Культуры России и Китая в их историко – типологическом аспекте

      Русский фольклор населял лес зловещими  существами, недоброжелательными к  людям и русскому духу, - бабой-ягой, лешим и другой нечистой силой. Русский человек одновременно и сотрудничал с лесом, пользовался его недрами, и боролся с ним, силой добывая из него средства существования.

      Степь также несла в себе ряд противоречивых чувств в отношениях к ней русского человека. С одной стороны, степь символизировала волю, удаль, разгул, широту, это – зримый образ безмерности и безудержности, свободы и самостоятельности; с другой стороны, степь – это воплощение бездомности и бездолья русского человека, его брошенности на произвол судьбы и трудной задачи выживания, это порождение странничества и аскетического отношения русских к долговременному благоустройству.

      Любовь  русского человека к реке позволяла  преодолеть подобную «двусмысленность»  леса и степи [29]. Река была соседкой и кормилицей, воспринималась как член или даже глава семьи (Волга – матушка, Амур – батюшка и т. п.). Река служила водной и ледовой дорогой, воспитывала в народе «чувство порядка» и общности, приучала прибрежных обитателей к общению с «чужими людьми», воспитывала дух предприимчивости, сближала разбросанные части населения, приучала меняться товаром и оптом.

      Таким образом, как замечает Н.А Бердяев  «пейзаж русской души соответствует  пейзажу русской земли, та же бесформенность, безграничность, устремленность в бесконечность, широта…» [3].

      В основании мифологической картины  мира древнего славянина лежала заветная идея: все в мире взаимосвязано, все  живет одной жизнью с человеком, причиняя зло или творя добро, ведь каждое явление природы –  будь то солнце, молния или растительность – есть не бездушная стихия, но особая форма одухотворенной жизни [42].

      Огромную  роль в картине мира русского человека издревле занимала тема родной земли. Вся жизнь русича – хлебороба  зависела от земли – вместе с  нею он процветал, вместе с нею бедствовал. Каждый год он с волнением ждал – что родит Земля-кормилица. В народном сознании сущность бытия русских людей концентрировалась в эпитетах: Земля – мать, Мать – сыра Земля, Хлебородница.

      Часто Землю как родоначальницу человеческого  рода восточные славяне представляли антропоморфным существом женского пола. Материнская утроба преображенной мифом Земли мыслилась источником жизни. Каждый появившийся на свет человек был обязан своим рождением не только родителям, но и праматери-земли, которая выступала в изображении мифологии участницей и споспешницей всякого рождения [42]. Постепенно, со временем и по мере оформления государственности и укрепления Православия в народном сознании узкотерриториальное видение Родины расширяется до образа Русской земли. Былинные богатыри готовы сложить головы за всю Русь, понимая, что тем самым защищают и отчий дом.

      Наконец, высшее выражение национальное самосознание у русских людей достигает  в эпоху развитого и позднего Средневековья, когда понятие «русский»  преодолевает узкоэтнический, «кровный» характер и благодаря возрастанию религиозного фактора воплощается в идеальном видении Родины как Святой земли, как Святой Руси.

      Ведущим способом приспособления к русской  природе и обживания русской  земли до конца XIX в. была коллективная – родовая, общинная или семейная – деятельность, поэтому в русской культуре как высшая ценность утверждается духовный идеал коллектива, рода, общины, семьи. С ним связаны представления о правде и ладе. В понятии «правда» сливаются представления об истине, справедливости, праве, власти; «лада» - представления о любви, доброте, семьи, гармонии.

      С родом, семьей связано сохранение идеала стабильности, который продолжал  существовать даже в критические  периоды истории. Во все времена  к незнакомому человеку обращались матушка, отец, дедушка, сынок, доченька. Это означало включение его в круг родственных отношений – высших ценностей правды и лада.

      Это создавало обстановку душевной теплоты, неизвестную, скажем, западноевропейскому  обществу, помогало людям выживать при трудностях и испытаниях. Взаимопомощь была незыблемой народной жизни.

      При этом личность в картине мира древнего славянина не представляла самоценности. Она растворялась в общине. Поэтому  славянин вначале скорее ощущает  единство социума, к которому принадлежит, чем себя в социуме.

      В круг коллективистских, родовых и  семейных ценностей в России позднее  включалась и высшая власть. Князь  или царь был не только властители, но прежде всего отцом. Хотя права  подданных часто не были зафиксированы  в законах, как это делалось на Западе, в народном сознании существовало представление об отеческом отношении царя к народу. Царь-батюшка был воплощением правды и лада в обществе, охраняющим эти высшие ценности. Под его попечением вся страна считалась как бы большой семьей, в которой господствуют идеалы смирения, дружелюбия, откровенности, совестливости, милосердия. Отсюда – традиционное неразличение в русской культуре государства и общества, народа. Государство рассматривалось прежде всего как «благоустройство» жизни общества. С этим же связан наивный монархизм русских.

      Еще одна составляющая картины мира древних  славян – это представление о  долге. Самое безопасное место для  древнерусского человека – его родной дом. Хромина, домашний очаг, двор, большая  семья в несколько поколений – все это было для нашего предка исходной и важнейшей частью картины мира. В доме, как в крепости, древнерусский человек уберегался от всех опасностей – шли ли они от недобрых людей или от злых духов, в существование которых безусловно верили.

      Дом был не только крепостью, но и первым храмом древнего славянина. «Дом мой  – храм мой», - гласило старинное  изречение. Внутри дома находились священные  предметы – печь, стол, красный угол с расшитыми магическими узорами  полотенцами. С участием этих особо почитаемых предметов отправлялись домашние священнодействия – родильные и погребальные обряды, свадебные ритуалы. Домашние священные предметы своей сверхъестественной силой должны были обеспечить обитателям покой и благоденствие [27].

      Итак, дом – одновременно и родовое гнездо, и жилище, и крепость, и храм. От него начинались все линии жизни человека и к нему же в конце концов и возвращались. Дом был наиболее обжитой и очеловеченной частью мира. Позже в результате христианизации Руси образ дома достигнет предельного символизма и богословского, духовно-эстетического обобщения. Дом – это символ всего мироздания, сотворенного Богом. Это то, что у греков называлось Космосом. На Руси XV-XVI вв. символ дома разовьется в идею осознанного нравственного и политического домостроительства, что найдет свое художественное воплощение в иконописи и в «Домострое».

      Действительно, если речь идет о воспроизведении  традиционной картины мира русской  культуры, то нам не избежать обращения  к огромному и богатейшему  религиозно-эстетическому опыту Православия на Руси.

      Русская древняя и средневековая культура с момента принятия христианства характеризовалась понятиями святости, соборности, софийности, духовности. Особое эстетическое значение в традиционной картине мира Средневековой Руси приобрели категории личности и преображения, света, светоностности. Огромен вклад в исследовании этих составляющих, а по сути ставших ядром картины мира России на долгую перспективу, таких учеников как Лихачев Д.С., Бычков В.В., Колесов В.В.

      Многие  религиозные, православные ценности вошли  в древнерусскую картину мира вполне органично и естественно  и надолго укрепились в ней. В  первую очередь нужно заметить, что  усвоение и осмысление христианской догматики и культа, всего богослужения шло в большей мере на языке художественной образности как наиболее близкому сознанию древнерусского человека. Бог, дух, святость воспринимались не как богословские понятия, а скорее как эстетические и праксеологические категории, больше как живое (мифологическое, по Лосеву А.Ф.), нежели как символическое.

      Красота воспринималась на Руси как выражение  истинного и сущностного. Негативные, неблаговидные явления рассматривались  как отступления от истины. Как  нечто преходящее, не относящееся  к сущности и поэтому фактически не имеющее бытия. Искусство же выступало носителем и выразителем вечного и непреходящего – абсолютных духовных ценностей. В этом состоит одна из его характернейших особенностей и, более того, один из главных принципов древнерусского художественного мышлении вообще – софийского искусства, заключающаяся в глубинном ощущении и осознании древними русскими единства искусства, красоты и мудрости и в удивительной способности русских средневековых художников и книжников выражать художественными средствами основные духовные ценности своей картины мира, сущностные проблемы бытия в их общечеловеческой значимости.

      Искусство и мудрость виделись человеку Древней  Руси неразрывно связанными; а сами термины воспринимались почти как  синонимы. Искусство не мыслилось  не мудрым, и это относилось в равной мере к искусству слова, иконописания или зодчества. Приступая к своему труду, раскрыв первый лист, русский книжник просил у Бога дара мудрости, дара прозрения, дара слова, и эта мольба отнюдь не была только традиционной данью риторской моде своего времени. В ней заключалась истинная вера в Божественность творческого вдохновения, в высокое назначение искусства. [6].

      Лучшим  выразительным средством софийности древнерусской художественной и  религиозной картины мира служила  икона. Икона, это «окно» в мир духовных, трансцендентных религий, выступала также одним из важнейших путей к Богу. При этом на Руси высоко ценилась не только направленность этого пути снизу вверх (от человека к «горному миру»), но и обратно – от Бога к человеку. Бог же понимался средневековым русским сознанием как средоточие всех позитивных, доведенных до предела идеализации свойств и характеристик «земного» понимания блага, добродетели, нравственного и эстетического совершенства, то есть выступая идеалом, предельно удаленным от человеческого земного бытия. Среди главных его характеристик чаще всего фигурируют святость, «честность», чистота, светоносность – главные ценности, на которых основывается религия [7].

      Другая  составляющая традиционной картины  мира – святость – в самом широком древнерусском православном понимании есть безгреховность, и в строгом смысле «один Бог свят». Применительно же к человеку святость означает состояние, максимально далекое от греха; означает оно также состояние особой выделенности человека из общей массы. Эта выделенность (или отделенность) проявляется в необыкновенных благих деяниях личности, в отмеченных мудростью и прозорливостью речах, в поразительных душевных качествах. После принятия христианства в древнерусской духовности рядом со святыми богатырями появляются герои совершенно особого рода – страстотерпцы. Первые русские страстотерпцы – Борис и Глеб. Однако, братья, князья-воины не совершают доблестных ратных подвигов. Более того, в минуту опасности они сознательно оставляют меч в ножнах и добровольно принимают смерть. Образы святых – страстотерпцев были, говоря словами Г.П. Федотова, подлинным религиозным открытием новокрещенного русского народа. Почему?

      Древнерусский человек видел прежде всего в  поведении Бориса и Глеба явленную не на словах, а на деле готовность к безусловной реализации христианских идеалов: смирения, кроткости, любви к ближнему – вплоть до самопожертвования.

      Осуществив  высшие христианские идеалы ценой собственной  жизни, князья с предельной полнотой уподобились Богу–Сыну – Иисусу Христу. И потому занимают почетное место в иерархии святых. Но и в посмертном своем житии они помогают Родине, защищают Русь, покровительствуют русскому воинству.

      Так, через категорию святости достаточно очевидно соединение эстетического  и этического в духовном, религиозном факторе картины мира Древней Руси. Высшим этапом воплощения добра и красоты может выступать творчество Андрея Рублева. Философия – эстетическая проблематика христианства получила у А. Рублева новое звучание, преобразовавшись в лучах Прекрасного [6].

      Единство  мудрости, человечности и красоты  – вот основной мотив и пафос  всего творчества Рублева. Вершиной художнического откровения Рублева  и всей древнерусской живописи, несомненно является «Троица». В ней наряду с категориями духовное и прекрасное неотъемлемо соседствуют принципы любви, надежды, всепрощения и милосердия.

      Нельзя  не сказать о том факторе в  традиционной картине мира, который  утвердился исключительно благодаря  христианству и определял всю  последующую историю развития русской культуры.

      Как известно, христианство приносит в  традиционную картину мира более  жесткое деление мироздания на два  мира – «домний», земной, здешний  и «горний», иной, трансцендентный. Но особенность христианства в том, что трансцендентность – не абстракция. Ее понимание неизбежно и напрямую связано с античным пониманием Абсолюта. Итак, Бог есть Абсолютная Личность, более того, это Богочеловеческая Личность, то есть Божество, воплощенное в человеческом лице – Иисусе Христе.

      Отсюда  проистекает следующее: Бог есть Абсолютная Личность, человек есть образ Божий, то есть также уникальная и значительная ценность. Именно благодаря христианству человек обретает личностную уникальность и высшую ценность по отношению ко всему остальному тварному миру. Отныне человек, его личность (образ Божий в нем) освобождается от зависимости и пленения природными, космическими, слепыми стихиями. Но освобождение человека от механической (вещной) включенности в природу (в Космос). Тут же включало его в другую систему – в положение ответственности перед Божеством за свое нравственное самоопределение, в положение существа, наделенного свободой воли и возможностью личного спасения [12].

      Фактор  личности стал одним из центральных  в римской культуре, хотя в повседневной жизни это не так заметно.