Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Марта 2012 в 20:23, курсовая работа
Сложные социально-политические условия современной российской действительности, в том числе образовательной среды с ее внутренним и внешним пространством, актуализировали проблему воспитания толерантности, все более остро требующую практического решения, а потому и его научного обоснования. Воспитание толерантности - общее дело многих государственных и общественных институтов.
Движение национал-радикалов в России переживало за последние 18 лет подъемы и спады, но в целом развивается довольно успешно. А вот противодействие ему все эти годы остается явно недостаточным.
Для людей,
придерживающихся либерально-демократических
ценностей, естественно апеллировать
к опыту Запада. Но прежде, чем
кратко охарактеризовать этот опыт, следует
сделать весьма важную оговорку. Стремясь
использовать западный опыт, необходимо
учитывать разницу исторических
обстоятельств, в которых опыт формировался
и в которых он будет применяться.
Современные стратегии
Западные государства в 1950-е годы и позже исходили из того, что прямой угрозы захвата власти национал-радикалами более не существует, а если они начнут набирать силу, государство не усомнится в силовом подавлении и будет иметь для этого вполне достаточно ресурсов. До недавних пор силу приходилось применять против национал-сепаратистов (Ольстер, Страна Басков и т.д.), против локальных беспорядков (расовые бунты в США), против небольших групп "городской герильи" или против погромных акций, и со всем этим государства справлялись не идеально, но приемлемо. Внимание государств и обществ Запада направлено на улучшение ситуации для угрожаемых этнических и религиозных групп, на внедрение и упрочение идей толерантности, уважения многообразия и т.п., что, в частности, должно приводить к сокращению базы для национал-радикальных групп и движений.
Очень важно, что государство не выступало в роли главного инициатора и двигателя реформ, эту роль брали на себя общественные группы, постепенно завоевывающие достаточный авторитет в обществе, чтобы "переманить" на свою сторону и государство, всегда консервативно настроенное. Образцом можно считать процесс преодоления расового неравноправия в США: всего за десятилетие-полтора инициативные группы сумели переубедить значительную и наиболее влиятельную часть общества, государство приложило серьезные усилия для преодоления сопротивления противников равноправия (а иногда и вооруженную силу – против радикалов с обеих сторон), государство и подавляющее большинство общества признали, что им предстоят длительные и серьезные усилия для реальной интеграции расовых меньшинств.
Успехи такой политики очевидны. Скажем, в США с тех пор были только одни серьезные расовые беспорядки (в Лос-Анжелесе). Большинство граждан искренне считают, что "расист" – это оскорбление. Политические движения белых и черных расистов явно исчерпали потенциал роста, находятся скорее в кризисе. Формальное неравноправие забыто, а количество случаев дискриминации резко сократилось. Интеграция сделала вполне заметные успехи, хотя, конечно, далеко не такие, как мечтали борцы за гражданские права в 1960-е годы.
Правда, пример США не вполне показателен для России. США в сравнении с европейскими странами (включая даже Англию и не говоря уж о России) – страна с гораздо более прочными традициями демократии и саморегулирования общества. Но и в западноевропейских странах можно найти примеры успешных гражданских кампаний, например, - за активную интеграцию инокультурных иммигрантов.
Общественные движения стран Запада, действующие в сфере этнической проблематики (проблематика религиозная там уже давно не столь актуальна), основывалось в идейном и моральном плане на двух вещах – на готовности не допустить повторения ужасов II Мировой (в первую очередь речь шла о Холокосте) и на стремлении максимально широко воплотить "право наций на самоопределение", провозглашенное на излете предыдущей великой войны, но тогда так толком и не реализовавшееся.
О "праве наций" следует сказать немного подробнее. Само по себе оно – побочное следствие принципа национального государства и, тем самым, естественный продукт XIX века. В XX веке оно использовалось как повод к войне (Судеты), становилось основой этнических чисток (Восточная Европа после 1945 года), но послужило и обоснованием деколонизации. И хотя в самой Европе понятие "нация" вовсе не везде носит этнический характер (англо-французская традиция, основанная на формировании нации в рамках сложившегося государства, понимает нацию как совокупность граждан; германская традиция, основанная на формировании нации в ходе борьбы за создание государства, понимает нацию как двойственную этнически-гражданскую общность), по отношению к не-европейцам этническое понимание "нации" стало доминирующим, что было, надо полагать, связано с трудностями применения понятия "нация" во внеевропейском контексте (в Африке, на арабском Востоке, в Индии). "Право на самоопределение" в его этническом аспекте стало опорой для разрабатывавшейся с начала века концепции прав этнических меньшинств.
Идея
защиты меньшинств и память о жертвах
II Мировой войны стали
Продолжая избранную линию самовоспитания в духе толерантности, западные общества отказались от идеи ассимиляции меньшинств. Было признано, что ассимиляция не достигает своей цели в современном западном обществе, испытывающем значительный наплыв иммигрантов из бывших колоний. И не только: напротив, политика ассимиляции ведет к нарастанию напряженности. Не оправдала себя и германская практика гастарбайтерства, т.е. предоставления трудовым иммигрантам только временного статуса, отказ от их интеграции. На смену прежним практикам пришел мультикультурализм – признание за каждой этнической (и не только) группой собственной культурной, а то и национальной (даже и в политическом смысле слова) идентичности, требование к обществу равно соответствовать интересам всех таких групп. Мультикультурализм предполагает "политкорректность", уважение к "другому" переходит в культ многообразия. Практика мультикультурализма существенно способствовала повышению морального комфорта для этнических меньшинств, наверняка предотвратила многие конфликтные ситуации.
Но мультикультурализм одновременно способствовал распространению изначально присущих "праву наций на самоопределение" пороков. Первый – подмена индивидуальных прав человека, на которых базируется современная демократия, правами групповыми, которые требовали уже и нарушения индивидуальных прав (например, в практике позитивной дискриминации). Второй – признание этнической группы реальной, природной (вариант – созданной Богом) сущностью, выступающей как единый субъект общественной жизни. Основное течение европейского национализма XIX века, ориентированное на государство, имело дело с действительно реальными объектами – странами, защищало интересы (права) страны, пусть даже и в ущерб правам отдельного человека. Выросший из классического национализма мультикультурализм защищает, в ущерб правам человека, интересы самопровозглашенных групп (этническая основа которых должна интересовать этнологов, но не всех остальных граждан), возглавляемых, а порой и создаваемых соответствующими активистами – "этническими антрепренерами".
Помимо прочих своих недостатков, теория и практика мультикультурализма отнюдь не способствовали противодействию национал-радикальным тенденциям. Расцветает агрессивный национализм различных меньшинств, чьи лидеры культивируют идеи особых прав своей группы. Идея квотирования для меньшинств в порядке позитивной дискриминации подтверждает старую этно-националистическую теорию национально-пропорционального представительства. Национал-радикалы (и даже не только радикалы) охотно принимают идею культурной особости каждой этнической группы – и во имя этого призывают к сегрегации и запрету иммиграции. Культ культурного плюрализма в образовании подразумевает плюрализм идеологический – и табу на национал-радикальные идеи постепенно разрушается. А результатом всего этого является активный рост национал-радикальных течений, что можно было наблюдать на протяжении всех 1990-х. А бывшие национал-радикалы, избравшие путь самоограничения ради электоральных успехов, этих успехов в 1990-е добились во многих странах.
Можно констатировать, что задача маргинализации национал-радикалов выполняется все хуже и хуже. А в последние годы Европа видит бурный рост новой генерации национал-радикалов – местных исламистов. Противостояние с которыми, безусловно, еще больше будет способствовать мобилизации национал-радикалов традиционных.
Если смотреть на смену парадигм этно-политики в западном мире с точки зрения противодействия национал-радикализму, мы можем предложить следующее описание. В 1950-1970-е годы национал-радикализм почти любого толка (сепаратизм был и остается отдельной темой) рассматривался преимущественно через призму антифашизма, то есть отвергался и преследовался как крайне опасный политический феномен, с которым Запад, и особенно Европа, готов был бороться всерьез ради недопущения новых 1930-х годов. В 1980-1990-е годы национал-радикализм начинает постепенно рассматриваться в свете сложных межэтнических отношений, которые надо как-то регулировать. А где регулирование, там и переговоры, а где переговоры, там и легитимизация противостоящей стороны. И мы видим по опыту, что второй подход оказался менее успешен, чем первый.
Означает ли это, как нередко пишут, что Европе и Западу в целом грозит крах? Почти наверняка – нет: западные страны не раз находили выход из сложных ситуаций, Бог даст – найдут и в этот раз. Нам же следует хотя бы не повторять их ошибок и использовать немалый позитивный опыт.
Переносить те или иные культурные практики (например, в сфере образования) всегда сложно – из-за отмеченного в самом начале стадиального разрыва. Но это не значит, что целый ряд практик не может быть позаимствован и, в случае успешного применения, распространен. Например, идея представлять "лица в телеящике" разными этническими типами всеми оценивается как удачная и уже опробована в России – стоит применить шире. Но не переходить на прямое этническое квотирование, чтобы не создавать прецедентов применения групповых прав в ущерб индивидуальным.
А есть инструменты,
переносимые на российскую почву
с наименьшим риском, - правовые. И
именно в сфере правового
Очень важно,
что правовые инструменты не ориентированы
на порочную идею групповых прав. Для
нас важно также, что правовой
метод регулирования той или
иной проблемы ограничивает, в принципе,
произвол со стороны представителей
государства, возможность применения
инструментов не по адресу. Право, наконец,
- инструмент сильного государства, не
нуждающегося для решения проблем
в переговорах с какими-то группировками,
в отличие, скажем, от ситуации общенациональной
или локальной гражданской
Объект
противодействия можно с
С насильственными
действиями теоретически все понятно.
Это в первую очередь – вопрос
эффективности полиции и
На практике это выливается в привычное, но от этого не более понятное попустительство по отношению к участникам беспорядков. Человек, избивший другого человека или поджегший автомобиль, обязательно будет наказан, если он сделал это в одиночку или в небольшой группе, и с высокой вероятностью избежит наказания, если он проделал то же самое в рамках массовых волнений. Такова повсеместная практика. Отчасти она объясняется сложностями расследования преступлений, совершенных во время беспорядков, но уж точно на эту причину нельзя списать удивительную диспропорцию наказаний.
Возможно, дело в том, что современные демократии когда-то родились из массовых беспорядков, в том, что некоторые солидные общественные и политические деятели когда-то сами в таких беспорядках участвовали. Но уже наступил XXI век, эпоха установления демократии непременно путем насильственной революции давно миновала (достаточно посмотреть на обстоятельства падения коммунистической власти в Восточной Европе и в СССР). А главное – в демократическом обществе нет никакого оправдания применению насилия (пусть даже в виде хулиганства) в политической деятельности, даже если это насилие вызвано праведным гневом (как в случае с вышеупомянутыми беспорядками в Лос-Анджелесе).
Никто, вроде бы, и не пытается оправдывать насилие. Но его подлинная делегитимация произойдет только тогда, когда милосердие к преступникам в этом случае будет не выше, чем в других случаях насильственных преступлений. Случаи насилия должны быть наказываемы всегда. И нельзя рассматривать как наказание собственно насильственный разгон толпы правонарушителей. Во-первых, это не соответствует нормам права, во-вторых, низводит отношения государства и насильственно действующих групп до уровня частной потасовки. Кстати, полиция в такой ситуации предпочитает действовать более жестоко: она знает, что другого наказания, помимо избиения, не будет.