Переход от феодализма к капитализму в Западной Европе

Ссыльные были также  основными работниками на винокуренных и солеваренных заводах, использовались в строительстве зданий и дорог. Так, Иркутское губернское правление  в 1801 г. сообщало Сенату, что "все  казенные работы в его ведомстве  как, например, устройство дорог, постройка  каменного тюремного замка и  казарм и проч., производятся ссыльными, число коих, однако далеко недостаточно". На устройстве дорог в этот момент в Восточной Сибири было занято 400 чел. ссыльнопоселенцев, на казенных верфях в 1801 г. трудились 182 колодника. В 1820-е  гг. власти попытались сформировать постоянные военнорабочие команды из ссыльных для устройства путей сообщения. В 1825 г. числилось по штату 1150 таких  строителей. В начале 30-х гг. XIX в., с открытием золотых россыпей появился новый источник доходов  для Казны и царской фамилии, а также для дворянства - золотопромышленность, которая на землях Кабинета опиралась  исключительно на труд мастеровых и  каторжников. Существовало множество  проектов разработки частных промыслов  руками крепостных крестьян и каторжников.

Распространение сферы  феодального предпринимательства  на новые отрасли промышленности не означало, однако, его перспективности. Экономическая целесообразность применения принудительного труда исчезала с расширением рынка наемной  рабочей силы и ее удешевлением вследствие роста ссылки и переселений. Принудительный труд, несмотря на кажущуюся дешевизну, был дорог, так как был малоэффективен (ниже по производительности в 2 - 3 раза вольнонаемного). Кроме того, он требовал больших расходов на стражу, строительство  острогов и казарм. Сначала от услуг  каторжников отказалось судостроение, затем были распущены военнорабочие  команды, сократилось употребление каторжного труда в солеварении.

В конце 20-х - начале 30-х гг. буквально рухнуло основанное на каторжных порядках казенное винокурение. Были ликвидированы почти все  казенные винокуренные заводы.

Развитие крепостных, вотчинных мануфактур (суконных, металлургических, писчебумажных) не может изменить того факта, что во второй половине XVIII в. капиталистическая мануфактура  непрерывно росла и к началу XIX в. в ряде отраслей стала преобладающей  силой. Вольнонаемный труд и капиталистическая  мануфактура получают распространение  в первую очередь в текстильной  промышленности.

К началу 70-х гг. XVIII века число наемных рабочих в  текстильной промышленности достигало 39,7%, а к 90-м годам уже 42%. В начале XIX века наемный труд в ряде отраслей текстильной промышленности является преобладающим. В 1804 году в хлопчатобумажной промышленности число вольнонаемных  рабочих составляло 85,4%, в канатном производстве - 85%, в шелковой - 74%, в  полотняной - 60,4%. И только в суконной промышленности, находившейся в руках  помещиков и связанной с поставкой обмундирования для армии, господствовал крепостной труд. В 1805 г. в ней было только 9,7% вольнонаемных рабочих. Крепостной труд господствовал также и в металлургии. В конце XVIII века на заводах черной металлургии работало 40 тыс. крепостных рабочих и только 15 тыс. вольнонаемных. В железном, чугунном и стальном производстве в 1804 г. вольнонаемных рабочих было только 28%, в писчебумажной промышленности - 25,7%.

Анализ данных о  применении вольнонаемного труда в  промышленности России показывает, что  во второй половине XVIII века наемный  труд занимал значительное место  только в некоторых отраслях промышленности, в первую очередь в текстильной. Зато в течение первой четверти XIX в. наемный труд становится преобладающим. По данным Туган-Барановского в 90-х  годах XVIII столетия общее число вольнонаемных  рабочих составляло 42% по отношению  ко всем рабочим, в 1804 г. - 48% и в 1825 г. - 54%, а перед реформой - 87%.

Но данные Туган-Барановского страдают двумя недостатками: во-первых, в них не включена горнозаводская промышленность, во-вторых, Туган-Барановский, вслед за официальной статистикой, включал в состав мануфактур предприятия  с одним и двумя наемными рабочими. Историк Злотников в свои подсчеты включил горнозаводские предприятия, но исключил мелкие мануфактуры с  числом менее 16 рабочих. Это привело  к обратному результату: если в  данных Туган-Барановского роль наемного труда несколько преувеличивалась, то у Злотникова она преуменьшалась.

По подсчетам Злотникова, в 1804 г. было только 27,5% наемных рабочих, в 1825 г. - 33%, а перед реформой, в 1860 г., - 61,4%. Хромов в упомянутой выше работе "Экономическое развитие России в XIX-XX веках", исключив предприятия, явно по ошибке попавшие в число  мануфактур, определяет, что в 1860 г. из общего числа рабочих на 15 338 мануфактур-фабрик в 565 тыс. наемных было 430 тыс., вотчинных 118 тыс. и посессионных рабочих 17 тыс. Следовательно, он устанавливает, что  перед реформой 76,1% всех рабочих  были наемными, т.е. что перед реформой в промышленности в целом преобладала  капиталистическая мануфактура, хотя в горнозаводской промышленности около 70% рабочих были еще крепостными.

Наемные рабочие  вербовались главным образом  из оброчных крестьян, поэтому капиталист должен был выплачивать сверх  заработной платы самому рабочему еще  и ту сумму, которую он должен был  выплачивать помещику, в качестве оброка. Это тормозило развитие промышленности. Кроме этого, сохранение крепостничества  тормозило образование свободной  рабочей силы и резервной армии  труда, необходимой в качестве одной  из предпосылок для развития капитализма. Но даже несмотря на эти неблагоприятные  условия, самый факт расширения капиталистической  мануфактуры и фабрики в промышленности заметно влиял на повышение производительности труда в этих отраслях промышленности. Выработка на одного рабочего в обрабатывающей промышленности составляла в 1804 г. - 156 рублей (в ценах 1913 г), в 1825 г. - 195 рублей, в 1845 г. - 269 рублей и в 1863 г. - 764 рубля. Если принять за 100% данные 1804 г., то к 1863 г. выработка на одного рабочего выросла на 490%.

Такой рост производительности труда был связан не только с использованием наемного труда, но и с известными сдвигами в области техники, что  тоже свидетельствовало о росте  производительных сил на новой, капиталистической  основе.

Можно с уверенностью сказать, что с 30-х гг. XIX в. капиталистический  уклад стал определять тенденцию  индустриального развития России. Капиталистическое  предпринимательство с этого  времени в золотопромышленности, а еще ранее - в речном транспорте, рыбопромышленности, извозе стало главным. Феодальное предпринимательство еще  сохраняло прочные позиции в  горнометаллургическом производстве, солеварении, винокурении, сукноделии вплоть до реформы 1861 года. Эти же отрасли  были в руках дворян и Казны  и в Европейской России. В ряде отраслей обрабатывающей промышленности капиталистические мануфактуры  конкурировали не с феодальными  предприятиями, а с мелкими товаропроизводителями. При слабой насыщенности рынка, его  постоянном расширении за счет переселений  в Сибири эта конкуренция была слабой, все формы товарного производства имели перспективы для развития.   

Совершенствование ручной техники на мануфактурах

С начала XIX века совершенствуется ручная техника на мануфактурах. Известны яркие примеры технической смекалки русских мастеровых, техников, рабочих. Так, в 1812 г. крестьянин Рязанского уезда  Дмитрий Петров передвинул в городе Моршанске на катках старую деревянную церковь на 42 аршина. Ярославский  казенный крестьянин Петр Телушкин, обходясь без лесов, починил крест и  статую ангела на шпиле Петропавловского собора, изобретя способ подъема при  помощи веревки на высоту в 122 метра. В 1812 г. были изобретены на уральских  заводах машины для обточки снарядов, что сыграло большую роль в  снабжении снарядами русской  армии, воевавшей с Наполеоном I.

В 1814 г. Матвей Калашников разработал оригинальную конструкцию  разводных мостов, Яков Белугин создал машину для выволочки соли из озер; Гребенщиков в 1821 г. получил патент на ситценабивную машину.

Однако, подавляющее  большинство изобретений оставалось без применения, ибо в силу господства крепостничества машины использовались до 30-х годов XIX века в единичном  порядке. Так, первая прядильная машина была введена в России лишь в 1793 г., а первая мануфактура с прядильными  машинами была создана в 1798 г.; к 1828 г. в России было только девять таких  бумагопрядилен, имевших вместе 30 тыс. веретен. К крестьянской реформе  число веретен выросло до 2 млн.

В России в первые десятилетия XIX века текстильная промышленность базировалась на ручных станках, и первая механическая ткацкая фабрика возникла в Шуе в 1846 г. K началу 50-х годов  в России применялось свыше 2 тыс. механических ткацких станков.

Между тем в той  же Англии и Шотландии в 1820 г. насчитывалось 14 550 паровых ткацких станков, в 1829 г. - 55 тыс., в 1834 г. около 100 тыс. станков.

В 1803 г. была применена  паровая машина на железоделательном  заводе купца Бутыгина в Сибири; в 1805 г. был применен паровой двигатель  в хлопчатобумажной промышленности, в 1808 г. установлены механические ткацкие  станки на Александровской мануфактуре, в 1809 г. там же были применены английские льнопрядильные машины.

В 1817 г. на московской мануфактуре Вебера применялись  цилиндровые ситцепечатные машины, использовавшие пар.

В 1822 г. была установлена  поперечная стригальная машина на московской мануфактуре Кожевникова, устанавливается  Жаккардов станок на Александровской  мануфактуре, а в 1825 г. на мануфактурах Гейтена и т.д.

Затем паровые двигатели  использовались на некоторых других предприятиях. Паровые двигатели  в то время строятся и в России (в Кронштадте Кокушкин, Андреев  и другие; Лукин и Ястребов на Выксунском заводе). Применялись также  кое-где прядильно-чесальные и  стригальные машины. В 1817 г. на заводе Всеволожских был построен первый речной пароход и т.д.

Однако применение машин в более широких масштабах  началось с 30-40-х гг. XIX века, когда  наемный труд в промышленности стал преобладающим и когда был  разрешен более свободный вывоз  машин из Англии.

В России в конце XVIII и в начале XIX столетия появились  свои машиностроительные заводы (завод  Берда, Ивана Гейтена, завод бр. Бутенот  и некоторые другие предприятия).

Феодально-крепостнические  производственные отношения были тормозом на пути изобретательства и внедрения  новой, машинной техники, тормозом в  развитии производительных сил страны. Начавшееся в 30-40-х годах более  широкое применение машин в промышленности настойчиво выдвинуло вопрос об отмене крепостничества, ибо широкое использование  машин и крепостного труда  было несовместимо.

Конец столетия мало походил на его начало. На рынке  уже появился новый товар - рабочая  сила. Происходила дифференциация крестьянства. Возникало беднячество, лишенное земли  и средств производства.

Мануфактурный период капитализма был пронизан остатками  патриархальных отношений (особенно в  мелких промыслах) и разнообразных  форм рабства, которые чрезвычайно  отягощали положение трудящихся. В конце XVIII и в начале XIX века ничего не делалось ремесленниками по заказу потребителей. Обязательно между  ними стоял купец-перекупщик. Таким  образом, к феодальному гнету  присоединялся и гнет торгового  капитала.

Развитие производительных сил приводило к загниванию, разложению, кризису крепостного хозяйства. В области промышленности кризис крепостничества выражался в  резком противоречии между развившейся  капиталистической мануфактурой и  фабрикой и существующими феодально-крепостническими отношениями, закрепощающими рабочую  силу. Дальнейшее развитие производительных сил в области промышленности было уже невозможно без ликвидации крепостничества.

За преимущества вольнонаемного труда стала высказываться  и мануфактур-коллегия, то есть сама государственная власть. В одном  из своих наказов коллегия писала: "Многие фабрики исправляются уже  теперь одними наемными людьми. А когда  исправляются многие, то могут и  все".

Конечно, крепостническую  мануфактуру нельзя считать всецело  феодальной формой производства. Хозяин такого предприятия вкладывал в  него определенный капитал и получал  доход в форме прибыли, а не феодальной ренты. Он оплачивал труд крепостного крестьянина, который  не мог одновременно с работой  на фабрике вести натуральное  хозяйство. Но капиталистическое содержание русских мануфактур было облачено в  феодально-крепостническую форму, в  производственных отношениях переплетались  феодальные и капиталистические  элементы.

Во второй половине XVIII в. продолжала развиваться крупная  промышленность (мануфактуры с применением  крепостного труда, купеческие и  крестьянские мануфактуры с наемным  трудом). В 60-х годах XVIII в. по данным исследователя И. В. Мешалкина имелось 567 предприятий; по другим данным (С. Г. Струмилин) их насчитывается до 650. 
По сравнению с состоянием промышленности в первой четверти XVIII в. (около 200 мануфактур) эта цифра показывает увеличение числа мануфактур более чем в три раза. Однако эти цифры включают не только мануфактуры, но и мелкие предприятия, кроме того, они не охватывают горную промышленность. В конце XVIII в. насчитывалось 2094 предприятия. Кроме того, было около 200 предприятий в горной промышленности; следовательно, общее число учтенных к концу XVIII в. предприятий составляло около 2300; при этом крупных предприятий было, вероятно, не более 1000—1200. Но и эти цифры по сравнению с приведенными выше сведениями, относящимися к 60-м годам XVIII в., показывают рост числа промышленных предприятий в два раза. Общая сумма производства возросла за этот период с 8,7 млн. до 18 млн. руб, а число занятых рабочих увеличилось приблизительно с 81,7 до 199,2 тыс. человек. 
Для понимания промышленного развития важны сведения о составе рабочих, о числе наемных и крепостных рабочих. Подсчеты акад. С. Г. Струмилина говорят, что наемные рабочие составляли и в 60-х годах XVIII в. около половины всех рабочих, занятых на мануфактурах (из 81,7 тыс. человек, включая в это число заводских крепостных и приписных крестьян, наемные составляли 42,5 тыс.), а в 1800 г. из 199,2 тыс. человек наемных было 103,4 тысячи, или 52%. 
Развитие крупной промышленности привело к использованию малооплачиваемого труда — женского и детского. Женский труд применялся и в горном деле, особенно на ломке и разборке руды. Академик Паллас, будучи в 1770 г. на Урале, видел, как на горе Высокой работало до 400 детей. Другой путешественник (Гмелин) указывает на детей 7—8 лет, работающих на Невьянском заводе (над изготовлением изделий из меди) и подростков 10—15 лет (в проволочной мастерской). 
В металлургии усиленное строительство заводов приходится на середину XVIII столетия, особенно в связи с расширением экспорта железа. На Урале с 1752 г. по 1762 г. было основано 55 заводов, в середине века происходит освоение Южного Урала, где (на территории Башкирии) строились преимущественно частные заводы (купца Твердышева и др.). Правительство щедро «приписывало» государственных крестьян для работы на южноуральских заводах. Они несколько месяцев в году должны были работать при заводах, что зачитывалось им в уплату податей. Заводчики, кроме того, имели крепостных крестьян. Так, граф Шувалов купил для своих заводов в Орловской, Тульской и Калужской губерниях 25 тыс. крестьян. 
В середине XVIII в. Россия вышла на первое место в мире по производству черного металла. Выплавка чугуна выросла с 1750 по 1800 г. с 2,0 до 9,9 млн. пудов, т. е. почти в пять раз. Даже к концу века, когда Англия переживала промышленный переворот, т. е. переходила от мануфактуры к фабрике, Россия еще занимала первое место; на втором стояла Англия. Россия стала также крупнейшим экспортом железа в страны Западной Европы. Английские торговые фирмы имели своих представителей в Петербурге, закупавших русское железо, главным образом уральское. Русский экспорт составлял в 1750 г. — 1236 тыс. пудов, в 1782 г. — 3840 тыс. пудов, но с 1796 г. экспорт железа сокращается, и в 1800 г. упал до 1833 тыс. пудов вследствие начавшейся конкуренции со стороны английской промышленности. 
Русская металлургия стояла на высоком техническом уровне. Уральские домны были самыми высокими, достигая 13,5 м против 7,1—8,5 м в Западной Европе. Значительные успехи были достигнуты в устройстве воздуходувных мехов, что привело к увеличению производительности домны. 
Гениальным изобретателем, опередившим западноевропейскую технику, был И. И. Ползунов (1728—1766). Он был сыном солдата, родился в Екатеринбурге (Свердловске), где учился в заводской школе и шесть лет работал на заводе, затем перешел на алтайский казенный завод, откуда совершил поездку в Петербург. «Огневая» машина (Ньюкомена) использовала силу пара, но в ней был один цилиндр и она применялась лишь при откачке воды из затопленных шахт. «Огнедействующа я» машина, изобретенная Ползуновым, имела два цилиндра с поршнями, приводила в движение на Алтайском заводе воздуходувные меха и являлась универсальным двигателем, первой паровой машиной, примененной в промышленности. Она была установлена на заводе в 1765 г., задолго до изобретения англичанина Уатта, но после смерти Ползунова была остановлена и заброшена. Только условия феодально-крепостнического строя, а также удаленность алтайских заводов и преждевременная смерть великого русского изобретателя помешали ее внедрению в жизнь. 
В легкой промышленности следует отметить большой рост суконного производства, а также полотняного и шелкоткацкого, зарождение хлопчатобумажной промышленности. Число суконных мануфактур сильно увеличилось, большая часть их продукции шла на снабжение армии и флота. В 1767 г. было 72 суконных и каразейных предприятия (каразея — грубая полушерстяная ткань) с выработкой в 2,28 млн. аршин. В 1802 г. было уже 146 мануфактур. На дворянских суконных мануфактурах применялся труд крепостных. 
Крупное хлопчатобумажное производство появляется сперва как ситценабивное предприятие, занятое окраской и набивкой рисунка на привозных хлопчатобумажных тканях. Таким было основанное иностранцами в 1755 г. предприятие в Красном Селе под Петербургом, в 1763 г. возникла ситценабивная Maнyфактура в Шлиссельбурге, также принадлежавшая иностранцу (Лиману). Число рабочих на ней колебалось от 110 до 247 человек, из которых до 80% составляли крепостные. 
В советской исторической литературе возникали споры, в какой мере эти предприятия можно признать капиталистическими, Среди промышленных предприятий того времени было значительное число мануфактур, где использовался только наемный труд, их можно причислить к капиталистическим, но были отрасли, как суконная и горнозаводская, где широко применялся труд крепостных, или приписных, крестьян. Такого рода предприятия по организации и технике, однако, не отличались от капиталистической мануфактуры, в них элементы капитализма и феодализма тесно переплетались между собой. 
Число наемных рабочих в стране было уже значительным. В промышленности (горнозаводской, текстильной и пр.), как в крупном, так и в мелком производстве, в 60-х годах XVIII в. нанималось до 100 тыс. человек, в конце столетия это число увеличилось вдвое (см. выше). Кроме того, на судах, на речном транспорте было занято примерно то же количество наемных рабочих, т. е. около 100 тыс. человек в середине XVIII в. и около 200 тыс. человек в конце столетия. Общее число наемных рабочих в промышленности и на транспорте (без гужевых перевозок) составляло в 60-х годах XVIII в. свыше 200 тыс. человек, а в конце века — 400 тыс. человек. 
Вместе с тем мелкое производство еще занимало большое место даже в таких отраслях, как металлопромышленность. В старинном железоделательном районе Устюжны Железопольской в конце XVIII в. было множество мелких крестьянских горнов. Шведский инженер Норберг, посетивший этот район, пишет: «На территории приблизительно 100 верст в длину и 80 в ширину, где не проживает никто из дворян, можно считать большинство мужского населения прирожденными кузнецами, потому что они крайне редко или даже никогда не выезжают из своих мест, и все свое свободное время, остающееся им от земледелия, проводят в кузнице; так сын научается обычно промыслу своего отца». Здесь подчеркнуто, что это население не знало крепостного права. Тот же автор говорит о скупщиках, подчинивших себе эти промыслы. Они покупают главным образом гвозди и развозят их затем по Волге в различные области государства. 
Выработка мелких металлических изделий была уже тогда развита в селе Павлове Нижегородской губернии, которое принадлежало графу Шереметеву. В конце XVIII в. в селе Павлово были 323 слесарные мастерские «при домах» и 4 стальных «завода». Здесь изготовлялись ножи, замки, ножницы, ружья и пр.; в 1802 г. в Павлове было 48 богатых первостатейных крестьян, владельцев крупных мастерских. 
Текстильным производством славилось село Иваново, также принадлежавшее Шереметеву. В Иванове было 208 заведений по набойке ситцев и ткачеству льняных тканей. Из них треть обслуживалась членами семей владельцев, а в остальных случаях работали наемные люди (от 1—2 до 10 человек), большей частью такие же крепостные шереметевские крестьяне. У некоторых крестьян, например у Ефима Грачева, было свыше 120 работников, т. е. это было уже крупное предприятие. Мелкотоварное производство перерастало, таким образом, в мануфактуру. 
Рост предпринимательства заставил правительство отказаться от системы монополий и привилегий в промышленности. 
Манифестом 1775 г. (17 марта) было объявлено, что «всем и каждому дозволяется и подтверждается добровольно заводить всякого рода станы и рукоделия производств, не требуя на то уже иного дозволения от вышнего или нижнего места». Таким образом, отпали ограничения для предпринимателей и провозглашалось буржуазное право свободно устраивать промышленные заведения. 
В Прибалтике мануфактуры появились не только в городах, но и в помещичьих имениях, где применялся крепостной труд. Так, граф Плаггер устроил мануфактуру шелковых, шерстяных и хлопчатобумажных тканей; мастера у него были наемные, а рядовыми рабочими являлись крепостные крестьяне. В Риге к концу XVIII в. имелось 6 мануфактур и 2 лесопилки, где применялся наемный труд. В Эстонии также были помещичьи мануфактуры с применением крепостного труда, среди них одной из первых была бумажная мануфактура в Ряпино. В городе Таллине имелись зеркальные, кожевенные, медеплавильные и текстильные предприятия, в красильне для окраски ситцев и платков работало до 150 человек. 
На Украине мануфактуры, возникшие еще в предшествующий период, значительно расширились. Путивльская суконная мануфактура была одной из крупнейших в России. К ней было приписано около 9,5 тыс. крестьян, она производила 200 тыс. аршин сукна в год, на Топальской парусино-полотняной и Ряшковской суконной мануфактурах работало 700 человек. Крупнейшие землевладельцы Разумовский и Румянцев строили в своих имениях на юге суконные, свечные, стекольные, кожевенные и другие заведения. В 1789 г. был построен казенный оружейный завод в Кременчуге, а в 1795 г. сооружен чугунолитейный завод в Луганске, рассчитанный на обслуживание армии и флота. 
Наряду с помещичьими и казенными мануфактурами, основанными на крепостном труде, на Украине появились и капиталистические мануфактуры. Два текстильных предприятия были основаны купцами в Нежине; богатые крестьяне владели винокурнями; отдельные из этих крестьян являлись обладателями капитала до 5 тыс. руб. 
В Белоруссии и Литве крупнейшие помещики, как Радзивиллы и Сапеги, используя труд крепостных крестьян, заводили в своих имениях стеклянные гуты, производство зеркал, гобеленов, сукон, фарфоровых изделий и т. п. Радзивиллам принадлежали суконная мануфактура в Нежине и производство шелковых поясов в Слуцке. Однако в большей части эти предприятия обслуживали потребности владельца и лишь небольшая часть их продукции шла на рынок. Перелом в экономической политике правительства в отношении торговли выразился прежде всего в уничтожении внутренних торговых пошлин. Еще в привилегии, выдававшейся промышленникам при устройстве мануфактур, нередко включалось право на беспошлинную продажу и покупку товаров. Крупнейший уральский заводчик Акинфий Демидов взамен внутренних таможенных пошлин и других сборов получил право вносить в казну ежегодно определенную сумму. Наконец, указом 20 декабря 1753 г. было объявлено об отмене внутренних торговых пошлин и ликвидации внутренних таможен. Взамен внутренних таможенных сборов была установлена новая пограничная пошлина на внешнеторговый оборот в размере 13% с цены товара. Представители купечества торжественно благодарили императрицу Елизавету за эту меру и преподнесли ей алмазы и крупную сумму золотом и серебром. Отмена внутренних торговых пошлин в России произошла значительно раньше, чем в странах Западной Европы, где внутренние таможни существовали до французской буржуазной революции. 
В следующем году (1754) были впервые учреждены банки — один для дворянства (выдававший ссуды сроком на 8 лет) и другой для купечества. Ссуды купцам предоставлялись из 6%, что было много ниже обычного процента того времени, сроком на 6 месяцев, а затем и до года. 
Начавшиеся изменения в экономической политике привели также к указу 1762 г. о свободе хлебного экспорта. Постепенно правительство отказалось от казенных и частных монополий на ряд товаров. 
Развитие внешней торговли привело к общему росту внешнеторгового оборота (экспорт-импорт), который увеличился с 50-х по 90-е годы XVIII в. в семь раз (с 14,0 до 109,6 млн. руб. в год). При этом неизменно сохранялся благоприятный торговый баланс, т. е. вывоз из России превышал ввоз в страну. 
Состав русского экспорта показывает преобладание сельскохозяйственных товаров, однако прочное место в нем заняли и некоторые русские промышленные изделия. Первое место в русском вывозе в 1793—1795 гг. занимали пенька (8,5 млн. руб в год), лен (5,3 млн. руб.), а за ними шло русское железо (5 млн. руб.), льняные ткани, юфть и кожи, лес. Хлебный экспорт был еще невелик, составляя в год 2,9 млн. руб. (400 тыс. четвертей). 
В, И. Ленин указывал на «высшее процветание Урала и господство его не только в России, но отчасти и в Европе. В XVIII веке железо было одной из главных статей отпуска России». Но к концу века экспорт железа снизился, что явилось прямым следствием тормозящего воздействия крепостного права, не позволявшего конкурировать с Англией, когда она превратилась в передовую капиталистическую страну. 
Импорт в Россию из Западной Европы составляли главным образом предметы роскоши для высшего класса. На первом месте стоял привоз сукна, шерстяных и бумажных тканей, в том числе сукна для армии, шелковых товаров, красильных веществ. 
Значительную роль играла торговля со странами Востока. Из Китая привозились преимущественно бумажные («китайка») и шелковые ткани, а также чай. Из Ирана поступали шелк-сырец, хлопчатобумажные и шелковые ткани, из Средней Азии — меха, скот, ткани. Оборот по торговле с Востоком составлял в 1758— 1760 гг. в среднем в год по экспорту 1,3 млн. руб., по импорту — 1,4 млн. руб. 
В конце XVIII в. начинается торговля с государствами, находящимися на побережье Черного моря. После первой русско-турецкой войны к России перешла Керчь, после второй русско-турецкой войны — Феодосия, Севастополь и Северное Причерноморье. 
Политика России в отношении внешней торговли во второй половине XVIII в. была протекционистской, росло таможенное обложение готовых изделий, уже производившихся в стране (сахар-рафинад, бумага, железные изделия, полотно); напротив, пошлины с привоза промышленного сырья — хлопка, сахара-сырца и т. д. понижались и, наконец, были совсем сняты. 
Перемены происходили также в положении купечества. В торговле все более заметную роль начинало играть крестьянство, хотя крепостное право и тормозило рост его связей с рынком. 502 петербургских купца обратились с жалобой в Сенат в 1766 г. на конкуренцию крестьян. По их словам, крестьяне торгуют по всему Петербургу, на улицах, в обывательских домах, в погребах, лавках, на скамьях и столах, на перекрестках и даже скупают иностранные товары на бирже. Несмотря на ряд ограничений, богатые крестьяне переходили в города и записывались в купеческие гильдии. Богатела преимущественно небольшая группа крупных торговцев и заводчиков, от которых зависела масса средних и мелких купцов, тогда как купцы третьей гильдии обычно на деле были мелкими торговцами или даже наемными людьми и ремесленниками. 
Рост городского населения задерживался феодально-крепостническим строем. Зависимость от помещика затрудняла переход представителей крестьянской буржуазии в состав купечества. Прием крестьян в состав городских сословий производился лишь в том случае, если они выполняли ряд условий — подыскивали поручателей и т. п. Несмотря на эти затруднения, города, хотя и медленно, росли за счет притока сельского населения. 
Точные сведения о количестве городского населения за этот период отсутствуют, так как при переписях, или «ревизиях», исходя из сословного признака, записывали крестьян, живших в городах как население деревень, откуда они вышли; не охватывались ревизиями духовенство и дворяне. Посадское население составляло даже по более полной пятой ревизии (1796г.) 650 тыс. душ мужского пола, или 4,1%. Но действительное население городов было выше. В Москве в конце столетия насчитывалось свыше 200 тыс. душ обоего пола, а зимой вместе с пришлым населением в городе было до 300 тыс. человек и более. Рядом со старым сословным делением складывалось, не совпадая с ним, деление на классы, характерное для растущих буржуазных отношений. 
Купцы, имевшие капитал свыше 500 руб., должны были с 1775 г. вместо подушной подати вносить в казну сбор в размере 1 % от капитала. Остальные купцы переходили в разряд «мещан» и продолжали вносить подушную подать. Таким образом, для остававшихся в купечестве вводился типично буржуазный принцип налогового обложения по размерам капитала. В 1776 г. с купцов была снята также рекрутская повинность, замененная денежным взносом (в сумме сперва 300 руб., позднее — 500руб.). Служба купцов по различным сборам сократилась в связи с закрытием внутренних таможен. По городской реформе 1785 г. все купечество, наконец, было полностью освобождено от этих служб. На Украине и Новороссии появились новые города, в 1778 г. был построен Херсон, в 80—90-х годах XVIII в. — Екатеринослав (ныне Днепропетровск), Мариуполь (Жданов), Николаев, Одесса. Напротив, в Правобережной и в Западной Украине, оставшейся под властью Польши и Австрии, города находились вх упадке. 
На состоянии государственных финансов сказывалось развитие буржуазных отношений, и в то же время на них отразилось задерживающее влияние крепостного права. Государственный бюджет увеличился в четыре раза, сумма доходов выросла с 18,5 млн. руб. в 1763 г. до 73,1 в 1796 г., и за вычетом издержек на сбор налогов (т, е. расходов на финансовые органы и т. п.) чистый доход государства возрос с 14,1 до 55,4 млн. руб. Доходы поднялись частью в результате увеличения населения (более чем вдвое), а также вследствие повышения размера налогов и хозяйственного развития страны. 
Государственный бюджет носил резко выраженный классовый характер. Подушная подать взималась с трудового населения города и крестьянства. От нее были освобождены дворянство, духовенство и верхушка купечества. 
Не менее трети обыкновенных доходов давала подушная подать. Остальные доходы пополнялись за счет косвенного обложения, именно 25% бюджета составляли доходы от продажи вина, соляной налог приносил около 10%, таможенные сборы —10%, за ними следовала горная подать, гербовый сбор, налоги на мельницы, бани, рыбные ловли и пр. 
О тяжести подушной подати свидетельствует то, что общая ее сумма поднялась с 60-х годов к 90-м в 4 1/2 раза (с 5,7 до 26,4 млн. руб.). В наибольшей степени возросла подушная подать с крестьян, особенно с государственных, которые платили вместе с подушной еще оброчную подать, являвшуюся феодальной рентой, взамен оброка с помещичьих крестьян. Сборы с государственных крестьян поднялись с 1 руб. 10 коп. до 4 руб. с души мужского пола. Подушная подать с помещичьих крестьян к концу XVIII в. увеличилась с 70 коп. до 1 руб. с души мужского пола. 
Тяжесть подушной подати заключалась также в том, что она взималась с каждого человека мужского пола, включая детей и дряхлых стариков; поэтому работоспособному члену семьи приходилось платить за нескольких лиц, т. е. намного выше указанных цифр. Недоимки по подушной подати составили к 1787 г. свыше 12 млн. руб. 
Среди косвенных налогов важнейшее значение имел доход от продажи вина, который составлял в 1762 г. 4,4 млн. руб., а в 1796 г. — 15 млн. руб. Однако действительный расход населения на вино был много выше и за указанный период вырос с 5,2 до 22 млн. руб. Разница попадала в руки откупщиков, включала производственные расходы на выкурку вина, прибыль и т. п. 
Рост государственных расходов был связан главным образом с войнами, а также с реформой губернских учреждений. Обыкновенные расходы (исключая расходы военного времени) распределялись в 1773 г. в процентах следующим образом: на армию и флот — 38,5%, на внутреннее управление — 52%, на двор — 9,5%. При чрезмерно большом расходе на двор, составлявшем 1/10 всего бюджета, на образование и пути сообщения тратилось лишь 2%. Об огромном удельном весе военных расходов можно судить из того, что во время первой русско-турецкой войны, в 1773 г., из общей суммы расходов 38,9 млн. руб. на войну ушло 7,4 млн. руб. и, кроме того, обыкновенный расход на армию и флот составил 11,2 млн. руб. Во время второй русско-турецкой войны в 1790 г. военные расходы составили более половины всех расходов. 
Превышение расходов над доходами, т. е. бюджетный дефицит сохранялся на протяжении всего периода, резко усилившись во время Семилетней и русско-турецких войн. За все царствование Екатерины II дефицит выразился в 200 млн. руб., что равнялось трехлетнему бюджету. Эту сумму не удалось получить полностью с населения путем прямых и косвенных налогов. Дефицит в бюджете восполнялся впервые в истории русских финансов внешними займами и выпуском ассигнаций. 
В апреле 1769 г. был заключен заем на 3,7 млн. руб. в Голландии у частного банка в Амстердаме. Два года спустя был заключен заем на 1,17 млн. руб. в Италии (Генуе). К концу царствования Екатерины II внешний долг России составил 33,1 млн. руб., а внутренние долги достигли 15,6 млн. руб. На уплату процентов по долгам падало ежегодно свыше 5% бюджета. 
С 1769 г. начался выпуск бумажных денег, или ассигнаций. Ассигнации представляли большое удобство при замене медной и серебряной монеты, так как 1000 руб. серебром составляли 11/2 пуда, а медной монетой — 60 пудов, что весьма затрудняло перевозку денег. В первый год было выпущено ассигнаций на 2 млн. руб. Затем их выпуск значительно повысился и к концу первой русско-турецкой войны составил 20 млн. руб. В связи с обнаружившимся в 1786 г. новым дефицитом было выпущено ассигнаций еще на 100 млн. руб. Правительство надеялось оживить этим торговлю и промышленность, а также поднять сельское хозяйство путем ссуд купцам и помещикам под залог имений и т. п. Однако начавшаяся вторая русско-турецкая война вновь привела к дефициту. Были повышены налоги, заключен внутренний заем, а затем возобновлен выпуск ассигнаций. Всего до 1796 г. было выпущено ассигнаций на 156,7 млн. руб. Усиленный выпуск ассигнаций привел к потере их ценности. За 100 руб. серебром в 1787 г. платили 108 руб. ассигнациями, а в 1795 г. платили 146 руб. ассигнациями, т. е. ассигнационный рубль равнялся только 68 коп.серебром. 
Рост налогов, займы и ассигнации явились дополнительной формой эксплуатации трудового населения со стороны господствующего класса. 
Рост промышленности и торговли тесно связан с возникавшими капиталистическими отношениями, с ростом применения наемного труда, с усилившейся товарностью и т. п. Все это усиливало явления разложения феодально-крепостного строя.