Счастье и несчастье

   Как нельзя глубоко эта тема звучит в  христианской антропологии. Евангельское понимание счастья подразумевает прежде всего смирение с тем, что дано человеку – и физически и метафизически. Ключевым аргументом в пользу такого понимания счастья в христианской мысли является знаменитый текст первой из девяти заповеди блаженств – «блаженны нищие духом», который традиционно истолковывается в смысле возведения добродетели смирения на первое место среди всех прочих христианских добродетелей.

1.2 Счастье  как нравственная категория

   Человек так устроен, что он стремится  к обеспечению своих интересов. И чаще всего бывает, что достижение какого-то своего личного интереса человек рассматривает как элемент  счастья. Далее, стремясь к достижению оного, человек часто забывает о  средствах для избранной цели. Использование же этих средств порой  вступает в противоречие с интересами других людей, ибо «свобода одного заканчивается  там, где начинается свобода другого». Получается, что мы часто пытаемся построить свое личное счастье за счет окружающих. Это «счастье» недолговечно, так как противоречит основному  нравственному закону «поступай  с другими так, как ты хотел  бы, чтобы поступали с тобой».

   Борьба  за счастье – это борьба со своими пороками, недостатками, мешающими  жить нам и окружающим нас. Жизнь  освобождающегося от пороков человека наполняется особым смыслом – идеей нравственного совершенствования. Каждый шаг вперед на этом пути – радость маленькой победы, каждый шаг назад – боль и горечь поражения. Человек, вставший на этот путь, с одной стороны, испытывает наслаждение уже от того, что идет по нему, а с другой стороны, чувствует бремя огромной ответственности перед Богом, ближними и самим собой. С каждым успешным шагом на этом пути у нас прибавляется уверенность в своих силах, повышается самооценка, крепнет вера и любовь. У человека появляется все больше сил и возможностей для выполнения второй важнейшей христианской заповеди: «Возлюби ближнего своего как самого себя».

   С другой стороны, было бы большим заблуждением понимать счастье как результат  достижения конечной цели устремлений  человека – самого счастья. Если человек  поставил высшей целью своей жизни  достижение счастья и ничего более, то вряд ли это хоть сколько-нибудь согласуется с понятием нравственного мотива поведения. Не случайно японская мудрость гласит: «Счастье выпадает тому, кто его не ждет».

   О недопустимости превращения счастья  в главную цель жизни говорит  и замечательный русский писатель М.М. Пришвин: «Нельзя целью поставить  себе счастье: невозможно на земле личное счастье как цель. Счастье дается совсем даром тому, кто ставит какую-нибудь цель и достигает ее после большого труда».

   Требование  же счастья себе самому, целеполагание его в качестве объекта стремления есть эгоизм, неизбежно ведущий к несчастью. Это отмечал известный моралист, родоначальник неклассической европейской философии Артур Шопенгауэр (1788-1860): «Важнейшее средство не быть несчастным – не требовать слишком большого счастья».

   Близкую к этому мысль проводит и Буаст: «Мы были бы гораздо счастливее, если бы поменьше заботились об этом».

     Стремление к счастью и постоянное  его ожидание, размышление о нем  – разные вещи. Подсознательное  стремление к счастью должно  сочетаться с сознательным стремлением  к добродетели, и только тогда  оно приходит к человеку, образно  выражаясь, совсем с другой стороны, нежели его ожидают.

   Главное – не мечтать о счастье, а думать о том, как стать достойным  счастья.

   Поэтому, счастье есть итог длительного пути человека от порока к добродетели, результат  борьбы с пороком, награда человека самому себе за свой упорный целенаправленный труд, как победа в описанной борьбе. О понимании счастья как заслуги  говорил М.М. Пришвин: «Да, конечно, счастье  необходимо, но какое?».

   Наконец, существенно важным в стремлении к счастью является различение счастья как такового и средств его достижения. Люди часто путают одно с другим и обожествляют то, что может быть лишь вспомогательными ступеньками к счастью: деньги, положение в обществе, чувственные наслаждения и т. д. Великий французский просветитель Гельвеций говорил по этому поводу следующее: «Если могущество и богатство являются средствами стать счастливыми, то не следует все же смешивать средства с самой вещью; не следует покупать ценой излишних забот, тягот и опасностей того, что можно иметь дешевле. Словом, в поисках счастья не следует забывать, что мы ищем счастье, а не чего-либо другого». Люди давно обратили внимание на диалектическую взаимосвязь счастья и несчастья. Более того, достаточно часто в арсенале мировой философской мысли встречается убежденность в том, что несчастье порой является залогом счастья, исходной точкой движения к нему. Вспомним известную русскую поговорку: «Не было счастья, да несчастье помогло».

   Великий немецкий философ и поэт эпохи  Просвещения Фридрих Шиллер (1759-1805) писал: «...Истинная нравственность вырабатывается лишь в школе несчастий и... постоянное счастье легко может стать роковой пучиной для добродетели».

   Сенанкур утверждал, что лишь познав горе, заурядный человек может достичь душевной зрелости, еще не став стариком.

   П. Баланш говорил о том, что несчастье закаляет душу и сообщает чувствам большую глубину и остроту; несчастье учит нас сострадать чужой боли.

   Русский гений Николай Васильевич Гоголь (1809-1852), отмечая антропологическое  значение страданий, писал: «...Несчастье  умягчает человека; природа его становится тогда более чуткой и доступной  к пониманию предметов, превосходящих  понятие человека, находящегося в  обыкновенном и повседневном положении...».

   Конечно, мы живем в совершенно другую эпоху  и поэтому, не особо задумываясь, нынешнее поколение полагает, что  этические принципы, сформулированные мыслителями древности, устарели, не соответствуют духу и потребностям современной цивилизации, а значит, не достойны внимания.

   Однако, дав себе труд внимательно прислушаться к советам древних мудрецов, мы увидим, что, несмотря на свою «длинную бороду», их достижения и открытия в  области морали не устарели. Доказательством  этому служит подтверждение древней  мудрости современной наукой по всему  фронту: ведь большинство медиков, физиологов, психологов в один голос говорят  о том, что физическое и психическое  здоровье человека, как необходимое  условие обретения им счастья, зависит  от образа жизни человека, то есть от соблюдения им нравственных ограничительных  установок.

   Что изменилось в нравственности человека (как основном показателе, по мнению Аристотеля, выделяющем его из животного  мира) за тысячелетия? Стал ли человек  более духовным, гуманным, то есть человечным? Ушедший навсегда драматичный двадцатый век, полный кровопролития, насилия, жестокости, всеобщего озлобления, не позволяет ответить на этот вопрос утвердительно.

   К настоящему моменту существует несколько  основных групп теорий счастья, раскрывающих природу его возникновения. Сегодня, эти обобщения опыта человеческой цивилизации по данной проблеме со времен античности, базируются на современных  практических исследованиях. Таким  образом, сегодня проблема счастья  не является только философской; она  находится также в центре внимания психологов, социологов и даже экономистов.

   Рассмотрим  основные современные теории счастья.

   Телические теории (теории целей и потребностей)

   Телические теории утверждают, что счастье достигается тогда, когда достигается цель или удовлетворяется потребность. Теория потребностей утверждает, что существуют врожденные и приобретенные потребности, которые человек стремится удовлетворить. Эти потребности могут быть как осознанными, так и неосознанными. В любом случае человек начинает себя чувствовать счастливым после осуществления своих желаний. В противоположность теории потребностей, в теории целей предполагается осознанность желаний. Личность осознанно пытается достичь некоторой цели и счастье возникает в случае ее достижения.

   Цели  и потребности могут соотноситься, например, лежащие в основе потребности  могут побуждать к постановке определенных целей. Потребности могут  быть универсальными, как у Маслоу, или же они могут значимо отличаться для различных людей, как у Мюррея. Тем не менее общепризнанным является то, что удовлетворение потребностей, реализация целей, желаний ведет к возникновению ощущения счастья.

   Маслоу предложил универсальную иерархию потребностей, возникающую, по его мнению, в одинаковой последовательности у всех людей. Личность должна переживать субъективное ощущение счастья, удовлетворяя потребности на определенном уровне, и по его мнению, возможна более интенсивная удовлетворенность на более высоком уровне пирамиды потребностей. Мюррей предложил множество потребностей различного происхождения. Потребности различных людей значимо отличаются друг от друга, как, например, потребности достижения и аффиляции. Он считал, что люди счастливы, если удовлетворены их конкретные потребности.

   Цели  и желания принято считать  более осознанными, чем потребности. Предполагается, что большинство  людей испытывают ощущение счастья  по достижении значимой цели. Однако неизвестно, как долго может длиться это  ощущение во времени. Некоторые теоретики, например, Шекола (Chekola M. G.) считают, что ощущение счастья зависит от последовательного исполнения жизненного плана и интегрированного набора личностных целей. Таким образом, в соответствии с этим подходом, субъективное ощущение счастья зависит от двух факторов: гармоничной интеграции целей в жизненный план человека, и их осуществления.

   Еще одним подходом, разработанным в данном направлении является теория Палиса и Литла, в котором определяющим является жизненная стратегия, подчиняющая себе конкретные личностные задачи, связанные с достижением счастья. Палис и Литл утверждают, что люди имеющие долгосрочные жизненные цели с отодвинутым во времени вознаграждением несчастны. Большинство же счастливых людей имеют проекты менее сложные и приносящие больше удовольствий, значимых для индивида в данный период времени.

   В соответствии с телическим подходом, ощущение счастья зависит от множества факторов.

   Во-первых, люди должны достигать цели, приносящей кратковременные моменты счастья, испытывая при этом продолжительную неудовлетворенность, из-за несоответствия кратковременной цели и цели, отодвинутой во времени.

   Во-вторых, эти цели и желания могут находиться в конфликте, и поэтому их полное удовлетворение невозможно. А так как эти цели и желания могут быть и неосознанными, то будет трудно их определить и интегрировать, если они противостоят друг другу.

   В-третьих, люди могут быть лишены возможности переживания счастья, если цели и желания отсутствуют.

   И, в-четвертых, люди могут быть не в состоянии достичь свои цели по причине отсутствия достаточных способностей и умений, а также если их цели слишком высоки.

   Теории  наслаждения и боли

   Представление о том, что достижение целей и  удовлетворение потребностей ведет  к субъективному ощущению счастья, поднимает тему тесной взаимосвязи  удовольствия и боли. Предполагается то, что индивид испытывает ту или  иную потребность или цель только в том случае, если ему чего-то не достает в его жизни. Таким образом, все формулировки потребностей и целей предполагают отсутствие или депривацию желаемого в качестве предшественника субъективной удовлетворенности. Центральным положением этого подхода является следующее: чем сильнее депривация, тем больше наслаждение по достижении желаемой цели.

   По  мнению Татаркевича, представление о том, что удовольствие и боль (состояние счастья и несчастья) взаимосвязаны, находит множество подтверждений. Так, например, те, кто испытывает наиболее интенсивно удовлетворение, также более интенсивно испытывают и негативные эмоции.

   Еще одним доказательством того, что  удовлетворение и боль взаимосвязаны, является подробное рассмотрение психологических затрат и вовлеченности в поставленную цель. Если человек имеет значимую цель и потратил много сил на ее достижение, то неудача будет причиной разочарования, а удача – ощущения счастья. Но если индивид не был особенно заинтересован в достижении цели, то и неудача не станет причиной сильного неудовлетворения. В терминах Татаркевича: при увеличении источников удовольствия автоматически увеличиваются и источники боли. Интересной теорией, предполагающей взаимосвязь удовольствия и боли является теория обратного эффекта Соломона. В соответствии с ней потеря чего-то хорошего вызывает состояние несчастья, а потеря чего-то плохого, наоборот, ведет к счастью. При этом субъект будет привыкать к плохому или хорошему для него объекту и таким образом уменьшать это субъективное ощущение счастья или несчастья. [5]