Правовые позиции Конституционного Суда России

Так, А.А. Петров, не отрицая важной роли толкования в деятельности Конституционного Суда, в то же время полагает, что при рассмотрении конкретных дел оно выполняет лишь обслуживающую роль, выступая в качестве инструмента разрешения дел. И существо решения Конституционного Суда он видит не в толковании конституционных норм, а в признании оспоренного законоположения неконституционным, что пытался показать на конкретном примере. При этом отрицается интерпретационная природа решений Конституционного Суда, кроме актов официального нормативного толкования, особо подчеркивается, что толкование не может иметь своим результатом прекращение действия норм права*(94).

То что толкование Конституции при сопоставлении с ней проверяемого акта в конкретном деле является действием не самостоятельным, а подчиненным задаче обосновать решение в мотивировочной части, сформулировав соответствующие правовые позиции, не вызывает сомнения. Однако сводится ли суть решения только к признанию законоположения неконституционным или конституционным?

А.А. Петров, взяв в качестве примера Постановление Конституционного Суда от 22 января 2002 г., касавшееся ряда положений Конституции и избирательного закона Республики Татарстан, усматривает его существо в признании в резолютивной части неконституционными оспоренных положений, согласно которым пассивным избирательным правом на выборах в Государственный Совет Республики Татарстан по административно-территориальным избирательным округам обладают лишь постоянно проживающие или работающие на территории данного избирательного округа. Именно в этом, считает автор статьи, существо, результат рассмотрения жалобы гражданина М.М. Салямова, а не в толковании соответствующих конституционных норм в мотивировочной части.

С таким своего рода противопоставлением итогового решения (вывода) правовым позициям, сформулированным в мотивировочной части посредством истолкования норм Конституции и являющимся правовым основанием этого решения, никак нельзя согласиться. Приведя в своей статье пространную выдержку из п. 7 мотивировочной части названного Постановления, А.А. Петров в то же время не заметил, что именно в этом пункте на основе интерпретации положений ст. 32 во взаимосвязи со ст. 6, 19 и 55 (ч. 3) Конституции сформулирована универсальная правовая позиция, касающаяся не только оспоренных актов Республики Татарстан.

Согласно этой правовой позиции условия реализации пассивного избирательного права гражданина Российской Федерации должны быть едиными на всей территории Российской Федерации. Установление субъектом Российской Федерации своими нормативными актами расходящихся с федеральным регулированием дополнительных условий осуществления пассивного избирательного права, связанных с гражданством республики, а также с постоянным или преимущественным проживанием на территории субъекта Российской Федерации (или конкретного избирательного округа), неправомерно ограничивает гарантии всеобщего и равного избирательного права граждан Российской Федерации, лишает граждан Российской Федерации, которые указанным дополнительным условиям не отвечают, пассивного избирательного права, что не согласуется с Конституцией Российской Федерации и недопустимо.

Данная правовая позиция является нормативно-интерпретационным установлением, касающимся всех субъектов Российской Федерации. Поэтому существо Постановления от 22 января 2002 г., результат рассмотрения дела по жалобе гражданина М.М. Салямова не только в признании неконституционными оспоренных им законоположений Республики Татарстан, утратившими в связи с этим силу, но также в выработке на основе истолкования конституционных норм правовой позиции (наряду с другими), касающейся обеспечения единых для всей страны, всех субъектов Российской Федерации условий реализации гражданами пассивного избирательного права, указывающей правовые границы регламентации этих условий*(95).

Аргумент при отрицании интерпретационного характера решений Конституционного Суда, согласно которому толкование не может иметь своим результатом прекращение действия нормы права, не учитывает различий в результатах рассмотрения дел о толковании конституционных норм на основе ч. 5 ст. 125 Конституции и всех иных дел в других процедурах конституционного судопроизводства. Предметом рассмотрения по делам о толковании Конституции не могут быть какие-либо закона, иные нормативные акты. Поэтому непосредственным результатом решений по таким делам и не может быть утрата силы тех или иных актов. Суть решений о толковании в выявлении и официальном разъяснении смысла соответствующих конституционных положений. Однако и такие решения влияют на судьбу законов, иных актов, так как, во-первых, из ст. 125 Конституции, ст. 106 Закона о Конституционном Суде вытекает обязанность государственных органов и должностных лиц привести в соответствие с данным Конституционным Судом толкованием свои акты, если они были основаны на неверной интерпретации конституционной нормы; во-вторых, правотворческие органы связаны конституционным толкованием в будущей нормотворческой деятельности; в-третьих, в процедуре проверки конституционности нормативных актов Конституционный Суд может признать акт или его отдельные положения утратившими юридическую силу, в том числе в связи с официальным толкованием Конституции, данным Конституционным Судом.

С другой стороны, решения, принимаемые Конституционным Судом в процедурах проверки конституционности нормативных актов, рассмотрения споров о компетенции, конституционных жалоб и запросов судов, основаны, как отмечалось, на правовых позициях, являющихся результатом истолкования конституционных норм и принципов и конституционно-правового смысла проверяемого акта, что в единстве с итоговым выводом о признании акта конституционным и в связи с этим утратившим силу или конституционным, следовательно, получившим подтверждение своего конституционно-правового качества либо конституционным, но только в выявленном Конституционным Судом его конституционно-правовом смысле, означает обладание решениями Конституционного Суда именно нормативно-интерпретационными свойствами.

Все сказанное в своей основе относится к итоговым решениям Конституционного Суда - постановлениям и выраженным в них правовым позициям. Вместе с тем правовые позиции содержатся и в определениях Конституционного Суда. При этом следует различать правовые позиции, являющиеся результатом толкования конституционных норм либо выявления конституционно-правового смысла закона, иного нормативного акта (материально-правовые позиции), и процессуально-правовые позиции, формулируемые посредством толкования главным образом норм Закона о Конституционном Суде о подведомственности дел, надлежащем заявителе, допустимости обращений, требований к ним, порядке и пределах рассмотрения дел, порядке исполнения решений Конституционного Суда и др. Следует согласиться с Г.А. Гаджиевым, что процессуально-правовые позиции не охватываются понятием правовой позиции, содержащимся в ст. 73 Закона о Конституционном Суде*(96).

Определения, как установлено ст. 71 (часть четвертая) Закона о Конституционном Суде, это все иные, кроме итоговых решений - постановлений и заключений, решения Конституционного Суда, принимаемые в ходе осуществления конституционного судопроизводства. Определения различны по своему предмету и далеко не во всех из них излагаются правовые позиции, как, например, в определениях об отложении заседания, приобщении документов к материалам дела, вызове свидетелей, об освобождении гражданина от уплаты госпошлины и т.п. Чаще всего правовые позиции содержатся в "отказных" определениях (определениях об отказе в принятии обращения - запроса, жалобы, ходатайства - к рассмотрению), а порой и в определениях о прекращении производства по делу. Но какие правовые позиции?

Г.А. Гаджиев, различая правовые позиции как выявленные и сформулированные Конституционным Судом правовые принципы решения группы аналогичных дел, "кристаллизованное право", с одной стороны, и процессуальные правовые позиции - с другой, полагает, что в "отказных" определениях должны содержаться последние, а правовые (материально-правовые) позиции - только в отдельных случаях. Между тем практика Конституционного Суда свидетельствует об ином - достаточно значительном массиве, как их принято называть, определений с положительным содержанием, подтверждающих и развивающих материально-правовые позиции, сформулированные Конституционным Судом ранее. При этом в таких определениях по сути находит разрешение поставленная в обращении конституционно-правовая проблема, хотя оно и не рассматривается в процедуре публичного слушания по делу. Отказ от публичного слушания и принятие такого рода определений обусловлены принципом процессуальной экономии, когда по предмету обращения Конституционным Судом ранее уже было вынесено постановление, сохраняющее свою силу, а также таким общеправовым принципом, как очевидность правовой ситуации, когда отсутствует неопределенность в вопросе о конституционности оспоренного законоположения.

Так, в запросе Курганской областной Думы оспаривалась конституционность п. 3 ст. 16 Федерального закона от 28 августа 1995 г. "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации", устанавливавшего, что согласно уставу муниципального образования избранный населением глава муниципального образования может быть наделен правом входить в состав представительного органа местного самоуправления, председательствовать на его заседаниях. Заявитель полагал, что это положение противоречит ст. 32 (ч. 1 и 2) и 130 (ч. 2) Конституции.

Конституционный Суд Определением от 21 февраля 2002 г. N 26-О отказал в принятии запроса к рассмотрению, указав на отсутствие неопределенности в вопросе о конституционности названного законоположения, сославшись при этом на ст. 36 Закона о Конституционном Суде, согласно которой основанием к рассмотрению дела является обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции оспариваемые в обращениях нормы. Однако такой отказ, как и во всех подобных случаях, Конституционный Суд мотивировал. На основе интерпретации в нормативном единстве положений ст. 12, 72 (п. "н" ч. 1), 76 (ч. 2), 130 и 131 Конституции в Определении  были изложены следующие позиции.

Оспоренная норма устанавливает одну из конкретных гарантий самостоятельности местного самоуправления. Она не носит императивный характер, оставляя выбор варианта регулирования указанного вопроса в уставах муниципальных образований на усмотрение самих местных сообществ. Исходя из конституционного смысла названного законоположения, устав муниципального образования может наделять, а может и не наделять главу муниципального образования правом входить в состав представительного органа местного самоуправления, председательствовать на его заседаниях. Местное сообщество, кроме того, может вообще не предусматривать в своем уставе должность главы муниципального образования - выборного должностного лица, так как из Конституции (ст. 130, ч. 1) вытекает обязательность наличия лишь выборных органов местного самоуправления муниципальных образований. Иные органы и должностные лица местного самоуправления образуются в соответствии с уставами муниципальных образований. Норма п. 1 ст. 16 Федерального закона от 28 августа 1995 г. о возможности предусмотреть в уставе муниципального образования должность главы муниципального образования (как и норма п. 3 той же статьи) не носит императивного, обязывающего характера. Поэтому органы законодательной власти субъектов Российской Федерации, судебные и иные органы должны исходить из того, что рассматриваемые нормы имеют лишь диспозитивный характер, а потому они не вправе вторгаться в эту сферу самостоятельного решения вопросов местными сообществами, как это гарантировано Конституцией и федеральными законами*(97).

В принципе подобных определений принято не так уж и много, но они имеют право на существование при условии очевидного отсутствия неопределенности в указанном вопросе и единогласии конституционных судей в такой оценке. Преобладают же среди определений с позитивным содержанием такие, которые основываются на ранее принятых решениях Конституционного Суда, сформулированных в них правовых позициях. Эти решения уже устранили неопределенность в вопросе о конституционности тех или иных законоположений, и нет оснований рассматривать в публичном заседании новые обращения по тому же предмету, т.е. о конституционности таких же или аналогичных законоположений, что предусмотрено ст. 43 (п. 3 части первой) Закона о Конституционном Суде.

Так, в жалобе М.И. Кулаковой оспаривалось положение Закона Российской Федерации "О налоге с имущества, переходящего в порядке наследования или дарения", согласно которому от налогообложения освобождаются жилые дома и транспортные средства, переходящие в порядке наследования инвалидам I и II групп. Заявительница указывала, что данное положение лишает инвалидов, получивших в наследство квартиру, льготы по налогообложению.

Конституционный Суд в Определении от 7 февраля 2002 г. N 13-О по данной жалобе, отметив несогласованность ряда законов и произвольное немотивированное исключение одного вида имущества, имеющего равный с другими видами имущества правовой титул, из общего для них регулирования льготного налогообложения, дал конституционно-правовое истолкование оспоренного законоположения, исходя из ранее выраженных им в Постановлении от 23 декабря 1999 г. правовых позиций относительно установления для инвалидов особых условий уплаты обязательных платежей (страховых взносов). При этом подчеркивалось, что такое регулирование не может носить дискриминационный характер, вводить необоснованные и несправедливые различия и ставить одни категории инвалидов в худшее по отношению к другим положение, т.е. нарушать конституционный принцип равенства (ст. 19, ч. 1 и 2, Конституции).

Исходя из изложенных правовых позиций, в резолютивной части Определения было установлено, что оспоренное законоположение в его конституционно-правовом истолковании не может служить основанием для отказа инвалидам I и II групп в освобождении от уплаты налога на переходящее в их собственность в порядке наследования имущество в виде квартиры. В силу ст. 6 Закона о Конституционном Суде конституционно-правовой смысл данного положения, выявленный в Определении, является общеобязательным и исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике. Правоприменительное решение по делу М.И. Кулаковой подлежало пересмотру с учетом настоящего Определения*(98).