Особой  разновидностью слухов выступают сплетни. Информация о злоумышленниках, крадущих детей и насилующих женщин в лифтах, о предстоящем повышении цен на продукты первой необходимости – это всё виды сплетни. Они основаны на подсознательной боязни населения перемен. Новости о том, кто с кем разводится, кто на ком женится – это всё сплетни. Они основаны на естественном любопытстве граждан.

     3. Паника – форма массового поведения,  когда люди столкнувшись с  некоторой опасностью, принимают  нескоординированные действия. Участники  паники действуют самостоятельно, часто, мешая, и травмируя друг  друга. Паника часто случается  в экстремальных условиях: кораблекрушение, пожар, землетрясение, ливень, наводнение, внешнее нашествие. Когда индивид убеждается, что все известные ему средства, годившиеся в обычных условиях, не срабатывают, он теряет самообладание. Появляется страх, парализующий мышление и волю. Он усиливается, когда человек замечает, что и другие люди тоже охвачены паникой. Возникает цепная реакция панических действий.

     4. Демонстрация – это организованное  коллективное шествие в защиту  каких-то прав или в знак  протеста против чего-либо. Демонстрация требует определённой подготовки: разрешения властей, изготовления транспарантов, выбора маршрута движения, порядка выступающих. Демонстрации способны вызвать серьёзные социальные изменения в обществе. Перестройка 1980-х годов вызвала волну демонстраций и забастовок в разных регионах СССР. Хотя в них принимало участие менее 10% населения страны, демонстрации и акции социального протеста оказались весьма эффективными: распалась советская держава, сменился общественно-политический строй, распалась международная коммунистическая система.

     5. Беспорядки и погромы – коллективные  акты насилия, предпринятые неконтролируемой  и эмоционально возбужденной  толпой против чужой собственности  или конкретной личности. Погром  часто принимает вид шовинистского  выступления против какой-либо национальности или иной социальной группы населения, сопровождающейся грабежами и насилием. Погром – спонтанный всплеск насилия, подогреваемый не убеждениями, а страстями. До революции в России было несколько еврейских погромов. Подвыпившая молодежь часто устраивает погромы в метро и электричках. Футбольные фанаты устраивают погромы после очередных неудачных матчей. Ярким примером погрома являются так называемые «суды Линча» – самосуд, устраиваемый толпой белых над «провинившимися» неграми.

     6. Бунт – собирательное понятие,  обозначающее целый ряд стихийных  форм массового социального протеста: мятеж, волнение, смута, восстание.  Причиной их возникновения служит  недовольство чем-либо или кем-либо (чаще всего властными структурами). Бунт может относиться к конкретной организации (бунт на корабле) или к социальной группе (бунт крестьян). Эмоциональное состояние (недовольство) переходит сначала в стихийное действие (массовое негодование), а затем в организованное массовое поведение (погромы, поджоги, разрушение тюрем, захват административных зданий). Бунт означает открытое неподчинение и сопротивление официальным властям. Студенческие бунты, во время которых молодые люди баррикадировали аудитории, происходили во Франции совсем недавно, в Америке 1960-х (против войны во Вьетнаме). Известны бунты в армейских гарнизонах, в негритянских гетто.

     7. Война – организованная вооруженная  борьба между государствами, классами, большими социальными группами  средствами вооруженного насилия.  Война – массовое конфликтное действие, связанное с коренной сменой характера отношений между крупными социальными субъектами (государствами, нациями, большими социальными группами) и переходом противоборствующих сторон от применения ненасильственных форм конфликтных действий и способов борьбы к прямому применению оружия и других имеющихся в их арсенале насильственных средств для достижения своих определенных целей. По своей сущности война является продолжением политики правящих элит и лидеров больших социальных групп средствами вооруженного насилия.

2.5. Основные подходы к массовым конфликтам.

     Было  бы бессмысленным рассматривать  конфликты больших сообществ  людей без учета социальных теорий. Но таких учений много, и, занявшись их анализом, мы рискуем не добраться до конкретных проблем массовых конфликтов. Остановимся лишь на тех теориях, которые признают неизбежность массовых конфликтов в обществе.

     У К. Маркса и его последователей в качестве базовых социальных общностей в обществе рассматриваются классы, а в качестве формы проявления конфликта между ними — антагонистические противоречия и классовая борьба. Основу социальной организации, по Марксу, составляют общественные отношения, в которые вступают люди независимо от их воли и сознания. От конкретных форм отношений, в которые вступают классы в процессе производства, зависит их место и роль в обществе. Поэтому у всех антагонистических классов есть стимул к борьбе, но развивающаяся экономическая ситуация только для одного класса – пролетариата – создает условия, при которых он, освобождаясь от эксплуатации и угнетения, становится орудием освобождения всех других. Общество, по Марксу, не статично; путем классовой борьбы оно постоянно преобразуется. По мере осознания рабочим классом своего угнетенного положения становится все более конфликтным, до тех пор пока не произойдет социальная революция, которая и похоронит эксплуататорский класс. Процесс этот носит всемирный характер, и он неизбежно должен привести со временем к бесклассовому обществу.

     Такое понимание общественно-исторического  процесса встретило серьезные аргументированные  возражения. Некоторые исследователи  наследия Маркса не могли не обратить внимания на то, что классовый конфликт в этом смысле рассматривается без анализа его разнообразных поведенческих форм. Другие ученые, приняв некоторые марксистские постулаты, увидели в его концепции абсолютизацию экономических отношений в качестве главной причины конфликта между классами. Данная точка зрения получила широкое распространение в отечественном обществознании.

     Р. Михельс в своем анализе деятельности профсоюзов и политических партий XIX в. открыл закономерность, по которой  олигархия (власть немногих) складывается всегда, когда численность организации превышает определенную величину (скажем возрастает с 1000 до 10 000 членов), т.е. тенденция к концентрации власти обусловлена главным образом структурой организации, что в свою очередь неизбежно порождает конфликты. Эту теорию обычно называют «железным законом олигархии».

     В социологии XX века наиболее влиятельными теориями массового конфликта являются системы М. Вебера, Э. Дюркгейма, Р. Дарендорфа, Л. Коузера, Н. Смелзера и др. М. Вебер  полагал, что причины возникновения массовых конфликтов не сводятся только к различиям бедности и богатства. Выявив компонент неравенства (разная степень уважения, неодинаковый престиж), он ввел понятие статусных групп. Так, М. Вебер представляет общество как совокупность статусных групп, борющихся за свои материальные интересы, за положение в системе власти, за идеологические и духовные ценности. Слово «статус» как раз и выделяет то место на социальной лестнице, за которое приходится бороться. Для Вебера группы — это «процессы и связи».

     Несколько эфемерный облик приобретают  группы и в трудах Дарендорфа. Реальные силы влияния у него выступают  как объединения с фиксированным  кадровым составом. Например, правящий класс — это правительство  и бюрократия, которые могут быть представлены списком конкретных имен и только им ограничены. Р. Дарендорф именно классы считал «конфликтующими социальными группами». Он утверждал также, что классовый конфликт определяется характером власти. Конфликт, по его мнению, вызывается обычно не экономическими отношениями между руководителями и подчиненными; скорее, его главной причиной является власть одних над другими.

     Иными являются теоретические схемы сторонников  взгляда на общество как на целостную  систему. Они не склонны единственной реальностью признавать лишь людей, из-за конфликтов между которыми и возникло общество и государство. Источником конфликта выступает несогласованности между уровнями потребностей. Здесь легко прослеживается параллель с психологической системой Джемса и Фрейда. Только столкновение рассматривается на уровне большой группы: голод и верность долгу в военное время, личная безопасность и защита общественного идеала в период кризиса и т.п.

     Важным  аспектом этого подхода является то, что регулирование социальной системы учитывает не только рациональные моменты. Уже Парсонс указывал, что социальные напряжения вызывают фантазии, несбыточные надежды, склонность к мифологизированию. Смелзер так описывает возникновение массовой истерии: «В обстановке неопределенности человек находится в состоянии возбуждения потому, что не знает, чего он должен бояться; а когда он переходит в истерическое состояние, он по крайней мере полагает, что он знает, откуда исходит опасность»3.

     Р. Мертон подметил, что новые элементы социальной структуры вызывают предрасположенность к аномии и отклоняющемуся поведению. Они и формируют установку на преодоление конкурентов. Эта склонность к аномии характерна не для всех групп общества. Существуют группы, которые наиболее склонны к отклонениям и, напротив, довольно стойки в отношении них. Таким образом, существуют не только объективные, но и субъективные предпосылки конфликтов.

     Л. Коузер, различая внутри- и внегрупповые конфликты, обратил внимание на их зависимость  от самой социальной структуры. Последняя  содержит гарантии единства внутригрупповых отношений перед лицом конфликта: это институционализация конфликта и определение степеней его допустимости. Станет ли социальный конфликт средством стабилизации внутригрупповых отношений и согласования противоположных требований сторон или он окажется чреватым социальным взрывом? Ответ на этот вопрос зависит от характера социальной структуры, под воздействием которой и развивается конфликт. В социальной структуре любого типа, считает Коузер, всегда имеется повод для конфликтной ситуации, поскольку время от времени в ней вспыхивает конкуренция отдельных индивидов или групп по поводу дефицитных ресурсов, позиций престижа или отношений власти4.

     Современный автор П. Бурдье предлагает довольно спорный материал для размышления  над тенденциями развития нынешних массовых конфликтов, поскольку полагает, что класс как теоретическая конструкция, отождествляемая с реальной действующей группой людей, есть обычная интеллектуальная иллюзия. По его мнению, недостаточность марксистской теории классов и в особенности ее неспособность учитывать ансамбль объективно регистрируемых различий, являются результатом того, что, сведя социальный мир к одному лишь экономическому полю, марксистская теория приговорила себя к определению одной лишь позиции в экономических отношениях производства. Он считает эту теорию привязанной к одномерному социальному миру, организованному вокруг противоречия между двумя блоками. По его мнению, в реальности социальное пространство есть многомерный, открытый ансамбль относительно автономных полей, т.е. подчиненных в большей или меньшей степени прочно и непосредственно в своем функционировании и в своем изменении полю экономического производства.

     Согласно  упомянутым ранее работам К. Боулдинга, Л. Крайсберга, М. Крозье, сам конфликт заключается в противоборстве групп, преследующих несовместимые цели. М. Джилас в работе «Новый класс» указал, что источником конфликта при социализме является привилегированный слой чиновников, создавший новую систему неравенства и деспотизма.

     Однако  не все учёные полагали, что источники конфликтов таятся исключительно в групповых отношениях. Социологи и психологи XX в., в том числе и отечественные, обращали внимание и на личностные характеристики. Они обнаружили, в частности, множество людей, которые вообще отвергают свою принадлежность к каким-либо группам внутри социальной структуры. В поле исследовательского внимания стали попадать психически нездоровые люди, бродяги, хронические алкоголики, наркоманы и преступники, т.е. деклассированные элементы или люди с отклоняющимся поведением. Оказалось, что и они образуют довольно устойчивые группы, занимающие в социальной структуре определенное, «санитарное» место. Как правило, они не приемлют господствующие в обществе нормы и генерируют по отношению к другим социальным группам чувство враждебности и собственного бессилия. Это так называемое дно общества весьма устойчиво, и от него не смогла полностью избавиться ни одна из известных социально-политических систем. Похоже, что для нормального функционирования общества такие группы естественны. Важно лишь, чтобы их численность не превышала некоего порогового значения. В противном случае возрастает возможность дестабилизации устоявшихся социальных отношений, а в конфликтной ситуации происходит его резкое усиление за счет вовлечения в него этой постоянно недовольной существующим положением массы.

     В отечественной науке только в XX веке возникла осознанная попытка подойти  к проблеме массовых конфликтов с  предельной серьезностью. Русское общество было малоподготовленным к массовым конфликтам. Идеалы самодержавия и соборности опирались на идею, что социальный конфликт как таковой — дьявольское явление. Преодоление несовершенства подразумевает прекращение всех несогласий и схваток. Коммунисты именно на такой традиции строили утопический идеал будущего: если как следует, не останавливаясь ни перед чем, уничтожить остатки несовершенного «эксплуататорского» бытия, наступит тишь и благодать. Естественно, что изучение массовых конфликтов признавалось идеологически вредным, политически опасным и практически неприемлемым делом. А так как наука находилась под мощным государственным контролем, то конфликтологические исследования фактически были запрещены. Когда в конце 1980-х вспыхнули тлевшие межнациональные конфликты, страна оказалась не в состоянии ни осознать их суть, ни снизить их накал. После семидесятилетних славословий о «нерушимой дружбе народов» мы стали свидетелями таких событий, которые воскрешают в памяти времена монголо-татарского ига.