Правовые позиции Конституционного Суда России

Утверждение, что у судов всех юрисдикций нет права отменять нормативный акт, признанный ими незаконным или неконституционным, что судебное решение - лишь основание для отмены такого акта правотворческим органом, не учитывает особенности юридической природы решений Конституционного Суда. Данное утверждение верно применительно к решениям судов других юрисдикций, что вытекает, в частности, из взаимосвязи положений ст. 253 ГПК РФ, ст. 195 (ч. 5) АПК РФ, Федеральных законов "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации" (п. 4 ст. 9, подп. "а" п. 2 ст. 29), "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" (ч. 1 ст. 73, п. 1 ч. 1 ст. 74). Так, в первом из названных федеральных законов предусмотрены меры ответственности в случае, если законодательный орган субъекта Федерации в пределах установленного срока не принял "мер по исполнению решения суда, в том числе не отменил нормативный правовой акт, признанный соответствующим судом противоречащим федеральному закону и недействующим". То же относится и к высшему должностному лицу субъекта Федерации. Аналогичные положения установлены другим из названных федеральных законов применительно к представительному органу и главе муниципального образования, главе местной администрации.

Иные правовые последствия влечет за собой признание Конституционным Судом нормативного правового акта противоречащим федеральной Конституции. Статья 125 (ч. 6) Конституции России устанавливает, что акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу. Следовательно, с принятием решения Конституционного Суда они перестают быть составной частью правовой системы, считаются отмененными. Ссылка на то, что такое последствие судебного решения, как утрата юридической силы акта (его отдельных положений) - это установление (норма) самой Конституции, а не суда, не опровергает тот факт, что ст. 125 (ч. 6) Конституции в нормативном единстве со ст. 79 Закона о Конституционном Суде наделяют именно решения Конституционного Суда такой юридической силой, что именно конкретное решение Конституционного Суда приводит к указанным юридическим последствиям применительно к конкретным нормативным актам на основе их конституционно-правовой интерпретации и оценок, к распространению выводов Конституционного Суда в их содержательной определенности, конкретности на аналогичные положения других нормативных актов и тем самым к изменениям в нормативно-правовом массиве.

Обосновывая различия в юридических последствиях признания закона субъекта Федерации незаконным и неконституционным, Конституционный Суд в Постановлении от 11 апреля 2000 г., касавшемся положений Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации", отмечал, например, что рассмотрение судом общей юрисдикции дела о проверке закона субъекта Федерации, в результате которой он может быть признан противоречащим федеральному закону, не исключает последующей проверки его конституционности в порядке конституционного судопроизводства. Следовательно, решение суда общей юрисдикции о признании закона субъекта Федерации противоречащим федеральному закону по своей природе не является подтверждением "недействительности" закона, его отмены самим судом, а означает лишь признание его "недействующим", не подлежащим применению. "Лишение же акта юридической силы возможно только по решению самого законодательного органа, издавшего акт, или в предусмотренном Конституцией Российской Федерации порядке конституционного судопроизводства"*(69). (Подробнее данная проблема применительно к решениям Конституционного Суда будет рассмотрена в гл. IV).

Вытекающая из факта признания нормативного акта не соответствующим Конституции и в связи с этим утратившим силу роль Конституционного Суда как "негативного законодателя" не сводится, однако, просто к фактической отмене такого акта или его отдельных положений. Признание их неконституционными, как, собственно, и подтверждение конституционности акта всегда опирается на интерпретацию конституционно-правовых принципов и норм, которая раскрывает смысл конституционных установлений и в его контексте - должное конституционно-правовое содержание проверяемого нормативного акта или отдельной нормы. Вообще толкование Конституции (не только как специальное полномочие по ст. 125, ч. 5, Конституции), в контексте которой дается оценка оспариваемого нормативного акта или компетенционного полномочия государственного органа, является сутью деятельности Конституционного Суда. При этом происходит конкретизация общих конституционных установлений, соприкоснувшихся с реальной жизнью права, формирование "живого" права - конституционного и иных правовых отраслей, что находит воплощение в правовых позициях Конституционного Суда. Поэтому правомерна характеристика Конституционного Суда не только как "негативного", но и как "позитивного законодателя".

Конституционный Суд "позитивный законодатель", конечно, не в том смысле, что он наряду с парламентом принимает законы. В сфере правотворчества этот орган, как отмечалось, осуществляет правокорректирующую функцию, а корректировать можно только то, что уже существует. Поэтому правы те авторы (А.А. Белкин, Ж.И. Овсепян и др.), которые указывают на производный характер нормотворчества органа судебного конституционного контроля. Формулируя свои правовые позиции и итоговые выводы, Конституционный Суд берет "исходный материал" прежде всего в Конституции, а также в оспариваемых законах, иных нормативных актах с учетом их толкования и применения на практике. Следует отметить и ограниченность правокорректирующей функции Конституционного Суда, которая может осуществляться в пределах предмета, указанного в обращениях, и лишь по инициативе иных субъектов права. В то же время деятельность Конституционного Суда подчинена не задаче регулировать общественные отношения, что является главным для законодателя, его предназначение - обеспечить верховенство и прямое действие федеральной Конституции, единство конституционно-правового пространства. Поэтому правокорректирующая, регулятивная функция Конституционного Суда имеет подчиненное этим целям значение.

Изложенные доктринальные подходы и конституционно-законодательная характеристика решений Конституционного Суда позволяют вновь вернуться к вопросу, чем же они являются по своей юридической природе. Несомненен их нормативно-интерпретационный, общеобязательный характер. Признание нормативного акта или его части неконституционными влечет утрату ими юридической силы, а международные договоры РФ в таком случае не подлежат введению в действие и применению. По этим юридическим свойствам и правовым последствиям принятия решения Конституционного Суда близки к нормативным актам, на что обращал внимание и сам Конституционный Суд в Постановлении от 16 июня 1998 г., касавшемся толкования ст. 125, 126 и 127 Конституции. Он отмечал, что решения Конституционного Суда, в результате которых неконституционные нормативные акты утрачивают юридическую силу, имеют такую же сферу действия во времени, в пространстве и по кругу лиц, как решения нормотворческого органа, и, следовательно, такое же, как нормативные акты общее значение, не присущее правоприменительным по своей природе актам иных судов*(70).

Однако такая интерпретация не означает, что Конституционный Суд считает свои решения нормативными актами. Он указывает лишь на общность у этих видов правовых актов определенных признаков (юридических свойств), которых нет у актов иных судов. Вместе с тем решения Конституционного Суда, в отличие от нормативных актов, во-первых, принимаются с целью не правового регулирования, а контроля за конституционно-правовым качеством действующего права, защиты Конституции и являются "побочным продуктом" этой судебно-контрольной деятельности, что, однако, не отрицает их праворегулирующего воздействия; во-вторых, представляют собой интерпретацию конституционно-правовых принципов и норм, раскрывающую смысл конституционных положений и в его контексте должное конституционное содержание проверяемого акта (нормы), т.е. всегда носят производный непосредственно от Конституции и общих принципов права характер; в-третьих, принимаются в процедуре не законотворчества, а конституционного судопроизводства; в-четвертых, принимаются в форме судебного решения; в-пятых, нормативное содержание присуще не всему решению Конституционного Суда, а только содержащимся в нем правовым позициям и основанным на них итоговым выводам.

Немало общего у решения Конституционного Суда с судебным прецедентом. Прецедентный (в определенном смысле) характер акта конституционной юрисдикции можно усмотреть в том, что выраженная в нем правовая позиция (позиции) является образцом (правилом), которым должны руководствоваться законодательные, судебные и иные органы, должностные лица при решении вопросов в рамках своей компетенции применительно к аналогичным по содержанию актам, нормам. Такой характер решений Конституционного Суда можно подтвердить, в частности, положениями ст. 87 Закона о Конституционном Суде.

Сближает с судебным прецедентом и сам характер изложения решения Конституционного Суда. В нем общеобязательно не все сказанное в мотивировочной части, а только правовые позиции как нормативно-интерпретационная составляющая в единстве с резолютивной частью. В Определении Конституционного Суда от 7 октября 1997 г. N 88-О указывалось, что "правовые позиции, содержащие толкование конституционных норм либо выявляющие конституционный смысл закона, на которых основаны выводы Конституционного Суда Российской Федерации в резолютивной части его решений, обязательны для всех государственных органов и должностных лиц (статья 6 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации").*(71) Правовые позиции сходны с тем, что в зарубежной доктрине прецедента называют ratio decidendi (сущность решения) - часть судебного решения, выходящая по своему значению за рамки рассмотренного дела, в отличие от obiter dicta - "попутно сказанного"*(72).

Вместе с тем есть резон в утверждении, что не совсем точно рассматривать решения Конституционного Суда в качестве судебного прецедента в собственном смысле слова, т.е. как решения по конкретному делу, которому как образцу должны следовать нижестоящие суды при рассмотрении аналогичных дел. Речь по сути идет об общеобязательной силе решений Конституционного Суда, т.е. о том, что исполнять их должны все государственные и иные органы, а не только прямые адресаты.*(73)

Действительно, суд общей юрисдикции, например, признавая на основе решения Конституционного Суда недействительным закон субъекта Федерации, аналогичный признанному неконституционным, рассматривает не аналогичное дело (такие дела, по которым принимаются решения Конституционного Суда, не вправе рассматривать никто), а применяет решение Конституционного Суда к аналогичному акту. Поэтому характеристику решений Конституционного Суда как имеющих нормативно-прецедентный характер следует понимать в том смысле, что они обязательны не только для сторон по рассмотренному делу, а для всех органов публичной власти, других субъектов права, и юридическая сила решений распространяется не только на акт, который был предметом проверки, но и на все иные, аналогичные по содержанию.

Иногда такую обязательность рассматривают как преюдициальное значение решений Конституционного Суда. Тем самым понятие преюдиции как обязательности для всех судов, рассматривающих дело, фактов, ранее установленных судебным решением по какому-либо другому делу, распространяется на нормативные акты как разновидность "фактов", устанавливаемых в конституционном правосудии.*(74) В принципе такая позиция имеет под собой определенные основания, но сведение значения решений Конституционного Суда только к преюдициальности, к установлению факта конституционности или неконституционности нормативного акта обедняет их характеристику как решений нормативно-интерпретационного характера и роль Конституционного Суда как в определенном смысле "позитивного законодателя".

Рассмотренные и иные свойства решений Конституционного Суда (например, развитие в них конституционной доктрины) позволяют сделать вывод, что, не относясь в полной мере ни к одному из существующих источников права, они одновременно вбирают в себя те или иные их черты (признаки) и приобретают тем самым новое качество, становясь самостоятельным источником права. Такой вывод близок к позиции Н.В. Витрука, однако он относит к источникам права и решения Конституционного Суда и содержащиеся в них правовые позиции, в конце концов определяя именно последние как источник права*(75). Но правовые позиции не источник права. Если следовать традиционному пониманию источников права в юридическом смысле как формы нормативного выражения права, то источником права являются решения Конституционного Суда как нормативно-интерпретационные акты, а правовые позиции - выраженным в ним "правом".

Глава III. Правовые позиции и решения Конституционного Суда России в их соотношении

Характеристика юридической природы решений Конституционного Суда как нормативно-интерпретационных актов в значительной степени связана с формулируемыми в них правовыми позициями. Чем же они являются как правовое явление? Несмотря на достаточно большое количество публикаций, в которых затрагивается эта проблема, в литературе отмечается, что до сих пор нет ясности в вопросе о самом объеме понятия "правовые позиции", тождественно ли оно вообще решению суда или заключается лишь в мотивировочной части, носит констатирующий (статический) характер или побуждающий (динамический) к обязательному действию, обращено ли оно к уже существующему законодательству или обязательно также для будущих, еще не созданных законов*(76).

В литературе, конечно, имеются те или иные ответы на указанные и им подобные вопросы. Неясность же возникает, с одной стороны, из-за отсутствия легального определения понятия "правовая позиция", с другой - из-за противоречивости высказанных по данной проблеме точек зрения. Не претендуя на истину в последней инстанции, попытаемся устранить хотя бы некоторые неясности.

Сами формулировки Закона о Конституционном Суде (ст. 73) "правовая позиция, выраженная в решениях Конституционного Суда", "решение, не соответствующее правовой позиции" уже свидетельствуют о том, что "правовая позиция" и "решение" Конституционного Суда рассматриваются данным Законом как понятия не идентичные. Но если юридические свойства и правовые последствия принятия решений Конституционного Суда определены в Законе прямо и достаточно детально (ст. 6, 71-83, 87, 91, 95, 100, 104, 106, 110), о чем говорилось в предыдущей главе, то характеристика правовых позиций весьма скупа, непосредственное упоминание о них содержится лишь в двух статьях Закона - 29 и 73*(77). Поэтому раскрытие понятия, юридической природы и значения правовых позиций возможно лишь исходя из смысла различных положений Закона о Конституционном Суде, практики конституционной юрисдикции, а также истолкования самим Конституционным Судом данного правового феномена.

Названная проблема широко дискутируется в отечественной юридической науке и среди юристов-практиков, о чем говорилось в предварительных замечаниях. Началась же эта дискуссия еще в период разработки в 1993-1994 гг. проекта действующего Закона о Конституционном Суде. В одной из редакций законопроекта, наряду с другими положениями о правовых позициях, было сформулировано и такое: "Правовая позиция, выраженная в постановлении по рассмотренному им (Конституционным Судом) делу, является обязательной для других судов и иных органов". Это и некоторые другие положения законопроекта о решениях и правовых позициях Конституционного Суда были расценены депутатами Государственной Думы как наделение Конституционного Суда законодательными полномочиями, что отмечалось в отрицательном заключении Комитета Государственной Думы по законодательству и судебно-правовой реформе на проект. В ответ на эти замечания законодателей члены рабочей группы Конституционного Суда по подготовке законопроекта указывали, что правовая позиция - это не само решение, а то, что лежит в основе его принятия: правопонимание, истолкование права по какому-либо вопросу, конституционно-правовая доктрина, толкование Конституции*(78). В последующем проблема правовых позиций Конституционного Суда получила дальнейшее развитие в теории и практике конституционного правосудия.