Греческая религия как социокультурный феномен

2. ВАЖНЕЙШИЕ  РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРАЗДНЕСТВА 

И ИХ РОЛЬ В  ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ЭЛЛАДЫ

2.1. Панафинеи

     Панафинеями называлось большое афинское религиозное  празднество в честь богини-покровительницы  города, Афины. Оно происходило ежегодно в июле месяце, а через каждые четыре года справлялось с особым блеском; тогда оно продолжалось шесть дней и носило название Великих Панафиней. Серия празднеств начиналось представлением в Одеоне, где показывали свое искусство лучшие мастера пения, декламации, игры на кифаре и на флейте; в соседнем театре исполнялась хоровая музыка. Потом следовали гимнастические игры, включавшие, кроме обыкновенных состязаний, бегов, кулачной борьбы и прочих, бег с факелами, происходивший в безлунную ночь и составлявший самую блестящую часть праздника. Все афинские колонии были представлены на Панафинеях, и их представители должны были приносить в жертву быков и овец в честь богини Афины.

     В большинстве состязаний принимали  участие последовательно различные возраста: дети, юноши и взрослые; соперники являлись лично от себя или от имени своего народа. Победители получали в награду глиняные расписные вазы, наполненные маслом, добывавшимся из священных оливковых рощ. На небольшом расстоянии от Пирея находился ипподром, где происходили бега на конях и на колесницах. Против Пирея происходила гонка на триерах. Народ, военные суда которого одерживали победу, получал денежную сумму на совершение жертвоприношения. По окончании игр устраивалась торжественная процессия, собиравшаяся с восходом солнца в Керамике, чтобы затем подняться оттуда к Акрополю.

     Во  главе шли главные жрецы, старцы, девушки из благородных семейств и депутации союзных городов с различными приношениями. Затем следовали метеки с сосудами и с золотой и серебряной чеканной утварью, атлеты пешком или на своих лошадях и колесницах, длинная вереница жрецов и животных, обреченных на жертву, и, наконец, народ в праздничных одеждах. Приводилась в движение священная триера, несшая на своей мачте покрывало Паллады, вышитое ей молодыми девушками, воспитанными в Эрехтейоне. Двинувшись из Керамика, процессия направлялась к Элевсиниону, огибала его, проходила вдоль по Акрополю, и останавливалась возле Ареопага. Там отвязывали покрывало, чтобы нести его богине, и весь кортеж поднимался по колоссальной мраморной лестнице длиною сто футов и шириною в семьдесят, которая вела в Пропилеи, служившие преддверием Акрополя. Этот крутой холм, весь посвященный богам, совершенно скрывался под священными монументами, храмами, часовнями, колоссами и статуями; но с высоты своих четырехсот футов он господствовал над всей страной. Покрывало несли до самого Эрехтейона, священнейшего из храмов, настоящего хранителя реликвий.

     Там все легенды, все церемонии и  все эти божественные имена вызывали в уме смутное и грандиозное воспоминание о первых усилиях, о первых шагах человеческой цивилизации. В полусвете мифа человеку смутно рисовалась древняя и плодотворная борьба воды, земли и огня, почва, выступающая из воды и становившаяся плодородной, покрывающаяся добрыми растениями, злаками и фруктовыми деревьями, населявшаяся и очеловечивавшаяся под влиянием тайных сил, приводивших в столкновение между собой дикие стихии и, мало-помалу, устанавливающих господство разума. В этом месте афинянин прозревал в туманных и неясных образах историю своего народа. Убежденный, что души основателей и предков продолжали жить вокруг гробниц и покровительствовать тем, кто чтил их могилы, он нес им пироги, мед и вино и, поднося свои приношения, обнимал одним взглядом длинную и счастливую жизнь своего города и связывал в своих надеждах его будущее с его прошлым.

     Выйдя из древнего святилища, где Паллада  первобытных времен восседала под одной кровлей с царем Эрехтеем, афинянин видел почти перед собой Парфенон, где она обитала одна и где все свидетельствовало о ее славе. Ему не нужно было размышлений и знаний, ему достаточно было только глаз и поэтического сердца, чтобы чувствовать ее присутствие в величии сияющей атмосферы, в блеске проворных лучей, в чистоте этого легкого воздуха, которому афиняне приписывали живость их изобретательного гения. Богиня сама была гением их страны и душою их нации. Это ее дары, ее вдохновение, ее создания развертывались перед их глазами со всех сторон, насколько могло охватить зрение. На полях, покрытых оливковыми деревьями, и на пестрых склонах возвышенностей, в трех гаванях, где дымились арсеналы и громоздились суда.  В самом их изящном городе, покрывшим своими гимназиями, театрами,  монументами и домами хребты и склоны холмов; сделавшимся по своей неутомимой энергии, по развитию искусств и ремесел, по своим празднествам и изобретениям,  “школой Греции” и простиравшем свою власть над всеми морями, а свое превосходство над всей греческой нацией.

     2.2. Анфестерии и Диониссии

     Анфестерии  и Дионисии праздновались в честь  бога растительности, виноградарства, вина и веселья Диониса. Первый праздник был проводами мертвого царства зимы, а второй – встречей новой весенней жизни. Анфестерии получили свое название от цветов, которые приносились в это время богам и которыми украшались все участники празднества. Анфестерии праздновались в середине месяца анфестериона, что соответствовало примерно концу февраля по новому стилю. В это время в Афинах уже в изобилии распускались первые весенние цветы. Праздник продолжался три дня. Каждый из трех дней праздника носил особое название. Первый день называли открытие бочек, второй – кружки и жбаны, а третий – глиняные котлы.

     Первые  два из этих названий имели отношение  к тем эпизодам виноделия, которые и послужили поводом к установлению самого празднества. Третий день был обязан своим названием более позднему обряду, имевшему отношение к роли Бахуса в мистериях. День    открытия бочек начинался домашним жертвоприношением, совершавшимся каждым домохозяином, окруженным своей семьей и рабами. Благодаря отпуску, которым пользовались при этом работники и рабы, в этот день происходил наем сельских работников на целый год. Вследствие этого первый день Анфестерий сделался обычным сроком начала и окончания многих годовых обязательств.

     День кружек был днем большой ярмарки, на которой торговали прежде всего винами и глиняной посудой. Все храмы в течение всех трех дней были заперты. Оставался открытым только единственный храм Диониса Освободителя, который был заперт в течение всего остального года. В нем находился старый ксоан^* бога, принесенный по преданию Пегасом во время празднования Амфиктиона. В ночь с одиннадцатого на двенадцатое, эту статую переносили с таинственными церемониями в малое святилище, находившееся во внешнем Керамике. Процессия выходила из малого храма в Керамике и направлялась к Ленайону с несколькими остановками на пути, сопровождавшимися пением и священными танцами.

     В шествии принимал участие настоящий  вакхический маскарад: сатиры, паны, силены верхом на ослах, хоревты в  звериных шкурах и с венками из древесных веток на головах, потрясавшие бубенчиками или медными колокольцами, и женщины, переряженные горами, нимфами и менадами, и плясавшие под звуки флейты. Часть замаскированных мужчин ехала на колесницах и обращалась к зрителям с шутливыми и грубыми выходками. Весь этот маскарад вместе со свитой афинских всадников сопровождал триумфальную колесницу, везшую Диониса, и служил воспоминанием о процессии, происходившей в то время, когда царь Амфиктион переносил изображение бога в его храм Ленайон.

     После этого народ отправлялся в  театр, где происходил заключительный эпизод этого дня, состоявший в великом  состязании пьяниц, причем выбирались судьи, так же как и для гимнастических игр. О каждой круговой чаше объявлялось звуками труб. Победителю доставались в награду венок из древесных ветвей и полный мех вина. Желавшие особенно отличиться на этом состязании пробовали осушить очередную чашу, стоя на скользких, намазанных маслом мехах. Афиняне всех состояний и слоев считали для себя обязательным участвовать в этих вакхических состязаниях. Обычай требовал, чтобы на эти ночные пиры каждый являлся со своим новым глиняным кувшином, купленным на ярмарке накануне. Все эти сосуды должны были иметь одну и ту же величину; на них надевались венки из цветов, которые носились на головах во время праздника. Попойка продолжалась всю ночь.

     Третий  день назывался днем глиняных котлов. Возле храма Зевса Олимпийского в Афинах находилась в земле трещина, которую показывали благочестивым людям и о которой ходило предание, что в нее стекли воды во время потопа Девкалиона. Эта бездна служила сообщением с преисподней и, по мнению афинян, тени мертвых поднимались по ней в этот день на землю и блуждали вокруг живых. Вследствие этого необходимо было утолить голод, от которого, как предполагалось, они страдали в преисподней, и предоставить в их распоряжение пищу. Для этого в каждом доме зажигали огонь на алтаре Зевса Геркейского, покровителя очага, и ставили на этот огонь священный глиняный горшок, в котором варили смесь всевозможных злаков. Эта смесь называлась панспермия, и предполагалось, что такого рода пищу сварил Девкалион в первом котле, который он поставил на огонь после потопа. Полный котел оставлялся в неприкосновенном виде, и никто не должен был входить в этот день в ту комнату, где он стоял на алтаре, чтобы блуждающие тени могли свободно и без нескромных свидетелей приходить и есть из него.

     Празднования  Дионисий представляли ту особенность, что во время них, давались драматические  представления в форме трагедии и комедии. Приглашались три трагических поэта и три комических. Первые доставляли каждый по четыре пьесы, из которых три составляли трилогию, т.е. трагическую историю в трех частях, а четвертая – сатирову драму. Вторые доставляли только по одной комедии. На какого-нибудь богатого гражданина возлагалась обязанность набрать хор, обучить его, одеть и заплатить жалованье. Государство нанимало и вознаграждало поэтов и актеров, а также выплачивало зрителям их дневной заработок, чтобы они могли эти четыре дня спокойно сидеть в театре. Потому что театр был не развлечением, а священным делом: это был афинский способ чтить бога Диониса.

     Каждый  день шел цикл из четырех произведений одного поэта, который назывался “тетралогией”. А в конце праздника судьи решали, какая из трех представленных тетралогий лучше, и выдавали победившему поэту награду. Сюжеты трагедий оставались мифологическими – к этому обязывал праздник  в честь бога Диониса. В отличие от трагедий, где все сюжеты были мифологическими и заранее известными, в комедиях – они были сплошь выдуманные и необычные. Чтобы комедии не были слишком однообразными, постоянные роли раскрашивались красками разных характеров. Это позволяло вывести из комедии такую мораль: крайности нехороши, а хороша золотая середина, иначе характер будет сам себе наказанием. Лучшие комедии этого времени те, в которых характеры и роли совмещаются неожиданно.

     По  окончании представлений комиссия из среды наиболее компетентных граждан  присуждала награды трагическому и  комическому поэтам, пьесы которых были признаны наилучшими. Первоначально такими наградами служили для трагедии – козел, а для комедии – корзина с фигами и амфора вина. Позднее их заменил венок из плюща. Награды присуждались также начальникам хоров, наилучшим образом исполнивших свое дело, и актерам, игравшим первые роли в различных пьесах. Во время празднования Дионисий постепенно возрастает роль театральных представлений, из которых вырос знаменитый греческий театр, сыгравший огромную роль в общественной жизни, воспитании и всей культуре древних греков.

     2.3. Олимпийские игры

     Олимпийские праздники происходили каждые четыре года. Подобно христианской Пасхе, это был передвижной праздник. Он совпадал с концом июня или с началом июля по новому стилю. О дне праздника греков извещали послы, рассылавшиеся из Олимпии и направлявшиеся группами во все концы, до самых отдаленных частей Греции. Во время Олимпийских игр объявлялось священное перемирие, прекращались все военные действия. Все люди, отправлявшиеся в Олимпию, признавались гостями Зевса, но некоторых из них принимались с особым почетом. В числе таковых находились, например, общественные гости Олимпии, депутаты городов, заключивших договор               гостеприимства с элидским государством, наконец, феоры, на которых их городом возлагалась официальная обязанность жертвоприношения Зевсу.

     Зажиточные  люди приезжали верхом или в экипаже. Они привозили с собой палатки и располагались лагерем по берегам Алфея вокруг всей ограды и даже в самом Алтисе. Вдоль дорог и стен ограды тянулись деревянные бараки, в которых гнездились всевозможные торговцы, так как по случаю Олимпийских игр устраивалась большая ярмарка. Ристалище могло вместить по меньшей мере 40 000 человек, и между тем только одни мужчины присутствовали на этих зрелищах. Молодые девушки, по-видимому, могли проникать в Алтис во время празднеств, но замужние женщины не допускались туда под угрозой смертной казни. На Олимпийских играх человеческое тщеславие проявлялось во всей своей силе. Туда стекались все знаменитые и честолюбивые люди. Туда явился на показ Фемистокл после Персидских войн. Там философы занимали толпу назидательными речами. Тут показывались ораторы, а поэты искали здесь своего вдохновения.

     Но  самый серьезный интерес праздника  заключался в религиозных церемониях и в играх. Каждый из пилигримов приносил какую-нибудь жертву, сообразно со своими средствами. По уставу олимпийские боги принимали непосредственно только жителей Элиды. Иностранцы должны были быть представлены им кем-нибудь из элидцев. Кроме того,     иностранцы должны были платить особый налог. Но обыкновенно перед этими препятствиями не отступали даже последние бедняки. Таким образом с утра и до вечера набожные люди толпились около алтарей, где курился фимиам и поднимались испарения от вина и крови. У каждого были свои любимые боги, но большинство стремилось принести жертву Зевсу и терпеливо ожидало своей очереди перед главным алтарем. Феоры различных городов должны были в любом случае сделать это.