Дети блокадного Ленинграда

А это  воспоминания  Морозовой Натальи  Павловны, которая прошла практически  всю блокаду Ленинграда:  «Моя мама состояла в дружине противовоздушной обороны. Когда выла сирена, возвещая очередную бомбежку, она должна была бежать не в бомбоубежище, а на чердак - тушить зажигательные бомбы. Меня некому было доверить, и мама брала меня с собой. Если бомба попадала в наш дом, ее нужно было быстро схватить железными щипцами и бросить в бочку с водой или ящик с песком, чтобы предотвратить пожар. Кругом рвались фугасные бомбы и горели дома, наш дом качался, как на шарнирах. Нас с мамой было очень страшно, но спрятаться было некуда.»

Нет, можно было спрятаться. Были же бомбоубежища, но  Наталья Павловна не делала этого, хотя ей было уже 16 лет, она могла вполне позаботиться о себе и без матери. Но нет, она вместе с ней бежала на чердак и тушила бомбу, рисковала своей жизнью, ради других, ради матери и ради себя! А некоторые настолько привыкли к бомбардировке, что  даже не обращали на неё внимание, точнее им уже было все равно выживут они или нет. Примером тому служит Максимов Евгений  Павлович.

«Мы, студенты техникума, ездили на оборонные  работы на ближайшие к городу аэродромы. Там мы рыли капониры (укрытия для  самолетов) для истребителей, а военные нас немного подкармливали. Запомнилась необычная для нашего взгляда форма американских и английских самолетов, которые уже тогда были у нас на вооружении. Приходилось наблюдать воздушные бои, которые не всегда заканчивались в нашу пользу.

Так получилось, что наш курс всегда направляли на один и тот же аэродром, и каждый раз, уезжая с аэродрома, я набирал полную сетку лебеды, из которой мама дома делала лепешки и жарила их. Это казалось очень вкусным блюдом, - к тому времени нам, учащимся, была установлена норма выдачи хлеба в 125 граммов - это кусочек хлеба величиной со спичечный коробок. В состав хлеба входила большей частью целлюлозы, хлеб был очень влажный и безвкусный.

К тому времени мы уже установили в комнате  печку "буржуйку" и хлеб, прежде чем съесть, мы поджаривали на "буржуйке". У меня в то время была собрана  неплохая библиотека, так вот - за зиму мы сожгли все книги и деревянную мебель: стулья, табуретки, стол, этажерку. Остался только диван.

Главным лакомством были лепешки из жмыха, в  просторечии они назывались "шрот". С наступлением холодов перестала течь вода из крана, и я ходил с саночками на улицу Дзержинского (теперь она снова Гороховая): там работала единственная на весь район водяная помпа.

В техникуме  мы зимние месяцы не занимались.

Так прошла самая страшная в моей жизни  зима. Весна в 1942 году наступили ранняя, и жители, кто был в состоянии, выходили во двор скалывать и убирать лед.

С марта  возобновились занятия в техникуме, а в июне мы сдали экзамены за 1-й курс.

В тот  период техникум был приписан к заводу им. Андре Марти и 12 августа по распоряжению наркома Малышева был эвакуирован в город Петропавловск (Казахстан).

До  Ладожского озера нас везли на поезде, а дальше нас "погрузили" вместе с вещами на тральщик и доставили на свободный от немцев берег озера. Весь путь через Ладогу нас сопровождали наши истребители и ни одного немецкого самолета мы не увидели.

Почему  я говорю "нас погрузили"? Большинство  из нас не держалось на ногах. Я, например, при росте 165 см весил 38 кг, чтобы  было ясно - это мешок с костями.

В январе 1943 года в неполные 17 лет я пошел  добровольцем в Красную Армию. Попав  в пехотное училище, я оказался в  роте "доходяг", и ни одного из нас до фронта не допустили. Прослужил  я до марта 1948 года, когда в результате контузии был демобилизован с "белым билетом", т.е. негодным к военной службе.»

Существование в осажденном городе было немыслимо  без упорного, повседневного труда. Тружениками были и дети. Они ухитрялись так распределять силы, что их хватало  не только на семейные, но и на общественные дела. Пионеры разносили почту  по домам. Когда во дворе звучал горн, надо было спускаться за письмом. Они  пилили дрова и носили воду семьям красноармейцев. Чинили белье для  раненых и выступали перед  ними в госпиталях. Город не мог  уберечь детей от недоедания, от истощения, но тем не менее для  них делалось все, что возможно.

               

  

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Работа детей на производстве  и совхозах.

 

«С наступлением весны город понемногу оживал, смывая с себя копоть и лед. В действовавших школах начались привычные заботы — выпускные и переходные экзамены.

Двадцать  учеников нашей школы окончили 10-й  класс преимущественно с хорошими и отличными оценками. Неуспевающих и школе не было. Но давалось это, конечно, нелегко. Многие ребята побледнели, исхудали, у некоторых появились голодные отеки. Дистрофия в той или иной степени коснулась почти каждого. У большинства ребят появились явные признаки цинги; кровоточили десны, шатались зубы. Не лучше выглядели и преподаватели: кроме дистрофии и цинги у них обострялись возрастные недуги — ревматизм, радикулит, сердечно-сосудистые заболевания.

С началом  блокады к скудному хлебному -пайку  город мог добавить считанные  граммы сахара или кондитерских изделий, иногда немного мяса. Не помню, чтобы  нам вы' давали хоть сколько-нибудь крупы и овощей. Когда наступила весна 1942 года. ленинградцы были рады каждой травкине. Они ели молодые листья клена, липы, делала салат и щи из мокрицы.

Когда мы узнали, что совхозам и подсобным  хозяйствам требуется помощь школьников, с радостью откликнулись на этот призыв, хотя понимали, что работа на селе будет  намного сложнее, чем в школе. Ведь требовалось владеть новым, незнакомым для большинства из нас  делом и умело организовать его  среди школьников. Но опыт первого  военного года приучил нас, ленинградцев, не думать о том, сможем ли мы справиться с той или мной задачей. Вопрос ставился иначе: как лучше выполнить порученное дело.

И вот  мы в совхозе «Красная заря». Школьный лагерь объединял учащихся 47, 48 и 65-й школ Приморского (ныне Петроградского) района. Из 155 пионеров и 21 комсомольца сформировали 14 бригад. Две бригады состояли из учащихся 8—10-х классов. Первую возглавила я, вторую—, учительница немецкого языка Ю. А. Майнике.

Из  преподавателей-48-й школы, которые  работали бригадирами, хорошо помню энергичную А. П. Сидорову. Из учителей нашей, 47-й школы,— 3, В. Северову, М. А. Климову, М. Н. Крупянскую и А. В. Веселову.

Начальником лагеря назначили заведующую учебной  частью 47-й школы Н. П. Инкову. До сих  пор мы знали эту молоденькую  учительницу как скромную и доброжелательную помощницу нашего директора А. С. Легковой-Новое и трудное поручение выявило в Наталье Парамоновне еще много хороших качеств.

По  вечерам ее маленькая комната  превращалась в штаб лагеря. Здесь  мы подводили итоги за минувший рабочий день. обсуждали возникшие трудности и тут же сообща искали решение. Эти совещания были короткими, но помогали координировать работу, формировали из учителей разных школ коллектив единомышленников.

Поразительное спокойствие и уверенность Натальи  Парамоновны передавались всему коллективу. Она умела пошутить и ценила юмор других. Сама трудилась, не жалея сил, а когда надо было, становилась строгой и требовательной.

Под жилье нам приспособили пустовавшее  здание 63-й школы на Школьной улице. Вылетевшие при бомбежках стекла нам заменили фанерой. Водопровод и  канализация не действовали. Во дворе  стояла уборная дачного типа, воду носили ведрами. Электричества не было, при острой необходимости пользовались аварийным запасом свечей и фонарем  «летучая мышь». Спальни были оборудованы  в классах. Преподаватели делали все возможное, чтобы помещение  выглядело не только чистым, но и  уютным, И. П. Инкова показывала дежурным, как убирать в спальне, мыть полы, стирать белье. Ту же работу проводила  с учащимися своей школы и  А. П. Сидорова.

Если  ребята во время бомбежки находились в здании, становилось страшно. Бомбоубежища не было, поэтому мы собирали всех в  вестибюле в надежде, что прочные стены спасут детей от осколков бомб. Но как было трудно удержать школьников в неосвещенном помещении! В первом этаже школы жил старший лейтенант противовоздушной обороны. Когда во время первой ночной воздушной тревоги ребята побежали во двор, раздался его строгий бас: «Назад! Не сметь выходить!» А утром на заборах и стенах здания мы увидели бесчисленные следы осколков...

В первой декаде июня начали работу на полях. Дремучая лебеда буквально скрывала посадки. Рабочих рук в совхозе не хватало, надо было как можно скорее браться за прополку. 'С нормами ребята справлялись хорошо. Рыхлению, окучиванию и другим операциям нас обучали внимательные и доброжелательные овощеводы во главе со старшим агрономом Т. Е. Пащенко. Они же проверяли нашу работу. Так шаг за шагом осваивали мы овощеводство, о котором раньше имели лишь отдаленное представление по дачной жизни.

Труд  на свежем воздухе пошел ребятам  на пользу, Признаки истощения понемногу  исчезали, лица покрывались загаром. Питание в совхозе с самого начала было лучше, чем в городе.

Учащиеся  получали больше хлеба, лебеда вскоре сменилась свекольником, стали поспевать и овощи. Никогда не приходилось нам есть такую крупную и

сочную  редиску, как здесь. В период прореживания моркови ребята возвращались с поля с темно-оранжевыми кольцами вокруг ртов. Но желудочно-кишечными заболеваний у нас не было. Взятые на всякий случай лекарства так и не пригодились.

Директор  совхоза К. А. Никитин принял нас  поначалу несколько настороженно, не зная, помощники или «добытчики» явились на поля. Но очень скоро коллектив хозяйства убедился, что прибыло солидное трудовое пополнение. Работницы с большим уважением относились к ребятам, благодарили их за помощь.

Школьники быстро овладели приемами по уходу  за овощами. Я присматривалась, как  они облегчают себе труд, выслушивала  их предложения, давала советы, а по вечерам мы обсуждали возникшие проблемы на собраниях бригады.

Ребята  работали на определенных участках: пололи посевы, рыхлили землю, окучивали картофель, прореживали морковь и свеклу, вносили минеральные удобрения. Вскоре у них появились свои любимые овощи, за которыми они с большим удовольствием ухаживали. Первая бригада, например, холила посевы моркови, рыжая ботва которой ярко выделялась на черном бархате земли ровными зелеными полосами. Другие бригады с завистью смотрели на красивое поле и стремились, чтобы их участки выглядели не хуже. Любили школьники работать и на грядах полусахарной свеклы с мощной светло-зеленой ботвой.

По  субботам мы подводили итоги соревнования бригад. Наиболее отличившиеся получали по пучку редиса или моркови. Приехать на выходной день домой с такой  «премией» было огромной радостью. Ведь в городе в это время люди ели салат из одуванчиков, варили корни лопуха.

Весной 1942 года в опустевшие, обезлюдевшие цехи предприятий пришли тысячи детей и подростков. В 12-15 лет они становились станочниками и сборщиками, выпускали автоматы и пулеметы ,артиллерийские и реактивные снаряды .Чтобы они могли работать за станками и сборочными верстаками ,для них изготавливали деревянные подставки .

Когда в канун прорыва блокады  на предприятия стали приезжать  делегации из фронтовых частей ,бывалые  солдаты глотали слезы ,глядя  на рабочие плакатики над рабочими местами мальчишек и девчонок .Там было написано их руками: «Не  уйду ,пока не выполню норму!»

 

Когда началась война, Лене Голикову исполнилось  пятнадцать лет .В шестнадцать — было это в марте сорок второго года — он стал партизаном. Сначала ему отказывали. Дескать, не можем ребятню набирать .У нас ведь не пионерский отряд...

Но  что поделаешь с этим пареньком, если он уж пришел в лес? Через месяц — в апреле — во время атаки вражеского гарнизона все увидели, что Леня Голиков храбро дерется. А вскоре поняли, что в разведке он просто незаменим.

Однажды в лес пришла женщина и рассказала партизанам, что в деревне Сосницы появилась немецкая воинская часть. Что это за часть, каковы ее численность, вооружение, женщина сказать не могла.

Командир  послал в Сосницы Голикова. Босой, в поношенной рубахе, он как ни в  чем 

не  бывало ходил по деревне. Вернувшись, рассказал командиру, что видел пушку. Возле сарая стояла автомашина, на которую грузили ящики со снарядами. У школы Леня увидел несколько легковых машин и мотоциклов. Нетрудно было догадаться, что здесь разместился штаб.

В ту же ночь партизаны напали на немецкий гарнизон. Леня Голиков был в группе, наносившей удар по штабу. Автоматной очередью он скосил гитлеровцев, выскочивших из дверей школы, и первым ворвался туда. Три фашиста стреляли через окна. Они не слышали шагов партизана. Двух Леня снял молниеносно. Третий успел броситься на пол и выстрелил в Голикова. Леня метнулся в сторону, упал. Гитлеровец решил, что партизан убит, и поднялся. Короткая очередь навсегда уложила врага.Из ночного налета Леня возвращался с трофеями. Он тащил связку бумаг, захваченных в школе. Над ним даже посмеивались: Не иначе, как в писаря метишь. Гляди, сколько бумаги сгреб.В партизанском штабе Леню похвалили за «бумажные трофеи». Это оказались важные документы.Но особую похвалу он заслужил, когда 13 августа 1942 года принес в отряд большой кожаный портфель .Отряд в это время действовал в районе дороги Псков—Луга. Леня был в разведке: наблюдал за шоссе, запоминал, какой груз везут машины.

Вдали показался легковой автомобиль. Леня заметил человека в белом кителе. Не иначе как ехал какой-то большой  начальник .Под колеса автомашины полетела граната. Взрыв слился с автоматной очередью. Проохав по инерции метров двадцать, автомобиль замер, В глубине машины мелькал белый китель. Пытаясь открыть заклинившуюся при взрыве дверцу, немец бил в нее плечом. Наконец дверца распахнулась. Фашист выскочил из автомобиля и побежал. Голиков бросился следом. Что было сил крикнул: