Наука как феномен культуры

Так, без глубоких и всесторонних научных знаний трудно понять проблему прав и свобод человека, смысл его  жизни, глубоко изучить политику, социальную жизнь общества. Вне строгих  научных знаний невозможно построить  правовое государство, сформировать гражданское  общество, реализовать принципы демократизма, социальной справедливости и гуманизма.

Широкое внедрение научно-гуманитарных знаний в практику социальных отношений  и духовный мир субъектов и  означает цивилизованность общества, меру культурности общения, поведения  и деятельности людей.

Гуманитарное научное знание о  человеке и обществе, его прочное  усвоение предохраняет общественные отношения  от утилитарности, or подчинения их голой выгоде, корысти, наживе, насилию. Нельзя признать культурным (цивилизованным) общество, которое стремится подчинить себе другие народы, жить за счет их эксплуатации. Культура современного мира требует устранения агрессивности не только в отношениях между народами и государствами, но и между отдельными людьми и предъявляет соответствующие требования к воспитанию новых поколений. В противном случае человечество рано или поздно самоуничтожит себя. Трудно признать цивилизованной страну с мощной экономикой, развитой наукой и техникой, высоким качеством жизни, но стремящуюся к мировому военно-политическому диктату «по праву сильного», использующую вооруженное насилие против других стран по своему собственному усмотрению, игнорируя интересы этих стран и народов, позицию ООН, международных союзов и движений.

Гуманитарное научное знание в  духовной культуре способствует сдерживанию  и преодолению технократизма. Сегодня технократизм понимается достаточно широко и не всегда связан с превознесением роли точных, собственно технических наук, при игнорировании наук общекультурного развития. Он проявляется, например, и в самом гуманитарном образовании, когда выдвигаются требования уделять основное внимание дисциплинам профессиональной направленности и соответственно распределять учебное время. У юристов должны быть якобы только юридические и близкие к ним дисциплины, у специалистов по иностранным языкам - только иностранные языки и другие дисциплины филологического профиля. Такие науки (дисциплины), как политология, история, социология, философия, педагогика и т.п., или должны быть специализированы, существенно адаптированы к профессии, или вообще исключены из учебного процесса.

Такая позиция есть также технократизм, узкоутилитарное, вотчинное видение процесса подготовки кадров и формирования современной личности. Следует особо подчеркнуть, что общекультурный, общедуховный дилетантизм в соотношении с высокой специально-профессиональной подготовкой так же опасен, как и невежество. Человек достаточно легко может использовать свой высокий профессионализм (профессиональную культуру) во вред людям и самому себе, когда профессиональное мастерство превращается в антипод культуры.

Очень многие персонажи, вошедшие в  историю и оставившие добрую память и положительную оценку, обладали, прежде всего, развитой общенаучной  культурой. Первый из семи «мудрецов» ранней античности Фалес, а также Демокрит, Сократ, Платон, Аристотель, Цицерон, «король» арабо-мусульманской философии средневековья Ибн-Сина (Авиценна), Р. Декарт, М.В. Ломоносов, Д.И. Менделеев и многие другие обладали энциклопедическими знаниями, многое умели и ориентировались на совершенствование общества, на развитие способностей человека осуществлять свои смысложизненные цели и идеалы в лоне культуры. Высокая общая духовная культура таких мыслителей позволяла рационально и эффективно использовать профессиональные знания, что в современной культуре является чрезвычайно важным.

Современный человек должен иметь  качественную подготовку в общекультурном и профессиональном духовном развитии. Общегуманитарное развитие сознания и мышления личности, ее мировоззрения и социальных качеств предохраняют (хотя и не всегда) от агрессивности, зависти, черствости, крайнего эгоизма, антигуманизма и иждивенчества, многих других проявлений, которые никогда не признавались культурными и позитивными.

Развитая общая гуманитарная мировоззренческая  культура выступает непременным  внутренне-духовным условием и основой оптимального проявления профессиональных качеств. Всякий достаточно образованный и воспитанный человек поддержит, например, положение о том, что высококлассный специалист не всегда может удачно для себя и других распорядиться своим мастерством, если у него отсутствует развитая научная, естественная, техническая, антропологическая и социальная картины мира, широкий кругозор и система ценностных ориентации. Поэтому не является неожиданным, когда дипломированный специалист обнаруживает безудержный карьеризм совершенно в других сферах жизни, амбициозность и конфликтность, ориентируется на личные связи и знакомства, а не на профессиональное мастерство, не осознает и не «замечает» интересов других людей, не сочувствует бедным и слабым, воспринимает зло как добро.

Прямая связь между развитой общей и гуманитарной культурой  личности, культурой ее профессиональной деятельности не всегда проявляется. Отсюда спекуляции на важности профессиональной подготовки и появление технократизма. Но такая связь существует и является одним из устойчивых признаков развития духовной культуры общества и его субъектов.

Технические научные знания и научно-техническая  деятельность демонстрируют в культуре развитость ее «искусственного», то есть созданного людьми, элемента. Это так  называемая «вторая природа» или  предметная форма собственно культуры, хотя она формируется не только с использованием науки и техники.

Философия как  феномен культуры

Эволюция взаимосвязи  культуры и философии.

На философском уровне размышления  о сути культуры появляются сравнительно поздно — пожалуй, лишь в XVII—XVIII веках, в учениях С. Пуфендорфа, Дж. Вико, К. Гельвеция, Б. Франклина, И. Гердера, И. Канта. Человек определяется как существо, наделенное разумом, волей, способностью созидания, как "животное, делающее орудия", а история человечества — как его саморазвитие благодаря предметной деятельности в самом широком спектре ее многоразличных форм — от ремесла и речи до поэзии и игры. Дальнейшая судьба теории культуры в европейской философии была обусловлена тем, что бытие, мир, действительность осознавались как двусоставное, включающее в себя природу и культуру; поэтому философия должна была быть и онтологией натурфилософского типа, и теорией культуры, понимавшейся как "царство духа", как "мир человека", как совокупность различных форм сознания — нравственного, религиозного, эстетического и т. д. Однако общий аналитический дух, господствовавший в XIX в. в науке, приводил к тому, что культура рассматривалась не в своей целостности, не как сложноорганизованная система, а в тех или иных конкретных и автономных своих проявлениях, отчего философия культуры распадалась на частные дисциплины — на философию религии, этику, эстетику, на философию языка, гносеологию, аксиологию, антропологию... Под влиянием позитивизма культурологическое знание становилось все более узким, эмпирико-историческим, тем самым уходя вообще из сферы философского умозрения в области конкретных наук, срастаясь с этнографией, с археологией, с искусствознанием, с науковедением, с историей техники и технологии.

После Г. Гегеля попытки охватить культуру единым взором, постичь ее строение, функционирование и законы ее развития оказываются все более и более  редкими; работа культуролога сводится либо к изучению того или иного  исторического типа культуры — первобытной, античной, средневековой, ренессансной (Я. Буркхард, Э. Тэйлор, К. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, А. Малиновский, И. Хейзинга, М. Бахтин, А. Гуревич), либо к характеристике нескольких различных исторических и этнических типов культуры (Н. Данилевский, О. Шпенглер, П. Сорокин, А. Тойнби).

При всей значимости такого конкретно-исторического  подхода, позволявшего увидеть богатство  культурных форм, выработанных человечеством, и некоторые закономерности их исторической смены, сама сущность культуры, ее инвариантные черты становились все более  эфемерными, неуловимыми, растворяясь  в многообразии ее феноменальных  форм.

В конце XIX в. П. Ю. Милюков во введении к "Очеркам по истории русской  культуры" отмечал существенные расхождения в понимании самой  сущности культуры: одни ученые сводят ее к "умственной, нравственной, религиозной  жизни человечества" и соответственно противопоставляют ее историческое развитие истории "материальной" деятельности, другие же используют понятие "культура" в его изначальном, широком значении, в котором оно  охватывает "все стороны внутренней истории: и экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и нравственную, и религиозную, и эстетическую".

Неудивительно, что попытка суммировать  все сделанное культурологической мыслью, предпринятая А. Кребером и К. Клакхоном в 1952 г. в фундаментальном обобщающем исследовании "Культура", вылилась в простую группировку собранных ими 180 (!) различных дефиниций (не считая определений русских мыслителей XIX—XX вв., описанных в приложении к этой книге); названия выделенных рубрик — определения: "описательные", "исторические", "нормативные", "психологические", "структурные", "генетические" и "неполные" достаточно выразительно показывают, сколь многосторонне исследуемое явление и сколь хаотична общая картина его научного изучения.

Двадцать лет спустя два других американских ученых — А. Каплан и  Д. Мэннерс — продолжили эту работу в книге "Теория культуры", сгруппировав материал по иному принципу: в главе "Теоретические ориентации" были выделены описания "Эволюционизма XIX в.", "Современного эволюционизма", "Функционализма", "Культурной экологии", а в главе "Типы теорий культуры" — параграфы "Техноэкономика", "Социальные структуры", "Личность: социальные и психологические измерения", затем следовали глава "Формальный анализ" и заключение "Некоторые старые темы и новые направления", в котором признается кризис культурологической мысли, а возможность выхода из него видится в ее "конвергенции" с другими общественными науками.

Анализ и обоснование  философии как феномена культуры.

Необходимо, следовательно, осмыслить  культуру в этой ее реальной целостности  и полноте конкретных форм ее существования, в ее строении, функционировании и  развитии. Такую задачу способна и  призвана решить только философия, поскольку  она имеет дело с подобного  масштаба целостными системными объектами. Задача философии и состоит в  преодолении узости, однобокости, частичности  интерпретации культуры, свойственных частным наукам, в том, чтобы не поддаваться их влиянию, а самой  проявлять инициативу и предлагать всем им такую теоретическую модель культуры, из коей каждая могла бы исходить в решении своих конкретных задач.

Каким же способом философия как  феномен культуры может достичь  этой цели? Здесь имеется в виду нечто гораздо большее, чем "подход", — особый способ мышления, который проявляется в наши дни и в научном познании, и в техническом творчестве, и в проектной деятельности, и в медицинской, и в управленческой, все шире и глубже проникая в общественное сознание; неудивительно, что он захватывает и сферу философского умозрения. Обретение системным мышлением парадигмального — говоря языком Т. Куна — масштаба объясняется тем, что во второй половине XX века во всех областях культуры приходится иметь дело с целостными, сложными и сверхсложными системами, которые оказываются доступными познанию, преобразованию, управлению, проектированию именно в своей целостности, не допуская привычного аналитического расчленения и оперирования каждой частью порознь, ибо система есть нечто большее, чем сумма составляющих ее частей.

В нашей отечественной философии  разработку общей теории систем и  методологии системных исследований, с опорой на сделанное в этом направлении  за рубежом и преодолевая упорное  сопротивление догматиков от советского квазимарксизма, начали еще в 60-е годы И. Блауберг, В. Садовский, Э. Юдин, А. Уемов, В. Сагатовский и ряд других ученых; в 1969 году был основан ежегодник "Системные исследования", в 70-е—80-е годы стали выходить одна за другой книги, посвященные теории и истории этого направления научной мысли (тогда же была оценена по достоинству деятельность замечательного русского ученого, писателя и философа А. Богданова, уже в начале XX века предвосхитившего своей "всеобщей организационной теорией" последующее развитие мировой научной и философской мысли по тому пути, на котором родились кибернетика, синергетика, теория систем).

В русле этого движения познавательной деятельности и было установлено, что  все более настоятельная потребность  науки и практики оперировать  целостными и сложными системными образованиями  требует выработки нового понимания  самой методологии исследования подобных объектов и оперирования ими. Стало очевидным, что какое бы количество сторон, элементов, качеств  человека, или культуры, или искусства  мы ни перечислили, охарактеризовав  каждую с предельной конкретностью, мы не получим представления о  том, что есть человек, что есть культура, что есть искусство. Ибо системный  объект, взятый в его целостном  бытии, функционировании и развитии, образуется не только составляющими  его компонентами, но и тем, как  они друг с другом связаны.

Вместе с тем сама структура  обладает разными степенями сложности, что потребовало выявления типологических различий между системами сравнительно простыми, сложными и сверхсложными: очевидно, например, что человек  представляет собой гораздо более  сложную систему, нежели животное, а  животное — более сложную, чем  растение, или же что культура, взятая в целом, является более сложной  системой, чем та или иная ее подсистема — материальная или духовная, религиозная или эстетическая, ибо по отношению к ним она является как бы системой систем.

Сегодня нужно свежим взглядом посмотреть на первые шаги европейской философии  — на учение пифагорейцев о "музыке сфер" и на выросшие из него представления  родоначальников диалектики о гармонии как "согласии противоположностей", о "единстве в многообразии" как  законе бытия, природного и человеческого, о математических основах пропорциональности. Все они имели в своей основе убеждение: мир, бытие, природа, человек, искусство и техника ("техне" как их общий корень), язык являются не хаотическими, а "космическими", т. е. организованными объектами, либо самоорганизовавшимися, либо являющимися плодами организующего действия высшей, божественной силы. Таким образом, независимо от различия идеалистического и материалистического обоснования господствующей в мире организованности за скобки здесь может быть вынесена сама идея организованности бытия, преодолевающего исходное, "доисторическое" состояние хаоса.