Проблема развития мышления. Основные психологические теории

Ассоциативная психология исходила из того положения, что все психические процессы протекают по законам ассоциации и все образования сознания состоят из элементарных чувственных представлений, объединенных посредством ассоциаций в более или менее сложные комплексы. Представители ассоциативной психологии не видели необходимости в специальном исследовании мышления: они по существу конструировали его из предпосылок своей теории. Понятие отождествлялось с представлением и трактовалось как ассоциативно связанная совокупность признаков; суждение – как ассоциация представлений; умозаключение – как ассоциация двух суждений, служащих его посылками, с третьим, которое выводится из него. Ассоциативная теория сводит содержание мысли к чувственным элементам ощущений, а закономерности его протекания – к ассоциативным законам. Оба эти положения несостоятельны. Мышление имеет свое качественно специфическое содержание и свои качественные специфические закономерности протекания. Специфическое содержание мышления выражается в понятиях; понятие же никак не может быть сведено к простой совокупности ассоциативно связанных ощущений и представлений. Закономерности протекания мыслительного процесса также не сводимы к ассоциативным связям и законам, определяющих протекание ассоциативных процессов[7, с. 313].

Первое существеннейшее  отличие мыслительного процесса от процесса ассоциативного заключается  в том, что течение мыслительного  процесса регулируется более или  менее адекватно отраженными  в сознании связями своего предметного  содержания. Ассоциативный же процесс  определяется неосознанными связями  по смежности в пространстве и  во времени между полученными  данным субъектом более или менее  случайными субъективными впечатлениями. В ассоциативном процессе связи  и отношения, объективно определяющие течение процесса, не осознаются самим  субъектом как связи его предметного  содержания. Поэтому содержание процесса субъективно в познавательном отношении, и вместе с тем его течение  автоматично, независимо от субъекта, субъект не регулирует его течения. Таким образом, основанная на ассоциации связь между исходным представлением и последующим не однозначна: процесс  лишен направленности, в нем нет  регулирующей его организованности.

Для того чтобы  объяснить направленный характер мыслительного  процесса, не отказываясь от исходных предпосылок ассоциативной теории, согласно которой все мыслительные процессы носят репродуктивный характер, воспроизводящий содержание чувственных  данных, сторонники этой теории наряду с ассоциацией, пытались использовать еще персеверацию. Персеверация выражается в тенденции представлений удерживаться, каждый раз вновь проникая в течение наших представлений. Так, порой навязчиво, преследует человека какой-либо мотив. Крайнюю патологическую форму персеверации представляют так называемые навязчивые идеи. Попытка использовать персеверативные тенденции для объяснения направленности мышления нашла себе яркое выражение в формуле Г. Эббингауза: «Упорядоченное мышление – это, можно сказать, нечто среднее между скачкой идей и навязчивыми представлениями». Мышление, таким образом, представляется в виде равнодействующей двух патологических состояний – яркое доказательство резкого несоответствия природы мышления предпосылкам этой теории, на основе которой приходится, таким образом, его объяснять[7, с. 314].

2.3. Бихевиоризм.

Последующие попытки  свести мышление к элементарным процессам  были сделаны в первой четверти XX века американскими психологами-бихевиористами (Торндайком, Уостоном). Они пытались интерпретировать внутреннюю мыслительную деятельность как совокупность сложных цепей речевых (беззвучных) навыков, формирующихся по общей для поведения животных и человека схеме «стимул-реакция». Впоследствии это представление о мышлении было усложнено, но его чисто натуралистический характер полностью сохранился[2, с. 62].

Идеалистическая философия занимала противоположную  позицию, которая видела в мышлении особые формы активности человеческого  духа, не сводимые ни к каким элементарным чувственным или ассоциативным  процессам. В средние века и в  начале Нового времени этот подход к мышлению проявился в философии  рационализма, которая исходила из того, что мышление является первичным  свойством духа и обладает рядом  особенностей, не сводимых к более  элементарным процессам. Эти взгляды  разделяли и такие крупные  философы, как Р. Декарт, И. Кант. В  наше время положение, что мышление следует рассматривать как проявление особой «символической» основы философии  неокантианцев, проявилось в работах  крупных философов-идеалистов Кассирер, Гуссерль[3, с. 303].

2.4. Вюрцбургская школа.

Идеалистический подход к мышлению как особой форме  психической деятельности лег в  основу Вюрцбургской школы, которая впервые в психологии сделала его предметом специального экспериментального исследования. Эта школа объединила группу немецких психологов начала XX века (О. Кюльпе, Мессер, К. Бюлер, Н. Ах) считавших, что мышление является особой, далее не разложимой функцией сознания. Представители Вюрцбургской школы, положившие наряду с А. Бине во Франции начало систематическому изучению психологии мышления, прежде всего, выдвинули – в противовес сенсуализму ассоциативной психологии – то положение, что мышление имеет свое специфическое содержание, несводимое к наглядно-образному содержанию ощущений и восприятия. Но правильное положение о несводимости мышления к наглядному чувственному содержанию соединилось у них с ложным отрывом одного от другого: «чистой» чувственности было противопоставлено «чистое» мышление; между ними установлена только внешняя противоположность, без единства. Вюрцбургская школа, опираясь на понятие интенции, выдвинула положение о предметной направленности мысли и подчеркнула роль предмета в мыслительном процессе. Однако в соответствии с идеалистической философией, из которой исходила эта школа, мышление было внешне противопоставлено всему чувственному содержанию действительности, направленность мышления на предмет (интенция) превратилась в чистый акт, в мистическую активность вне всякого содержания. В противовес ассоциативной теории, сводившей мыслительные процессы к внешнему механическому сцеплению представлений, представители Вюрцбургской школы подчеркнули упорядоченный, направленный характер мышления и выявили значение задачи в мыслительном процессе. Однако вместо того, чтобы раскрыть существенные внутренние особенности мышления, которые делают его пригодным для решения задач, неразрешимых механическим ассоциативным процессом, задаче приписывают способность к самореализации[7, с. 315]. Предлагая своим испытуемым специальные задачи и давая им задание описать те переживания, которые возникают при выполнении этих задач, психологи этой школы пришли к выводу, что процесс мышления не опирается на какие-либо образы, не осуществляется с помощью речи и составляет особые «логические переживания». Но, выделяя мышление как особый вид психологических процессов, Вюрцбургская школа представила его как особую форму активности духа, подходя к последней с позиций крайнего идеализма.

Стремясь дать действительное объяснение течению  мыслительного процесса, О. Зельц  в своем исследовании мышления выдвинул правильное положение, что продуктивное мышление не состоит из отдельных  представлений, движимых различными тенденциями, а заключается в функционировании специфических операций, которые  служат методами, направленными на разрешение определенных задач. Течение  мыслительного процесса определяется соотношением между задачей или  установкой на ее разрешение и теми интеллектуальными операциями, которые  она актуализирует. Однако в определении  этого основного соотношения  Зельц возвращается на чисто механические позиции: установка на разрешение задачи признается раздражителем, который  запускает соответствующие операции как реакции. Мышление, таким образом, оказывается «системой рефлексоидальных соединений», которые по структуре сродни сложным рефлексам (цепным рефлексам). Показав сначала, что мыслительный акт – это операция, несводимая к механическому сцеплению ассоциаций, Зельц сами операции сцепил совершенно неадекватными природе мышления рефлексоидальными отношениями, такими же внешними и механическими, как связи ассоциативные.

За время своего существования Вюрцбургская школа прошла значительную эволюцию. Начав с утверждений о безобразном характере мышления (О. Кюльпе, Х. Дж. Уатт, К. Бюллер в ранних своих работах), представители этой школы (К. Бюллер в поздних своих работах, О. Зельц) затем очень рельефно выявили и даже специально подчеркнули роль наглядных компонентов в процессе мышления. Однако наглядные представления были превращены в лишенные самостоятельной чувственной основы пластичные орудия мышления.

2.5. Гештальтпсихология.

Прямо противоположную  позицию по отношению к ассоциативной  теории занимали представители гештальтпсихологии (Вертхеймер, Келер, Коффка, Левин). Исходя из идеи подчиненности психических процессов принципу образования целостных форм, они понимали мышление как непосредственное усматривание искомого решения, выражающееся изменением структуры проблемной ситуации в сознании субъекта. В результате такого «переструктурирования» субъекту открываются с этой точки зрения новые, заключенные в исходной ситуации отношения и функциональные свойства. Процесс этот не может быть выведен из прежде накопленных ассоциаций, из опыта поведения и научения; он представляет собой самопорождающийся процесс. Таким образом, по своему философскому смыслу это понимание мышления по существу смыкается с идеалистическим интуитивизмом[2, с. 63].

Оттолкнувшись от критики психологии мышления О. Зельца, К. Коффка попытался наметить теорию мышления с позиции гештальтпсихологии, безостаточно свести отношения к структурности наглядного содержания. Основное положение его теории мышления заключается в том. Что мышление – это не оперирование отношениями, а преобразование структуры наглядных ситуаций. Исходная ситуация, в которой возникает проблема, – это в своем наглядном содержании неуравновешенное феноменальное поле, в котором имеются как бы незаполненные места. Вследствие этого в проблемной ситуации создается напряжение, которое вызывает переход данной неустойчивой наглядной ситуации в другую. Посредством последовательного ряда таких переходов происходит преобразование (по Вертхаймеру), т. е. изменение структуры, исходного наглядного содержания, которое и приводит к решению задачи. Задача оказывается решенной попросту в результате того, что мы под конец по-иному, чем вначале, непосредственно видим содержание исходной ситуации. Коффка пытался осуществить на основе принципа структуры то же сведение мышления к наглядному содержанию, которое отстаивала ассоциативная психология. Эта попытка игнорирует специфику мышления. Мышление также несводимо к преобразованию феноменальных структур, как и к ассоциации представлений[7, с. 316].

2.6. Другие теории  и исследования мышления.

Общей чертой, характеризующей  перечисленные теории, в том числе  и ассоциативные, является их отказ  от изучения происхождения и общественно-исторического  развития человеческого мышления. Если в них и шла речь о развитии, то оно понималось как процесс  чисто количественного накопления ассоциаций, их обобщения, дифференцирования  и объединения во все более  сложные цепи и комплексы. Такое  понимание развития удерживалось как  психологами-эволюционистами (Спенсером), так и в работах по психологии народов (Вундтом).

Только в начале XX века конкретные исследования мышления приобрели черты подлинного историзма  и появились работы, систематизирующие  накопленные прежде многочисленные этнографические данные о качественном своеобразии мышления народов, стоящих  на относительно низких ступенях общественно-экономического и культурного развития ( Л. Леви-Брюль, Вейле). При всей неудовлетворительности теоретических интерпретаций излагаемых в них фактических материалов, работы эти показали несостоятельность положения о неизменности законов человеческого духа и внесли в учение о мышлении идею о качественных изменениях, которые оно претерпевает в ходе исторического развития.

Второе направление  исследований, сыгравшее важную роль в понимании природы и механизмов мышления, составили экспериментальные  работы, посвященные изучению предыстории  человеческого мышления, – его  генетических корней в животном мире. Уже первые систематические исследования (В. Келер, Р. Йеркс, Н. Н. Ладыгина-Котс) интеллектуального поведения человекообразных обезьян показали, что у высших животных существует сложная деятельность, которая по своему характеру сходна с мышлением, хотя и протекает в форме внешнедвигательных операций («ручное мышление» животных по Павлову)[2, с. 63].

Исследования  интеллектуального поведения человекообразных обезьян дали толчок экспериментальному изучению процессов практического, так называемого «наглядно-действенного»  мышления и у человека. Почти тот  час вслед за работой В. Келера были начаты с помощью разработанной им принципиальной методики многочисленные исследования на детях. Эти исследования позволили выделить и описать процессы наглядно-действенного мышления, как составляющие необходимую стадию умственного развития ребенка.

В дальнейших работах, среди которых широкой известностью пользуются исследования А. Валлона  и Ж. Пиаже, было экспериментально показано, что словесно-логическое мышление развивается  из практических интеллектуальных операций путем их «интериоризации», т. е. путем перехода прежде внешних предметных действий в действия внутренние, умственные. Переход совершается в условиях общения ребенка с окружающими и в связи с успехом его речевого развития.

Большой вклад  в теорию онтогенетического развития мышления внесли исследования Л. С. Выготского и его школы, посвященные проблеме активного формирования мыслительных процессов. Значение этих исследований состоит в том, что развитие мышления рассматривается не как идущее само собой под влиянием накопления знаний и их систематизации, а как процесс усвоения ребенком общественно-исторических, выработанных умственных действий и операций. Так как это усвоение имеет строго закономерный характер, то, управляя им, можно активно и планомерно формировать у учащихся необходимые мыслительные процессы – программировать их развитие (П. Я. Гальперин)[2, с. 64].

Психологическая наука встала перед задачей материалистически  объяснить процесс мышления, подойдя  к нему как к сложной форме  психической деятельности, имеющей  свое происхождение и свою историю  и опирающейся на исторически  сформированные средства, характеризующие  другие формы предметной деятельности и использующие в качестве основного  средства систему языка. Для решения  этой задачи материалистическая психология должна подойти к мышлению как  к процессу, который формируется  в общественной истории, протекает  сначала как развернутая деятельность, использует систему языка с объективно заключенной системой смысловых  связей и отношений, и лишь затем  принимает свернутые формы, приобретая характер внутренних «умственных действий». При таком подходе мышление перестает  казаться «категорией духа» и  может стать предметом психологической  науки[3, с. 304].