Идеи и методы развития когнитивной лингвистики

     4.2.1. Модификация когниций 

     Главным же поводом для изменения языковых когниций является конкретный эпизод удачного или неудачного использования  языка, в частности при понимании  другого человека. Каковы же мотивы для модификации когниций при  понимании речи?

     Один  из возможных ответов таков. Сталкиваясь  с нарушением некоторого предписания  об употреблении языка, мы либо бракуем  само конкретное выражение (так поступают  многие, очень многие, следуя в этом школьным учителям), либо начинаем подозревать  себя в неполной компетентности. Этот ответ приводит к следующему положению: главное различие между языками состоит не в том, что они могут выразить, а в том, что они должны выражать: «Естественно, внимание говорящих и слушающих на родном языке будет постоянно сосредоточено на таких именно единицах, которые обладают статусом принудительности в их речевом коде. В своей когнитивной функции язык в минимальной степени зависит от грамматической структуры, потому что определение нашего опыта находится в дополнительном отношении к металингвистическим операциям: когнитивный уровень языка не только допускает, но и прямо требует интерпретации-перекодировки, т.е. перевода (translation). Но в шутке, в сновидениях, в магии, словом, в том, что можно назвать обыденной речевой мифологией, а также прежде всего в поэзии, грамматические категории обладают большим семантическим весом». 
 

     4.2.2. Сигналы для модификаций 

     Элементы  хранилища знаний, соответствующие  обязательным категориям данного языка, ассоциированы с инвариантными  схемами (в когнитивистском смысле термина «схема»), а сигналами для модификации хранилища являются:

     – осознание отсутствия нужной схемы  – непонятность слова, словосочетания, странность конструкции предложения  и т.п.;

     – нехватка нужных слов для выражения  требуемых отношений между схемами (случай обратный первому);

     – ощущение, будто вы воспринимаете  и продуцируете речь, лишь как в  тумане отдавая себе отчет о ее смысле.

     Но  одного сигнала еще мало. Необходимы еще: намерение понять речь и готовность к самоусовершенствованию. Это намерение тем сильнее, чем больше аффективная окраска, аффективный аккомпанемент интерпретации речи. Может быть, за этим намерением лежит еще что-то, аналогичное влечению, аппетиту и т.п.? Об этом читаем у Николая Кузанского в работе 1440 г.: «Натурфилософы говорят, что влечению к пище предшествует некоторое болезненное чувство в преддверии желудка, побуждающее природу, которая стремится к самосохранению, подкреплять себя. По-моему, точно так же и сильное удивление, начало философии, предшествует жажде познания, благодаря которой интеллект, чье бытие есть понимание, укрепляет себя исследованием истины. А задевает нас обычно редкостное, даже если оно ужасно» [Н.Кузанский 1440, c.49]. 

         4.3. Усвоение языковых  и внеязыковых  когниций

     Между «языковым модулем» и остальными видами когниции нет пограничного столба: язык влияет на пути образования и развития понятий, а остальные типы когниции – на усвоение языка. Как бы оптимистично мы ни смотрели на возможности человека, его когниция ограничена в принципе: чтобы преодолеть когнитивные границы, человеку придется эволюционировать дальше, а между его будущей когницией и когнитивными способностями сегодняшнего цивилизованного человека будет примерно та же разница, что между интеллектом homo sapiens и неандертальца. Вследствие этого, далеко не любая знаковая система может стать языком для homo sapiens. Есть границы у «языка, доступного когниции» (cognitively construable language) человека, не все возможности которого еще, впрочем, исчерпаны: не любой «язык, доступный для когниции» годится в качестве средства общения между людьми. Выбирая из всех возможностей при усвоении языка, дитя человеческое действует сообразно со своими когнитивными природными задатками.  
 

     4.3.1. Когнитивные структуры 

     И при эволюции видов, и в развитии индивидов когнитивные структуры, интерпретирующие воспринимаемые предложения и инициирующие продуцируемые предложения, устанавливаются в период предъязыкового развития, в результате усвоения адаптивного поведения. Как современному ребенку, так и гуманоидам, еще не имевшим языка, необходимо:

     – осознавать значимость состояний и  событий вокруг себя,

     – научиться соответственно действовать.

     Чем больше предложение внешне соответствует  структурам, выработанным в предъязыковом  опыте, тем быстрее оно будет освоено детьми и тем легче будет «переработано» при понимании и выражении взрослыми. Более того, эта «глубинная» когнитивная система присуща одновременно и неязыковому (перцептивному), и языковому каналам обработки информации.

     Особенно  поучительны в этой связи исследования того, как усваивают свой родной язык дети, лишенные одного из каналов когниции. Оказывается, они иначе, чем в обычном случае, конструируют гипотезы о значении слов и символов вообще. В частности, к особенностям слепых детей относится следующее:

     – в лексиконе есть только продуктивно  образуемые производные единицы, а  слова, усвоенные в самом начале, редко выходят из употребления;

     – усваиваемые слова всегда связаны  с действиями самого ребенка (как  бы в вакууме), – в то время  как зрячие дети активно пользуются обозначениями деятельности при общении с другими людьми и с предметами;

     – функциональные термины и термины  отношений (типа: да, больше, снова) не используются для отражения динамического состояния сущностей; зрячие же дети четко указывают на различные изменения состояний;

     – отсутствие зрительной информации на использовании иллокутивного потенциала речи сказывается меньше, чем на использовании внекоммуникационных  единиц;

     – относительная частота императивов  по сравнению с утверждениями  четко коррелирует с отсутствием зрения и наоборот, относительная частота утверждений связана с доступом к зрительной информацией. Для зрячих существенны стратегии предлагания чего-либо и указания, для незрячих же – стратегии привлечения внимания. 

         Вывод

     Итак, понятие языковой когниции совпадает с тем, что в последние годы, в рамках интерпретационизма, называют интерпретацией в широком смысле, охватывающей фактически все действия над языком, когда для этих действий появляется повод – речь. Если эту речь нужно продуцировать, внутренний мир интерпретируется в виде речи. Когда же речь задана как объект восприятия – интерпретируется она.

     Вырисовывается  следующая картина. В общечеловеческой когниции заложены универсальные когнитивные  стратегии. Человеческий опыт их использования приводит к накоплению «объектных» знаний и «оптимизирующих стратегий». Модифицируя гипотезу, сформулированную Ф.Либерманом, можно предположить, что универсальные стратегии встроены в человеческий мозг, заданы самой его биологической структурой и аналогичны электронным схемам в составе компьютера. Объектные же знания и оптимизирующие стратегии представляют собой нечто вроде самонакапливающегося программного обеспечения (случай пока еще необычный для современных компьютеров, но вполне возможный). Особенность эволюции человеческой когниции состоит в том, что с течением времени это программное обеспечение приводит к перестройке «электронных схем», причем осуществляемой без вмешательства извне (в случае компьютера вмешался бы человек). Эта перестройка – результат взаимодействия между когнициями людей, отчего каждое следующее поколение индивидов реализует в виде «электронной схемы» то, что раньше входило частично в программное обеспечение. Но на любом этапе эволюции, для любой индивидуальной когниции различение «запаянных» и «вырабатываемых» элементов (возможно, в новом составе) остается.

     В пользу этого говорит следующее  соображение. Если бы не было универсальных  стратегий (т.е. «когнитивно непроницаемых  процессов», в смысле, то иллюзии  восприятия не были бы однотипными у разных людей. С другой стороны, если бы когнитивная система была полностью непроницаемой, т.е. неспособной к усвоению новых когниций (в частности, новых стратегий интерпретирования), то не смогла бы адаптироваться к окружению, что привело бы – а возможно, уже когда-то привело или еще приведет – к эволюционному краху. В то же время не только эволюция человека, но и само восприятие естественного языка, интерпретация текстов сопряжены с процессами обоих видов – это прекрасно продемонстрировал Дж.Фодор.

     В каждом элементарном акте речи и когниции есть элементы статики (синхронии) и  динамики – диахронии, подвижности  системы, ее изменения, приспособления к перерабатываемому объекту  в конкретном окружении. С абсолютизацией статики мы сталкиваемся, когда пытаемся интерпретировать старые тексты, в опоре лишь на логику сегодняшнего дня, что исключает реконструирующую интерпретацию. Абсолютизация же динамики граничит с некритичным восприятием, с внушением чужих мыслей, без поправок на сиюминутность и неповторимость момента восприятия: это обезличенность интерпретатора. Нормальное интерпретирование находится где-то посередине между двумя этими крайностями.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Когнитивизм продемонстрировал возможности информационно-поискового подхода к человеческой ментальности, возможности нового научного метаязыка. Понятие обработки информации, заимствованное из теории информации, где оно применялось к физическим системам передачи сообщений, было приложено к человеку. Общая идея трансформировалась в следующее положение: организмы используют внутренние представления (репрезентации) и осуществляют «вычислительные» операции над этими представлениями. Когниция теперь – объект регулируемого (по правилам) манипулирования репрезентациями, в полной аналогии с современными компьютерами.

     Задача  когнитивной лингвистики формулируется  как описание и объяснение внутренней когнитивной структуры и динамики говорящего-слушающего. Говорящий-слушающий рассматривается как система переработки информации, состоящая из конечного числа самостоятельных компонентов (модулей) и соотносящая языковую информацию на различных уровнях. Цель когнитивной лингвистики, соответственно, – в исследовании такой системы и установлении важнейших принципов ее, а не только в систематическом отражении явлений языка. Для когнитивиста важно понять, какой должна быть ментальная репрезентация языкового знания и как это знание «когнитивно» перерабатывается, т.е. какова «когнитивная действительность».

     Итак, вырисовывается такая характеристика понятия «когниция», которая в  теориях человека (в последние  годы) представлена понятием «интерпретация». В филологии интерпретация речи человеком – это вид когниции, непосредственным объектом которой  является продукт речевой деятельности, а результаты и инструменты обладают разветвленной типологией и насквозь пропитаны личностными характеристиками [В.З.Демьянков 1989]. Когнитивисты заставляют поставить вопрос о том, как и когда индивид отбирает из богатства языка именно данные его средства. Вот эти-то средства и получают общее название «языковая когниция».

     Итак, понятие языковой когниции совпадает  с тем, что в последние годы, в рамках интерпретационизма, называют интерпретацией в широком смысле, охватывающей фактически все действия над языком, когда для этих действий появляется повод – речь. Если эту речь нужно продуцировать, внутренний мир интерпретируется в виде речи. Когда же речь задана как объект восприятия – интерпретируется она.

     Вырисовывается  следующая картина. В общечеловеческой когниции заложены универсальные когнитивные стратегии. Человеческий опыт их использования приводит к накоплению «объектных» знаний и «оптимизирующих стратегий». Модифицируя гипотезу, сформулированную Ф.Либерманом, можно предположить, что универсальные стратегии встроены в человеческий мозг, заданы самой его биологической структурой и аналогичны электронным схемам в составе компьютера. Объектные же знания и оптимизирующие стратегии представляют собой нечто вроде самонакапливающегося программного обеспечения (случай пока еще необычный для современных компьютеров, но вполне возможный). Особенность эволюции человеческой когниции состоит в том, что с течением времени это программное обеспечение приводит к перестройке «электронных схем», причем осуществляемой без вмешательства извне (в случае компьютера вмешался бы человек). Эта перестройка – результат взаимодействия между когнициями людей, отчего каждое следующее поколение индивидов реализует в виде «электронной схемы» то, что раньше входило частично в программное обеспечение. Но на любом этапе эволюции, для любой индивидуальной когниции различение «запаянных» и «вырабатываемых» элементов (возможно, в новом составе) остается.

     В пользу этого говорит следующее  соображение. Если бы не было универсальных стратегий (т.е. «когнитивно непроницаемых процессов», в смысле, то иллюзии восприятия не были бы однотипными у разных людей. С другой стороны, если бы когнитивная система была полностью непроницаемой, т.е. неспособной к усвоению новых когниций (в частности, новых стратегий интерпретирования), то не смогла бы адаптироваться к окружению, что привело бы – а возможно, уже когда-то привело или еще приведет – к эволюционному краху. В то же время не только эволюция человека, но и само восприятие естественного языка, интерпретация текстов сопряжены с процессами обоих видов – это прекрасно продемонстрировал Дж.Фодор.