Политико-правовая ситуация в России между февралем и октябрем 1917

III. НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ПРАВОПРЕЕМСТВО 
 
 
 
 

          Февральская революция сокрушила одно из главных оснований российской цивилизации – ее государственность, сложившуюся в специфических природных, исторических и культурных условиях России. Тот факт, что Временное правительство, ориентируясь на западную модель либерально-буржуазного государства, разрушало структуры традиционной государственности России, был очевиден и самим пришедшим к власти либералам. Французский историк Ферро, ссылаясь на признания Керенского, отмечает это уничтожение российской государственности как одно из важнейших явлений февральской революции.

          Напротив, рабочие организации, тесно связанные с Советами, стремились укрепить государственные начала в общественной жизни в самых разных их проявлениях. Меньшевик И.Г.Церетели писал тогда об особом «государственном инстинкте» русских рабочих и их «тяге к организации». При этом организационная деятельность рабочих комитетов и Советов определенно создавала модель государственности, альтернативную той, что пыталось строить Временное правительство.

          Нельзя рассматривать тысячелетний путь развития с купюрами. Надо его рассматривать как единый, непрерывной процесс с признанием всех этапов как определенных этапов развития, которые случились, потому что были объективные для этого условия. Если мы начнем выбрасывать из истории отдельные куски и говорить, что это приемлемо, а это неприемлемо, тогда пропадает единый путь тысячелетнего развития России. Надо подойти с методологической точки зрения к этой проблеме, оценивая прежде всего вектор общественно-политического развития: какие цивилизационные ценности мы берем в основу развития будущего России, на что мы опираемся? Рассматривая весь процесс развития России как единый и неделимый, мы находим какой-то общий методологический подход. Тогда становится понятно, какие правовые вопросы, какие экономические вопросы, какие политические проблемы лягут в основу.

          Таким образом, советский строй возникал как новая общественно-экономическая формация и в то же время приобретал важные новые цивилизационные черты по сравнению с дореволюционной Россией.

          Еще более определенно оценили цивилизационный смысл Октябрьской революции западные традиционалисты. Вальтер Шубарт в своей известной книге 1938 г. «Европа и душа Востока» пишет:  «Самым судьбоносным результатом войны 1914 года является не поражение Германии, не распад габсбургской монархии, не рост колониального могущества Англии и Франции, а зарождение большевизма, с которым борьба между Азией и Европой вступает в новую фазу... Причем вопрос ставится не в форме: Третий Рейх или Третий Интернационал и не фашизм или большевизм? Дело идет о мировом историческом столкновении между континентом Европы и континентом России…

          Сегодня Европа чувствует себя под серьезной угрозой русского большевизма. Если бы она пристальнее вгляделась в его облик, она обнаружила бы в нем свои собственные западные идеи, которые большевики лишь увеличили и огрубили до пародии, - идеи атеизма, материализма и прочий сомнительный хлам прометеевской культуры. То, чего Запад боится, - это не самих идей, а тех чуждых и странных сил, которые за ними мрачно и угрожающе вырисовываются, обращая эти идеи против Европы. Большевистскими властителями тоже руководит настроение противоположения Западу. То, что случилось в 1917 году, отнюдь не создало настроений, враждебных Европе, оно их только вскрыло и усилило. Между стремлениями славянофилов и евразийцев, между лозунгами панславизма и мировой революции разница лишь в методах, но не в цели и не в сути. Что касается мотивов и результатов, то все равно, будут ли призываться к борьбе славяне против немцев или пролетарии против капиталистов. В обоих случаях мы имеем дело с инстинктивной русской попыткой преодолеть Европу часть за частью, а затем и всю» [6].

Западнические иллюзии начали очень быстро линять после Февраля даже в столицах. Разница между «февральской» и «горбачевской» демократией заключается в том, что в 1917 г. людей реально поставили перед выбором, и в обществе возник диалог. Он шел непрерывно и в разных формах.

          Вдохновители Февраля были западниками, их идеалом была буржуазная республика с опорой на гражданское общество и рыночную экономику - на то, чего в России не было. М.Вебер отмечал, что критерием господства «духа капитализма» является состояние умов рабочих, а не буржуа. В то время рабочие сохраняли мироощущение общинных крестьян - главного противника буржуазии в ходе буржуазных революций[1].

          Сам идеал буржуазного государства был несовместим с устремлениями всех остальных, помимо буржуазии, классов и сословий России. Великий моралист Адам Смит опpеделил его так: «Пpиобpетение кpупной и обшиpной собственности возможно лишь при установлении гpажданского пpавительства. В той меpе, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых пpотив бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, пpотив тех, кто никакой собственности не имеет».

          Россия была в состоянии войны, и правящий класс сделал все, чтобы эта война закончилась победоносно. Потом на протяжении лет двадцати все делалось на тех ресурсах, которые были накоплены до февраля 1917 года. Оценивать февральские события положительно довольно трудно. Потому что эти события привели не к победоносному завершению войны для России во главе уже с либералами и Временным правительством, а ко всеобщему хаосу, которым и воспользовались большевики. Поэтому большевики сыграли тогда достаточно позитивную роль. Я по крайней мере не вижу другой силы, которая в тот момент была способна "железом и кровью" восстановить целостность Российского государства.

          Возрождение — это рождение заново. Что же мы хотим, чтобы снова родилось? Для того, чтобы правильно ответить на этот вопрос, мы должны понять, что умерло. Возрождение, восстановление, анастасис — это же термины Воскресения, Пасхи Господней. В 1917 году умерло Российское государство. Оно умерло в феврале, будучи преданным всеми — от царя до последнего раба. И многие, кто не хотел его предавать, оказались в идиотском положении. В замечательных воспоминаниях Олега Васильевича Волкова "Погружение во тьму" говорится, что он, будучи молодым монархистом, оказался в идиотском положении после того, как отрекся от престола царь. Монархистом чего он был? Можно ли быть монархистом, когда сам царь не монархист, когда брат царя, в пользу которого противозаконно отрекся император Николай, сам отказывается от престола вплоть до решения вопроса о монархии Учредительным собранием? В воспоминаниях видного чиновника земледельческого ведомства Алексея Татищева говорится, что один его друг, который работал товарищем прокурора Таврической губернии, узнав об отречении государя, вышел в другую комнату и застрелился. Он посчитал, что после отречения России больше не будет и жить бессмысленно. Мы можем считать, что это было несколько слишком. Но, по сути говоря, Российское государство после отречения 2 марта 1917 года закончилось. Затем последовал короткий период судорог, а 22 ноября большевики издают декрет, в соответствии с которым ликвидируется обязательность законов Российской империи. В ответ Сенат объявляет незаконной власть большевиков, и на этом клинче заканчивается российская государственность. После этого в течение довольно большого времени та Россия, которая воевала с большевиками, не признавала декретов Совета народных комиссаров, считая их незаконными, а Совет народных комиссаров не признавал того указа Сената и всего, что было до 1917 года. Как цитировал сейчас Алексей Михайлович, в Конституции 1978 года всегда говорилось о создании государства с нуля, то есть для большевиков государства до них в России не было.

        Русскую историю нужно рассматривать целостно, как непрерывный тысячелетний процесс, не вырывая из него ни одного элемента, не забрасывая ни один момент грязью, но при этом достаточно объективно и критично рассматривая все его периоды.

          При этом мы принимаем определенную ответственность. Она может быть финансовой, юридической, политической. Мы сейчас не рассматриваем проблему пространства. Мы рассматриваем проблему, если угодно, государственной души. Сейчас мы являемся преемниками большевистского закона, потому что у нас действуют все законы, которые были приняты после 1917 года и которые не отменены новыми законами, принятыми Госдумой. Они все продолжают действовать. При этом не действует ни единый закон, который действовал до 22 ноября 1917 года. И когда покойный Эрнест Михайлович Аметистов в Конституционном Суде спросил: "Как быть со вторым переходным положением Конституции 1993 года? Оно не распространяется на законы до 1917 года?" (а оно говорит, что все законы, действующие на территории Российской Федерации, не противоречащие современному законодательству, сохраняют свое действие), ему ответили юристы: "Вы еще царя Гороха вспомните". Дали такой вот "юридический" ответ и более не пожелали продолжать дискуссию. 

• Первый  вопрос такого рода — это вопрос об историческом правопреемстве России по отношению к дореволюционной России, до 1917 года.
• Второй вопрос — это юридическое правопреемство. Необходимо вернуться к тому праву, которое было отменено большевиками. При том, что, естественно, многие элементы нынешнего права, в том числе и Конституция 1993 года, не должны сбрасываться со счетов.

          Почтение к праву восстанавливает и уважение к законам. В частности (это последнее по списку, но не по важности), восстанавливается уважение к собственности. Невозможно внушить уважение к собственности сегодня, не признав, что право собственности было нарушено в 1917 году. Не только с самой собственностью, но и с правом собственности поступили тогда совершенно незаконным образом.

          Первый вариант. Мы строим совершенно новое государство начиная с 1991 года. То есть "с чистого листа" так, как это делали большевики в 1917 году. Только вектор развития у нас, конечно, другой.

          Второй вариант. Мы провозглашаем новую Россию продолжательницей, в том числе и в правовом отношении, Советского Союза.

          И наконец, третий вариант, который нам представляется наиболее правильным и приемлемым, состоит в том, что мы должны объявить наши права как нового государства на тысячелетнее наследие России.

Мы начали двигаться по этому пути, по третьему варианту, и пришли к тому, что натолкнулись на огромное количество сложнейших вопросов.

          Основой государственной идеи всегда является такая формальная вещь, как право. То, на какое право опирается государство, на каком праве оно стоит, всегда очень хорошо свидетельствует о том, с кем себя соединяет это государство, что оно из себя представляет. Если мы внимательно посмотрим на нашу правовую систему, то мы увидим, что она состоит, в сущности, из одного массива. Это массив советского права, который начинается первыми декретами Совета народных комиссаров в 1917 году и постепенно замещается на протяжении последних 12 лет законами уже новой России. Но там, где законы новой России еще не действуют, действует старое советское право.

Это говорит  о том, что мы являемся в прямом смысле этого слова правопродолжателями, то есть сохраняем правовой континуитет  с советским государством. Это  вещь далеко не формальная. При этом, если мы посмотрим на законодательство Российской империи, которое существовало в России до 1917 года и было отменено декретом Совета народных комиссаров от 22 ноября 1917 года, то увидим, что ни один закон (ни один закон, я подчеркиваю), действовавший в России до 22 ноября 1917 года, не действует. К ним невозможно даже апеллировать.

          Если право является базисом и основой государства, то, если угодно, кровью государства являются, естественно, имущественные отношения. В государствах живут люди, вступающие в эти имущественные отношения. У нас признаются законными все действия советской власти в отношении имущества, совершенные после 1917 года, когда это имущество, как вы знаете, было конфисковано. В частности, в декабре 1917 года были конфискованы частные вклады. В 1918 году двумя актами была конфискована жилищная собственность и земельная частная собственность. Земля как частное владение была ликвидирована первым декретом советской власти от 25 октября 1917 года на втором съезде Советов.

          Все это признается законным. И из этого строятся новые имущественные отношения, в частности те отношения, которые привели к образованию олигархических структур. То есть то, что было приватизировано, это как бы "ничейная собственность", которая принадлежит всем и никому. Она стала приватизироваться. При этом забыли о том, что, естественно, у этой собственности есть наследники. И практически каждый житель Российской Федерации является наследником тех или иных собственников: больших, маленьких, деревенских, городских и так далее.

          Что мы должны взять с правовой, юридической точки зрения из тысячелетней истории России? Период Киевской Руси? Период Ивана Грозного? Татаро-монголов? Крепостное право? Что мы должны взять из советского наследия?  
 

Заключение. 
 

          Задачей исследования была  понять  что же  происходило в России  в 1917 году  и насколько события, произошедшие в 1917 году похожи на события нашего времени.

          Временное правительство, ставшее на место царя, с лета начало практиковать методы управления такие же, как при “старом режиме”, забыв о своих демократических идеалах. Правительство пыталось бороться методами “старого строя” и с большевиками, и с правыми, но, находясь меж двух огней, оно, в отличие от царского, не могло быть последовательным.Как и царское правительство, революционное правительство правило без народного представительства. И если при царе был хоть и куцый, но все же парламент, то после революции правительство стало совершенно самодержавным.

           Покрывшие всю страну “народные” организации — Советы рабочих, солдатских, крестьянских депутатов — также в своей практике воспроизводили худшие черты “старого строя”. Либеральная пресса в 1917 г. сравнивала их с черносотенными организациями при самодержавии. Так же проповедовали неравенство, только для советов привилегированным социальным слоем стали рабочие и солдаты. Как черносотенные организации и полиция при царизме, советские организации творили произвол, оставаясь безнаказанными.