Становление Римской республики по данным первоисточников

      1)переходу  счёта происхождения от женской линии, архаический порядок, к мужской, конечный порядок;

      2)изменение  порядка наследования имущества  умершего члена рода: от передачи его сначала безымянным родичам, далее – агнатическим родственникам и, в конце концов, - детям скончавшегося.

      Таким образом, накопление собственности и желание передать её детям было в действительности фактором возникновения моногамии, имевшей целью обеспечить законных наследников и ограничить их число подлинными потомками брачной пары.

      Моногамия в сложившейся форме проявляется в позднейшем периоде варварства. Морган находит её зачатки в синдиасмической семье. Морган восстанавливает нам моногамную семью на ранней стадии её развития по описаниям древних писателей, которые в свою очередь подробно останавливаются на  том, каково было положение женщины.   Автор исследуемой мною работы склонен утверждать, что переход счёта происхождения из женской линии в мужскую повлиял неблагоприятным образом на положение и права жены и матери: «она оказалась одинокой в домохозяйстве своего мужа, изолированной от её родичей. Это должно было ослабить авторитет матери, значительно снизить её положение в обществе и остановить её повышение по социальной лестнице».  Детально рассматривая моногамную семью у римлян и у греков, Морган приходит к выводу, что, совершенствуясь вместе с прогрессом, моногамия не достигла своего идеала в классический век, по крайней мере, наиболее высокого совершенства она достигла только в новое время.

      Далее следует перейти к системе  родства, которая сложилась после  появления моногамной семьи. Таковой была арийская система с новой номенклатурой родства, приемлемой для новой формы семьи. Морган отмечает, что первоначально арийская система была чисто описательной, обобщающие термины, имеющиеся в ней теперь, были введены впоследствии.

      Таким образом, арийская система выражает родственные отношения, действительно существующие при моногамии, и предполагает, что происхождение детей от данного отца известно.

      Вывод о моногамной семье мне опять-таки показалось лучше сделать словами Льюиса Моргана.

      «В  своей вполне развитой форме эта  семья сделала достоверным отцовство, поставила индивидуальную собственность  на недвижимое и движимое имущество  на место собственности коллективной и исключительное право наследования детей на место наследования агнатов. Современное общество покоится на моногамной семье. Весь предшествующий опыт и прогресс человечества завершается и кристаллизируется в этом влиятельнейшем учреждении. Оно развивалось весьма медленно, и корни его достигают периода дикости; вместе с тем оно является конечным результатом, к которому неуклонно шёл весь опыт веков. Несмотря на всю свою современность, моногамная семья представляет собой продукт широкого и разнообразного опыта».

      В заключение своей работы Л. Морган представляет нам последовательный ряд важнейших общественных и домашних учреждений, влиявших на развитие семьи от кровнородственной до моногамной. Я считаю нужным отразить эту последовательность в своей работе, дабы лучше понять смысл концепции Л. Моргана.

      Первая  стадия.

      Промискуитетные связи.

      Групповой брак между братьями и сёстрами, родными и коллатеральными. Отсюда:

      Кровнородственная семья (Первая стадия семьи). Отсюда:

      Малайская система родства.

      Вторая  стадия.

      Организация на основе различия полов и обычай пуналуа, препятствующие браку между братьями и сёстрами. Отсюда:

      Пуналуальная  семья (Вторая стадия семьи). Отсюда:

      Родовая организация, исключившая братьев  и сестёр из брачного общения. Отсюда:

      Туранская и ганованская система и свойства.

      Третья  стадия.

      Возрастающее  влияние родовой организации и развитие производств, поднявших часть человечества на низшую ступень варварства. Отсюда:

      Брак  отдельных пар, но без исключительности сожительства. Отсюда:

      Синдиасмическая семья (Третья стадия семьи).

      Четвёртая стадия.

      Пастушеская жизнь на равнинах в ограниченных областях. Отсюда:

      Патриархальная  семья (Четвёртая, но не всеобщая стадия семьи).

      Пятая стадия.

      Рост  собственности и переход к  наследованию по прямой линии.

      Моногамная  семья (Пятая стадия семьи). Отсюда:

      Арийская, семитическая и уральская системы родства и свойства и исчезновение туранской системы.

      Морган  признаёт, что намеченная им последовательность учреждений противоречит некоторым предположениям тех почтенных учёных, которые в своих умозаключениях о происхождении общества считали патриархальную семью еврейского и римского типов древнейшей формой семьи и самой ранней организацией общества. Они приписывали таким образом человеческой расе с самого её детства семью, находящуюся под отцовской властью. В своей работе Морган указывает Генри Мэна, который, по словам исследователя, в своих работах коснулся только позднейшей стадии варварства и цивилизации. «Надо, однако, признать, что данные о начальном состоянии человечества стали известны только недавно и что рассудительные исследователи естественно осторожно подходят к смене старых доктрин новыми». Так оправдывает Морган своих оппонентов.

      Вот как критикует себя сам Л. Морган: «Вышенамеченная последовательность может потребовать изменений, а возможно и существенных изменений в отдельных её звеньях; она всё же даёт рациональное и удовлетворительное объяснение фактов человеческого опыта, а равно хода человеческого прогресса в развитии идей семьи и управления у человеческих племён».

      Таким образом, мною представлена моя интерпретация эволюционистской концепции социологии семьи, выраженная Льюисом Морганом в своём фундаментальном труде «Древнее общество» (1877). В следующих главах я постараюсь сопоставить её с другими теориями эволюции семьи

      1.2. Становление армии в Римской Республике

 

      Римская армия являлась самой организованной и обученной во всем Древнем Мире. Данное преимущество позволило римлянам контролировать практически всю территорию известного в те времена мира - все средиземноморское побережье, большую часть Центральной Азии, Северную Африку вплоть до пустыни, всю Европу до Рейна и Дуная на востоке и до Британии на северо-западе.

      Начиная с 326 г. до н. э., по решению сената, римское  войско переходит на новую систему  организации воинских соединений - создание легионов (до этого момента войско было, в основном, наемным либо состояло из гражданского ополчения). Легион - воинское подразделение, состоящее примерно из 5500-6000 человек, которое, в свою очередь, подразделялось на более мелкие единицы-когорты(600 чел.), центурии (60-100 чел.), манипулы (60-120 чел.), а также на вспомогательные войска, лучников и кавалерию. Легионы собирались в армию, когда выступали в поход (обычно армия насчитывала от 2 до 10 легионов, однако в некоторых битвах участвовало и больше солдат). Тактика войска была незатейлива - после обстрела позиций противника лучниками пехота, прикрываемая кавалерией с флангов, шла в атаку. Сзади войска прикрывали метатели дротиков.

      В основном, солдаты были вооружены  короткими обоюдоострыми мечами (гладиусами) длиной от 50 до 84 см, носили шлем и латы, вид которых часто изменялся от эпохи к эпохе. Особое место в вооружении легионера играл щит - он был прямоугольной формы и весьма увесистым, однако во время атаки, солдаты могли выстроиться "черепахой" (прикрыться щитами со всех сторон). В таком построении легионеры были практически неуязвимы для стрел и метательных копий и это давало им огромное преимущество.

      Римляне порой охотно привлекали в свою армию  варваров - особенно в конные части. В Германии и Галлии порой нельзя было найти человека в армии который разговаривал по латыни - за исключением командиров.

      После победы в военной кампании, полководец удостаивался права на триумфальное шествие по улицам Рима. Полководец ехал впереди на колесницы, за ним шли солдаты и захваченные пленные. В триумфальном шествии также принимали участие сенаторы и другие должностные лица в городе.

      1.3. Образование и культура в Древнем Риме

 

      На  вопрос о том, когда появились  первые университеты, не существует однозначного ответа ни в исторической, ни в педагогической литературе. На рубеже XIX – XX вв. немало западноевропейских и отечественных исследователей греко-римского образования были убеждены в том, что университет – феномен не средневековой эпохи, а гораздо более ранней, античной. Представления о высшем образовании в Римской империи и университетском как одной из его разновидностей впервые получили освещение в работах зарубежных специалистов, изучавших историкокультурное развитие народов Средиземноморья в древности.

      У истоков использования понятий “университет” и “высшее образование” применительно к эпохе Римской империи стоял Т. Моммзен. Излагая процесс обучения и воспитания в римской державе в органической связи с результатами культурной романизации провинций, он нередко использует понятия “студент” (V, 229), “профессор красноречия” (V, 190; V, 432), “кафедра” (V, 432), аутентичные литературным и документальным источникам I – V вв. [2]. Другая часть применяемой автором лексики для характеристики завершающего этапа образовательного процесса – “высшее образование” (III, 394; V, 137; V, 250 – 251) “университет” (III, 83; V, 229) в источниках не встречается, но с лёгкой руки прославленного учёного прочно вошла в лексикон его последователей, известных и менее знакомых читательской аудитории исследователей.

      Не  отрицая хорошо налаженной системы  обучения в Римской империи, где  можно было получить не только “гуманитарное” образование, но и специальное , ни один западноевропейский учёный XIX в. в то же время не задался целью изучить типологическую принадлежность школ третьей, высшей ступени, которые завершали многолетний учебный процесс. Как правило, констатацией социальной функции высших школ (подготовкой кадров администрации для аппарата управления Римской империи), кратким обзором программы обучения в риторических школах и рассмотрением взаимодействия “общественных” школ с государственной властью ограничивается спектр поднимаемых в исследованиях вопросов.

      Русская школа антиковедения, отдельные  представители которой занимались анализом образовательно воспитательной практики в Римской империи, формировалась под влиянием западноевропейской науки, поэтому нет ничего удивительного в том, что большая часть работ, представляющих собой компиляцию трудов известных зарубежных учёных, воспроизвела их концепции, выводы, понятийный аппарат. Даже профессору Московского университета И.В. Цветаеву, автору оригинальнейшей работы “Из жизни высших школ Римской империи”, посвящённой преимущественно изучению психологической атмосферы её крупнейших образовательных центров, не удалось в полной мере избежать терминологических заимствований европейских историков, что проявилось в охотном использовании им и понятия “высшее образование” , и “университет”.

      Широкое распространение этих терминов в  сочинениях по античной культуре находит объяснение также в приверженности русских специалистов идее модернизации истории, которая позволяла сделать забытые страницы прошлого из далёких и чуждых близкими и понятными. Модернизация, в свою очередь, породила процесс популяризации античного образа жизни, в котором пытались найти аналогии с современными процессами российской действительности XIX в., включая и явления культуры. Внимание многих специалистов, изучавших древнеримские учебные заведения, привлекал поиск подходящих аналогий между древними и пореформенными отечественными образовательными учреждениями. В одних работах мы видим сравнение римских грамматических школ с русскими гимназиями, в других – риторических школ с университетами, академиями [20]. Те исследователи, которые с бoльшей долей опасения относились к прямым отождествлениям, отводили древнеримским учебным центрам место между известными им типами российских учебных заведений.

      К примеру, О. Гордиевич разъясняет понятие  “высшее образование, высшая школа” следующим образом: “Выражение “высшее образование, высшая школа” имело у римлян более широкое значение, чем теперь. Под именем “высшие школы” надо понимать здесь школу грамматическую и риторическую. Эти школы существовали часто вместе, часто отдельно, причём риторическая школа считалась ступенью выше. Лицо, стоявшее во главе такой школы, называлось summus doctor и всегда избиралось императорами из среды учёных. Его теперь приравнивают или к декану французского факультета, или же к директору гимназии, так как грамматикориторическая школа напоминает собою теперешнюю гимназию, но часто и университет” . При определении статуса Афинской Академии О. Гордиевич, характеризуя этот главный философский центр Римской империи то как “Афинскую философскую школу”, то как “Афинскую высшую школу”, “помещает” её между “теперешним университетом и академией наук”.

      А. Истомин, раскрывая политику императоров  в отношении высших школ, замечает: “С целью удовлетворить потребности  юношества, а также с целью  способствовать вообще развитию науки императоры заботились об открытии и поддержании высших школ. Император Гадриан [Адриан] устроил в Риме нечто вроде академии или университета, под названием Афиней [Атенеум], куда собирались слушать знаменитых ораторов и поэтов”.

      Замечу, что Дж. Брубахер – один из немногих современных зарубежных специалистов, стремящихся хотя бы частично осветить уязвимость использования термина “университет” для учебных заведений высшего уровня в Римской империи. Он обращает внимание на отсутствие корпоративного, коллегиального начала при организации их деятельности, что не гарантировало стабильного правового статуса ни преподавателям, ни учащимся.