Изучение художественного произведения «Ася» И.С.Тургенева в жанровой специфике на уроках литературы в 7 классе

В большинстве европейских  литератур повесть не выделяется в отдельный жанр. Иное дело - литература русская. В каждую литературную эпоху создавались повести, оставшиеся в истории литературы. Так, в эпоху сентиментализма появилась повесть Н.Карамзина «Бедная Лиза». С 1820-х повесть становится ведущим жанром. Романтические повести Н.Бестужева-Марлинского и В.Одоевского знаменуют торжество романтизма в русской литературе. Типичный для литературы 19 в. образ «маленького человека» был впервые открыт в повести Пушкина «Станционный смотритель». «Петербургские» повести Гоголя доказали, что повести не чужд гротеск. Отдали дань жанру повести и все писатели-реалисты 2-ой половины 20 в. («Смерть Ивана Ильича» Л.Толстого, «Белые ночи», «Неточка Незванова» Достоевского).

История появления повести в русской литературе

 Повестью часто назывались произведения житийные, новеллистические, агиографические или летописные (напр. «Повесть о житии и отчасти чудес исповедание блаженного Михаила...», «Повести о мудрых женах» или известное «Се повести временных лет» и т. д.). И наоборот: в заглавиях старинных повестей находим термины «Сказание», «Житие», «Деяния» соответственно распространенному на Западе лат. «gesta», «Слово», при нравоучительном осмыслении - нередко «Притча», позже «Приклад» (т. е. пример). Вместе с тем старинная повесть и по существу теснейшим образом переплетается с большинством других повествовательных жанров. В древней письменности повесть является той наиболее общей жанровой формой, в которой перекрещиваются почти все повествовательные (более узкие) жанры: житийные, апокрифические, хроникальные, воинско-эпические и. Это, однако не исключает того, что одни из явлений, сюда относящихся, занимают центральное место в этой жанровой группе, другие находятся на ее периферии, третьи же лишь номинально относятся к ней. Так, очевидно родство повести с летописной записи, религиозной легенды и в их наиболее развернутых образцах. Для повести характерно связное изложение не одного, а целого ряда фактов, объединенных единым стержнем.

Впрочем, одного этого формального признака недостаточно для определения типичных образцов древней повести. Так, по композиционной структуре близки к типичным формам повести те жития, которые дают развернутую биографию «святого» (напр. «Житие Юлиании Лазаревской» нач. XVII в., стоящее к тому же на грани между церковным житием и светской повестью). Однако, близко соприкасаясь с повестью, порою образуя гибридные формы с ней (например «Житие Александра Невского», в котором соединяются черты житийные и воинско-эпические), в целом житие как жанр, в силу своего тематико-идеологического содержания, резко отличается от повести даже в пределах одного стиля как по своей литературной роли, так и по тенденциям развития (хотя житие иногда и называется повестью). Узко-церковная направленность агиографии и связанная с этим ирреалистическая устремленность, давление учительно-риторической струи, консерватизм форм уводили этот жанр в сторону от большой дороги литературного процесса, в то время как повесть именно и прокладывала эту большую дорогу в древний период, если не в количественном, то в качественном отношении.

Центральную линию развития повестийных жанров дают повести светские, которые несли в себе в условиях своего времени тенденцию развития беллетристики как таковой. Обслужить все потребности, все стороны социальной практики класса одни церковные (преобладавшие) жанры не могли: задачи организации светской власти, разностороннего классового воспитания, наконец, запросы любознательности и тяга к занимательному чтению требовали более разносторонней литературы. Отвечая всем этим потребностям, направленным на реальную жизнь, на ее «светские» стороны, литература эта и сама была в общем более реалистической и далекой от аскетизма церковных писаний, хотя реалистичность эта часто бывала весьма относительной: темы исторические, географические были столь пронизаны баснословными легендарными элементами, что произведения, их разрабатывавшие, носили порою весьма фантастический характер («Александрия», «Девгениево деяние» и т. п.). Их жанровая форма и определялась этой их функцией: отвечая потребности в расширении социально-исторического кругозора в художественном отражении текущих событий, в литературном воплощении «героя» своего времени, произведения эти, еще синкретически соединявшие моменты художественные, научные и публицистические, развертывались в формах повествования наиболее простого, отражающего в своей последовательности естественный порядок событий и потому по своим размерам свободно охватывающего тему любого масштаба, то есть в жанровых формах древних повестей. Вместе с тем сравнительная простота социальных отношений и бытовых их проявлений и примитивность познавательных возможностей литературы определяли сюжетную однолинейность, «одноплановость» древних произведений, свойственную повести. Все это обусловливало собою то, что светская повесть в нашей древней письменности если и не была господствовавшим видом литературы в силу преобладания церковных жанров, то во всяком случае несла в себе наиболее широкие возможности собственно художественно-литературного беллетристического развития, тем более, что указанная композиционная простота отнюдь не делала древнюю повесть «безыскусственной», нехудожественной: наоборот, мы видим в ней достаточно развитую систему художественных средств - стилистических, сюжетных, композиционных, которые порой достигают высокой степени мастерства. Из сказанного ясно и то, что в системе жанров древнерусской письменности повесть была наиболее широкой, эпической жанровой формой (а не «средней», каковой она является сейчас), хотя практически размер древних повестей весьма различен: размер не должен отождествляться с широтой жанра, представляющей как бы масштаб отражения им действительности, широту охвата объекта, по отношению к чему длина произведения является моментом вторичным, производным (и вместе относительным).

Наконец надо отметить еще  одно явление, характерное для древней повести, как и для ряда других жанров ранних стадий литературного развития (басни, притчи, ранней новеллы, сказки, песенного эпоса). Это - международное распространение многих повестей, обычно анонимных и подвергавшихся в различных национальных и классовых средах многочисленным переработкам. Мировая популярность такого рода произведений определялась интересом к ним как историческим источникам («Александрия», «Троянская история») и широким типизмом отраженных в них социально-бытовых ситуаций и взаимоотношений, воплощенных в их примитивных, но зато легко поддающихся различным модификациям образах («Бова королевич», «Варлаам и Иоасаф»). Многие из этих «переходных повестей» приобрели широчайшую популярность и у нас и, сохраняя ее на протяжении столетий, проникали во все слои грамотного люда, подвергались новым обработкам, демократизировались, а иногда даже переходили в устную традицию, в частности - крестьянский фольклор. Географические источники таких повестей чрезвычайно разнообразны. К нам они шли и из Византии и позже (с XVI века) - в связи с новым этапом исторического развития России - с Запада и с Востока (редко непосредственно, обычно через посредство Византии или Запада).

В соответствии с характером сюжетики этих повестей, весьма разнообразной, но поддающейся все же подразделению на ряд типов, выработались и определенные композиционные схемы различных видов повести. Наиболее типичными видами являются здесь повесть историческая (точнее псевдоисторическая - в виду искаженности фактов и наличия фантастики), авантюрно-героическая с любовными и фантастическими мотивами (непосредственно граничащая с авантюрно-любовным романом, особенно - рыцарским) и нравоучительная (порою соприкасающаяся с церковными жанрами - житием и т. п., порою - с бытовой новеллой). Для первых двух (вообще резко не разграничивающихся) характерна композиция в виде последовательного изложения ряда событий и приключений, объединенных единым стержнем (обычно - биографией героя), для третьей - нанизывание ряда притч, вводящихся в обрамляющий, самостоятельно развитой сюжет и мотивирующихся различными моментами последнего. В пределах каждого из этих композиционно-тематических типов мы находим, конечно, далеко не однородные по своему происхождению и стилевой природе произведения (причем в соответствии со стилем модифицируется и конкретное художественное осуществление этих схем). В связи с направлением и классовым характером русского литературного процесса в целом у нас переводилось в ранний период то, что отвечало интересам боярства (дружины, духовенства), а позже (в XVI—XVII вв.) - дворянства, купечества, частью - мелкой буржуазии; состав переводных повестей изменялся в основном в сторону смены церковно-византийских влияний западно-светскими. Но это - основная схема, которую не следует утрировать: светская повесть проникла к нам еще в период византийского влияния, слегка лишь подкрашенная религиозными мотивами. Таковы исторические и авантюрно-героические повести вроде «Александрии», «Девгениева деяния» и ряда других переводных повестей XII—XIII вв. Повести с воинско-героической тематикой оказали значительное влияние на нашу оригинальную воинскую повесть как со стороны жанровых форм вообще, так особенно в стилистическом отношении (метафоры, сравнения, формулы и т. п.). Ближе к религиозной литературе (библейской, житийной) такие нравоучительные повести, как «Повесть об Акире премудром», «О Стефаните и Ионилате», «О Варлааме и Иоасафе». Все три эти повести - восточного происхождения. Того же происхождения и жанрового характера «История семи мудрецов», пришедшая к нам много позже - в XVII в. - уже в западнофеодальной обработке. В XVI—XVII вв. появился новый поток переводной литературы - западно-европейской, в частности светских повестей, носящих рыцарский характер. Таковы повести «О Бове королевиче», «О Василии златовласом», «История о Петре-златых ключах», в которых сильнее подчеркиваются любовная тематика, светские мотивы, и произведения, стоящие на грани между повестью и романом. К этим произведениям тематически примыкает и «Повесть о Еруслане Лазаревиче», впрочем, отличающаяся от них восточным, быть может устно-поэтическим происхождением и более демократическим характером общего стиля.

По сравнению с охарактеризованными типами переводных повестей наша оригинальная повесть, несмотря на литературную связь с ними, представляет значительные черты своеобразия в жанрово-стилевом отношении. Это и понятно, т. к. по своей художественно-практической направленности и конкретной функции она занимала совсем иное место. В то время как объект переводной литературы лежал далеко за пределами окружающей действительности, оригинальная светская повесть имела своим предметом именно эту последнюю. Представляя собой единство беллетристики и публицистики, она отражала текущие или недавние, не утерявшие еще своей остроты события. Если переводные повести носили «исторический», фантастический или приточный характер, то оригинальные светские повести отличались политической злободневностью, повествуя обычно о фактах исторической значимости - войнах, «смутах». Так как основным создателем светской литературы был военно-феодальный класс (боярство, дружина), то понятно, что в центре оригинальной светской повести стоял специфический средневековый повестийный жанр - воинская повесть. К этому именно жанру принадлежит замечательнейший, вошедший в сокровищницу мировой литературы памятник нашей древней письменности конца XII в. - «Слово о полку Игореве», в известной степени являющийся и поэмой. В его жанровой структуре следует отметить сильную лирическую струю. Лирический элемент впрочем вообще довольно характерен для воинских повестей, которые последовательно отражали воинские события XIII—XVII вв. («повесть», «сказания», «слова» «О Каликском пастбище», «О приходе Батыевой рати на Рязань», «О житии и храбрости Александра Невского», цикл о Мамаевом побоище, в частности «Задонщина», обнаруживающая значительную подражательность «Слову о полку Игореве», «Поведание» и «Сказание о побоище Дмитрия Донского», позже «История Казанского царства», «Повесть об Азовском сидении» и др.). Обладая известной жанровой близостью, проявляющейся в сходстве композиционно-стилистических приемов, все эти произведения столь различных веков не могут считаться идентичными в стилевом отношении, оформляя идеологию исторически различных групп господствующего класса, обнаруживая новые литературные веяния.

Наряду с воинскими  повестями, значительное место в нашей средневековой литературе занимали повести политические и религиозно-политические, использовавшие в целях пропаганды той или иной политической идеи обычно псевдоисторические или легендарные сюжеты, порою заимствованные из переводной литературы, а иногда из устной поэзии.

Только в позднейший период нашей средневековой литературы появляются в ней бытовые, авантюрные, вообще говорящие об «обычных» людях и построенные на художественном вымысле светские повести. Здесь уже - зарождение жанра П. в современном значении этого термина. Это происходит лишь в XVII веке, в период, когда в результате обострения феодальных противоречий, выдвижения дворянства и купечества, ослабления роли церкви, связанной с этим бытовой перестройки начинает расти русская беллетристика, обособляющаяся от церковной, исторической, публицистической литературы и освобождающаяся от подавляющего авторитета религиозной догмы. Опираясь на образцы западно-европейской буржуазной литературы, поднимающееся дворянство, прогрессивная часть купечества, передовые группы мелкой буржуазии создают свои, в общем реалистически направленные произведения, отражающие новые социально-бытовые отношения, вырабатывают приемы художественного бытописания («Повесть о Фроле Скобееве», «Повесть о Карпе Сутулове», «Повесть о Ерше Ершовиче»). Не избежали влияния новых литературных веяний и консервативные группы, в частности консервативная часть купечества, дающая произведения, любопытно сочетающие элементы бытового реализма с консервативными религиозно-легендарными мотивами и идеями. Таковы «Повесть о Савве Грудцине» и повесть-поэма «О Горе Злочастии».

Этот период является тем этапом в развитии русской  литературы, когда общая, ранее недостаточно диференцированная масса повествовательных жанров начинает с большей отчетливостью диференцироваться, выделяя, с одной стороны, новеллу, с другой - роман как уже отчетливо определившиеся жанры. Такого рода произведения, как «Повесть о Карпе Сутулове», «О Шемякине суде», терминологически еще не обособившиеся в отдельный жанр, являются в сущности типичными новеллами. «Истории» начала XVII в. «Об Александре российском дворянине», «О матросе Василии Кориотском» с таким же основанием можно отнести к эмбриональным формам романа, как и к повесть.

Усложнение социальной жизни по мере нарастания буржуазных отношений, расширение и углубление художественно-познавательных возможностей литературы - все это обусловливает выдвижение на первый план в области художественной прозы новеллы (рассказа) как формы, свидетельствующей об умении художника выделить из общего потока обыденной жизни отдельный момент, и романа как формы, предполагающей способность отразить комплекс различных сторон действительности в их многопланных связях. При наличии такой диференциации повествовательных форм понятие «повесть» приобретает новое и более узкое содержание, занимая то среднее между романом и новеллой положение, которое обычно указывается теоретиками литературы. При этом конечно самая природа повести в новой литературе меняется и раскрывается в иных соотношениях. Среднее место повести между рассказом и романом прежде всего определяется масштабом объема и сложности охватываемой произведением действительности: рассказ говорит о каком-либо одном жизненном случае, роман дает целый комплекс переплетающихся сюжетных линий. Повесть выделяет какую-либо одну линию действительности, но прослеживает ее в отличие от рассказа на всем протяжении ее естественного течения в целом ряде определяющих ее моментов. Размер данного произведения решающей роли при этом не играет: маленькая повесть может быть короче длинного рассказа ( у Л. Толстого П. «Записки маркера» и рассказ «Метель»), большая повесть может оказаться длиннее небольшого романа. Однако в среднем, в общей массе, повесть длиннее рассказа и короче романа; размер произведения является производным от его внутренней структуры. В связи с основными формами отношения к действительности в повести, рассказе и романе вырабатываются соответствующие им и конечно модифицирующиеся в каждом данном стиле системы приемов. В общем для повести сравнительно с рассказом и романом характерно относительно медленное развитие действия, ровный темп повествования, более или менее равномерное распределение сюжетного напряжения по ряду моментов, относительная простота композиции. По сравнению с рассказом повесть- более емкая форма, отсюда число действующих лиц в ней обычно больше, чем в рассказе. В соответствии с этим самая обрисовка образов в повести более или менее отлична от того, что мы видим в рассказе и в романе. Раскрытие персонажа на протяжении длительного отрезка времени при однолинейности сюжета определяет большую многосторонность обрисовки его характера по сравнению с рассказом.