманной перспективы как-то помочь, защитить родителей. Он долгое время не мог принять решение: с одной стороны, родители, которых он горячо любил, оказывались беззащитными, с другой стороны, перспектива защитить их, если бы он остался, все равно была весьма слабой и неочевидной. Вопрос этот мучил его на протяжении многих недель. Как-то, будучи в этом состоянии открытости к любым метафизическим знакам, Франкл вернулся домой после прогулки и увидел на столе кусок мрамора, на котором была одна буква на иврите. Отец объяснил, что это кусок мрамора из развалин синагоги, разрушенной недавно нацистами, часть одной из заповедей, которые были высечены на ней. "А какая это заповедь?" — взволнованно спросил Франкл отца. "Чти своего отца и свою мать и пребудешь ты в покое и в мире". В этот момент Франкл принял свое решение остаться в Вене, и виза его пропала. Тогда же, в декабре 1941 г., Франкл сделал еще одну удивительную вещь для тех времен — он женился на медсестре из другого отделения его больницы, Тилли, и это была последняя еврейская свадьба в Вене в этот период.

    Со  дня на день ожидая депортации в концлагерь вместе с родителями, Франкл написал книгу "Врачевание души", первую версию своего основного труда. Он исходил из того, что если и не выживет, то по крайней мере его книга имеет шанс сохраниться. Несмотря на все трагические обстоятельства, его жизнь обрела определенный смысл и структуру. Через какое-то время госпиталь, в котором он работал, закрыли, и в сентябре 1942 г. Франкл вместе со всей семьей был отправлен в концлагерь. Единственное, что он взял с собой, — рукопись книги, зашитую в подкладку пальто, в надежде как-то ее сохранить.

    х х х

    До  октября 1944 г. он находился в лагере Терезиенштадт, на 70 км севернее Праги, на территории Чехии. Этот лагерь был  сравнительно мягким по сравнению с  другими, его тогда называли «образцовым  гетто». В нем отсутствовали газовые камеры, на смерть из него отправляли в другие концлагеря, у заключенных там была возможность иногда общаться между собой.

    В Терезиенштадте он потерял обоих  родителей. Отец прожил несколько месяцев, ослабев от голода и пневмонии. Франкл подробно описывал расставание с ним. Они находились в одном лагере, но в разных бараках; режим лагеря позволял им видеться в определенные часы днем, а на ночь они расходились по своим местам. Отцу уже за 80, ему было совсем плохо, он умирал, и Франкл, как врач, знал, что ему осталось жить считанные часы. Виктору удалось каким-то образом добыть ампулу морфия, и он сделал укол отцу, чтобы облегчить его боль. После этого он задал ему три последних вопроса: — Тебе еще больно? — Нет — ответил отец. — Хочешь ли ты что-нибудь? — Нет. — Хочешь ли ты что-нибудь сказать? — Нет. — После этого Виктор поцеловал отца и ушел, зная, что на следующее утро он его в живых уже не застанет. Он всегда гордился этим, говорил, что у него было какое-то удивительное, чувство человека, выполнившего свой долг — он облегчил последние часы жизни отца, избавил его от боли, помог ему уйти в покое и с миром. Эта история прощания Франкла с отцом иллюстрирует одно из центральных положений научной концепции Франкла: важность того, что человек делает в мире что-то свое, уникальное. Он не случайно испытывал чувство, казалось бы, несовместимое с ситуацией смерти любимого отца: был осуществлен смысл того, что он остался в Вене и не уехал в Америку, значит, это было не зря. Мать Франкла погибла в газовой камере гораздо позже, в октябре 1944 г., когда сам Франкл с женой были отправлены в Аушвиц.  

    Это далеко не единственное из важнейших  экзистенциальных переживаний, вошедших в жизнь Франкла в концлагере. Пожалуй, наиболее поразительным было следующее. Однажды Франкл на вечернем построении был направлен в эшелон, который каждое утро вез определенное количество заключенных в газовые камеры. Никто из тех, кого отправляли этим утренним эшелоном, никогда не возвращался. Выбор был невелик: или броситься на проволоку под током, ограждавшую лагерь, покончить самоубийством, или попытаться бороться, использовать последние шансы. Франкл попрощался с матерью, потом с женой, после этого нужно было идти в свой сектор. Когда он шел туда, смотря на закат, он осознал, что сделал все, что мог в своей жизни сделать, и в первый раз ощутил, что у него нет уже никаких обязательств, никакой необходимости принимать решения. Он свободен от всего, от долга, забот, и на смену мрачному чувству пришло ощущение легкости, которой он не знал раньше. Его жизнь была уже завершена, и он оказался в позиции наблюдателя, который спокойно, беспристрастно смотрит на то, что будет дальше, что принесет жизнь — от него уже ничего не зависит.