Автор работы: Пользователь скрыл имя, 23 Января 2011 в 19:51, контрольная работа
Судебный прецедент - это образцовое правило поведения, выработанное высшими судебными органами, официально опубликованное и являющееся обязательным при рассмотрении аналогичных дел как для участников спора (конкретного дела), так и для нижестоящих судов.
Если квалифицировать гражданское право как частное, это дезориентирует и правотворческую, и правоприменительную деятельность. Впрочем, судебная практика вносит коррективы, когда отдельные нормы применяются с учетом публичных интересов. Так, при наличии оснований для применения ст. 333 ГК арбитражный суд уменьшает размер взыскиваемой неустойки независимо от того, заявлялось ли такое ходатайство ответчиком. В настоящее время суды, согласно ст. 333 ГК РФ, вправе уменьшать и проценты за пользование чужими денежными средствами, взыскиваемыми в соответствии со ст. 395 ГК. Эти примеры судебного толкования явно направлены на устранение внеэкономических способов обогащения.
Очень важные изменения в гражданское законодательство в направлении его дальнейшей публицизации вносятся законодателем. Так, ошибки в приватизации государственного имущества, вследствие чего резко обозначилась грань между небольшой кучкой богатых и остальной частью населения страны, были в известной мере исправлены Федеральным законом от 19 июля 1998 г. "Об особенностях правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий)", который направлен на устранение резкой поляризации акционеров как в доходах, так и в участии их в управлении обществом.
В то же время признание наряду с частным также и публичного характера гражданского законодательства будет ориентировать на вдумчивое отношение как к разработке нормативных актов, так и к их применению. В этом случае усилия будут направлены на достижение баланса интересов — частного и публичного. Это поможет предупредить эксцессы в обществе, а также позволит более адекватно регулировать имущественные отношения, обеспечит возможность усиления роли государства в экономике страны.
Довольно продолжительное время некоторыми учеными отстаивалась позиция о недопустимости участия государства в регулировании экономических процессов. Государству отводилась лишь роль "ночного сторожа". Экономический результат такого подхода налицо. Переориентирование во взглядах на роль гражданского права, признание за ним функции не только частного, но и публичного регулятора общественных отношений позволит обеспечить более эффективное влияние государства на экономические процессы.
О
проблемах толкования
гражданского законодательства.
Любая правоприменительная деятельность неразрывно связана с толкованием законов и иных нормативных актов, т.е. определением их точного смысла. По своему статусу толкование нормативных актов подразделяется на официальное, исходящее от уполномоченных государственных органов и имеющее обязательную силу для его адресатов, и неофициальное, могущее исходить от любого лица, не являющееся обязательным и производящее эффект в зависимости от обусловленной компетентностью толкователя степени убедительности и обоснованности предложенного им толкования.
Официальное толкование, в свою очередь, подразделяется на аутентичное, т.е. исходящее от самого органа, издавшего нормативный акт, и легальное, т.е. исходящее от иных органов, управо-моченных давать толкование нормативных актов. Так, например, п. 3 ст. 46 Федерального закона "О реструктуризации кредитных организаций" от 8 июля 1999 г. предоставляет Банку России полномочия давать официальные»разъяснения по вопросам применения этого Закона, имеющие обязательную силу на всей территории РФ".
Существуют различные способы толкования нормативных актов. В зависимости от применяемого способа выделяются грамматическое, логическое, систематическое и историческое толкование нормативных актов3. Какой вид толкования подлежит применению в первую очередь, в какой последовательности должны применяться остальные? Представляется, что для ответа на этот вопрос есть все основания ориентироваться на правила толкования договора, установленные в ст. 431 ГК. Ведь договор представляет собой частный правовой акт, правилам (условиям) которого поведение сторон в силу ст. 309 ГК подчинено с той же степенью обязательности, какую имеют правила (нормы) нормативного акта для того круга лиц, на которых распространяется его действие.
Согласно ст. 431 ГК при толковании условий договора должно приниматься во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений - грамматическое толкование договора. Если буквальное значение условия договора оказывается неясным, то его значение устанавливается путем сопоставления этого условия с другими условиями договора и смыслом договора в целом - логическое толкование договора. На этих этапах осуществляется толкование сделанного сторонами совместного волеизъявления.
И лишь если буквальное, а затем и логическое толкование договора не позволяют определить его содержание, подлежит выяснению действительная общая воля сторон с учетом цели договора. Эта действительная воля сторон устанавливается посредством принятия во внимание всех соответствующих обстоятельств, включая предшествующие договору переговоры и переписку, практику взаимоотношений сторон, обычаи делового оборота и последующее поведение сторон -иными словами, осуществляется систематическое и историческое толкование договора.
Положение ст. 431 ГК о приоритете буквального (грамматического) толкования договора перед всеми иными видами толкования вполне обоснованно, поскольку оно базируется на презумпции грамматически правильного и достоверного выражения сторонами договора своей действительной воли. В еще большей степени эта презумпция применима к толкованию нормативного акта. Ведь стороны договора - это всегда конкретные субъекты гражданского права, которые обмениваются волеизъявлениями (оферта и ее акцепт), заботясь при этом в первую очередь о том, чтобы смысл волеизъявления одной стороны был правильно воспринят именно другой стороной, а не иными субъектами, которыми буквальный смысл сделанного волеизъявления в силу их неосведомленности о предшествующей практике договорных отношений этих сторон и иных особых обстоятельствах может быть воспринят как не вполне определенный.
Что касается органа, издающего нормативный акт (нормотворца), то он сообщает установленное в нормативном акте правило индивидуально неопределенному кругу лиц. Поскольку нормативный акт диктует обязательные для этого круга лиц правила поведения, естественно предположить, что нормотворец, формулируя нормативный акт, проявляет максимальную заботу о том, чтобы содержащееся в нем правило поведения могло быть правильно понято и исполнено теми, кому оно адресовано. В этом, собственно, состоит основная цель нормотворческой деятельности. Поэтому отступление от грамматического толкования нормы закона или иного нормативного акта может быть обусловлено только такими основаниями, как неясность смысла этой нормы либо ее противоречие другим нормам того же или иного нормативного акта.
Что представляет собой грамматическое толкование нормативного акта? Как и грамматическое толкование договора, это уяснение его смысла, исходя из буквального значения использованных в законе слов и выражений (групп слов, или словосочетаний), объединенных в предложения, выражающие законченную мысль законодателя. Используемые в нормативных актах слова должны пониматься, исходя из их общепринятого в русском языке значения, если их иное значение специально не определено законодателем или не следует явно из самого нормативного акта.
Устанавливаемые нормативным актом правила излагаются посредством письменной речи в виде предложений, т.е. словесных конструкций, выражающих сообщения нормотворца на определенном языке. Согласно п. 1 ст. 68 Конституции РФ общим для всей территории РФ государственным языком является русский язык, поэтому текст нормативных актов должен истолковываться, исходя из свойственного русской лексике смысла использованных в них слов и выражений и в соответствии с "Правилами русской орфографии и пунктуации"4.
Толкование правоприменительным органом нормативного акта в противоречии с вышеупомянутыми Правилами само по себе представляет собой противоправное действие и должно влечь соответствующие последствия, например, отмену судебного решения, поскольку неправильное толкование нормативного акта, в том числе грамматическое, является основанием для отмены основанного на таком толковании решения (ст. 306, 307 ГПК).
Отступление от принципа адекватного толкования как в сторону ограничительного, так и в сторону расширительного восприятия всегда должно базироваться на обоснованном комплексном применении всех видов толкования. Тем не менее часто встречаются попытки сделать отступление без достаточных на то оснований. Одна из таких попыток получила освещение в Опре делении Конституционного Суда РФ от 2 ноября 2000 г. Поводом для вынесения этого Определения послужила жалоба гражданки А.В. Горшковой на неконституционность ст. 532 ГК РСФСР 1964 г., в которой был установлен слишком узкий, по ее мнению, круг наследников по закону, в связи с чем Горшковой было отказано в выдаче свидетельства о праве на наследство по закону после смерти ее двоюродной сестры.
Следует обратить внимание, что Федеральным законом от 14 мая 2001 г. в ст. 532 ГК РСФСР были внесены изменения , расширившие круг наследников по закону и включившие в него, в частности, детей братьев и сестер родителей наследодателя (двоюродных братьев и сестер наследодателя). Двоюродные братья и сестры относятся к числу наследников по праву представления, поскольку наследуют лишь в случае, если к моменту открытия наследства нет в живых того из их родителей, который был бы наследником (дяди и тети наследодателя теперь включены в состав наследников по закону в качестве наследников третьей очереди).
Однако этот Федеральный закон вступил в силу 17 мая 2001 г., поэтому на момент вынесения Конституционным Судом Определения от 2 ноября 2000 г. ст. 532 ГК РСФСР не включала в круг наследников по закону двоюродных братьев и сестер наследодателя. В ст. 532 ГК РСФСР упоминалось лишь о братьях и сестрах умершего, причем не уточнялось, о каких именно - родных, двоюродных или каких-либо еще. Правовая доктрина и судебная практика устойчиво понимают под братьями и сестрами только родных братьев и сестер, как полнородных, так и неполнородных, т.е. лиц, имеющих общих родителей или родителя.
В качестве одного из доводов жалобы А.В. Горшкова указывала на чрезмерно, по ее мнению, узкое толкование судами общей юрисдикции выражения "братья и сестры умершего", которое, как она полагала, должно включать в себя не только родных, но и двоюродных братьев и сестер. Однако Конституционный Суд совершенно правильно счел такое толкование ст. 532 ГК РСФСР необоснованно расширительным и не соответствующим правовому содержанию этой нормы.
К такому выводу Конституционный Суд пришел на основе логического толкования, указав, что изложенный в жалобе подход лишал бы всякого смысла установленный в той же ст. 532 ГК РСФСР принцип определения очередности наследования в зависимости от степени родства, поскольку родные братья и сестры в этом случае на следовали бы в одной очереди наравне с родственниками меньших (причем, при строгом следовании предложенному подходу, - неограниченно меньших) степеней родства - двоюродными, троюродными и т.д. братьями и сестрами.
Представляется, что в данном случае в логическом толковании не было особой необходимости. Достаточно было бы и грамматического толкования выражения "братья и сестры умершего" в их общепринятом значении. Дело в том, что согласно авторитетным словарям русского языка понятия "брат, сестра" и "двоюродный брат, двоюродная сестра" этимологически не совпадают . В первом случае имеются в виду полнородные и неполнородные (единокровные и единоутробные) дети одних и тех же родителей, в то время как во втором - дети родного дяди или тети. В лексике русского языка имеются и иные выражения, в которых используются слова "брат, сестра" (сводные, троюродные, внучатные, крестные, молочные, названые и т.д. братья и сестры), имеющие собственное значение, отличающееся от понятий собственно брата и сестры и в силу этого не подлежащее смешению с последними.
Отступление от правил толкования закона неизбежно влечет искажение его точного смысла. Проиллюстрируем сказанное на примере п. 8 ст. 60 Жилищного Кодекса (ЖК) РСФСР, неправильное применение которой судами повлекло незаконное лишение большого числа граждан права на жилое помещение. Речь идет о ст. 60 ЖК в том ее виде, в каком она формально существовала до внесения в нее изменений Федеральным законом от 17 апреля 2001 г., а фактически - до 23 июня 1995 г., когда Постановлением Конституционного суда РФ N8- были признаны неконституционными положения ч. 1 и п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК . Для более подробного рассмотрения этого вопроса приведем с некоторыми сокращениями текст ч. 1 и 2 ст. 60 ЖК в редакции до 17 апреля 2001 г.: "Статья 60. Сохранение жилого помещения за временно отсутствующими гражданами. При временном отсутствии нанимателя или членов его семьи за ними сохраняется жилое помещение в течении шести месяцев. Жилое помещение сохраняется за временно отсутствующими гражданами на более длительный срок в случаях:
Российские суды общей юрисдикции, применяя п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК, истолковывали его весьма оригинально. Они считали, что лишь п. 1-7 ч. 2 ст. 60 ЖК связывают сохранение гражданином права на жилое помещение с продолжительностью его временного отсутствия, в то время как п. 8 этой статьи связывает утрату (а не сохранение) гражданином права на жилое помещение не с продолжительностью такого отсутствия, а с самим фактом осуждения гражданина к лишению свободы на срок свыше шести месяцев и моментом приведения приговора в исполнение.