Alexnader Pope

«Имя, некогда славное»

И.Шайтанов. 

Alexander Pope

1688-1744 

                                       Александр Поуп "Поэмы", М., "Художественная литература", 1988 г.

                                       OCR Бычков М.Н. 

     23 августа  1753 года М. В. Ломоносов сообщал в письме И.  И.  Шувалову:

"Получив от  студента Поповского перевод   первого  письма  Попиева  "Опыта   о

человеке", не могу преминуть, чтобы не сообщить вашему превосходительству. В

нем нет ни одного стиха, который бы мною был поправлен".

     Перевод будет закончен в следующем,  1754  году,  что и означено  на

титульном листе  первого русского издания, вышедшего, однако, лишь  три  года

спустя.

     Ломоносов   рекомендует   перевод.    Шувалов,    фаворит    Елизаветы,

покровительствующий  просвещению,  заинтересован поэмой,  хочет видеть  ее

напечатанной. Однако и при поддержке "всесильного" - трехлетний разрыв между

ее завершением  и публикацией. За эти три года, прибегая к помощи все того же

Шувалова, Ломоносов  успевает открыть первый русский университет - в  Москве,

основать при нем  типографию, в которой первой отпечатанной книгой  и  станет

поэма Поупа.

     Что  же это за произведение,  издать  которое  так  трудно  и,  судя  по

заинтересованности  Ломоносова, так необходимо? И  кто  он,  этот  английский

поэт, сделавшийся  крамольным в глазах русской духовной цензуры?

     Александр  Поуп (1688-1744) - автор знаменитых поэм: "Виндзорский  лес",

"Похищение локона", "Опыт о человеке"... Это классика.

     И сам  Поуп классик, его имя неизменно - в ряду великих.  Иногда  вторым

среди английских поэтов - за Шекспиром.  По  крайней  мере  однажды  он  был

назван даже первым - выше Шекспира. Парадокс? Во всяком случае,  именно  как

таковой мы воспринимаем мнение, исходящее от романтика - от  Байрона,  но  в

пределах своей  эпохи это мнение не было таким  уж  исключительным:  авторитет

Поупа все еще  очень высок, и те, кто не приемлет новых романтических  вкусов

(как их не принимал, будучи романтиком, сам  Байрон),  обычно  апеллируют  к

нему. Однако очень скоро становится ясным,  что и этот  авторитет,  и вся

поэтическая традиция, за ним стоящая, уходят в прошлое.

     Образованный  англичанин, узнав,  что  готовится   новое  издание  Поупа,

скорее всего спросит, удалось ли сохранить в переводе  знаменитые  афоризмы.

Ими, запомнившимися со  школьной  скамьи,  да  рядом  классических  названий

присутствует Поуп в широком читательском сознании  своих  соотечественников.

Не то чтобы мысль  в афоризмах поражала  новизной,  но  выражена  она  как-то

особенно легко, с ненатужным разговорным остроумием, которое, по  одному  из

знаменитых  и  так  трудно  переводимых  речений  Поупа,  равнозначно  самой

природе, лишь слегка приодетой и выигрывающей от своего словесного наряда.

     А русский  читатель, что помнит он? 

                    Был этот мир глубокой тьмой  окутан.

                    Да будет свет! И вот явился  Ньютон. 

     Это  Поуп? Английская эпиграмма XVIII века  в переводе Маршака,  а  чтобы

выяснить авторство, нужно найти издание с комментарием и заглянуть  в  него.

Обычно же эпиграмма  печатается без имени автора, которое  мало  что  скажет,

быть может, лишь вызовет недоумение - кто такой  Поуп? Он же - Поп,  как  его

имя произносили  в  течение  двух  веков,  пока  совсем  недавно  не  решили

приблизить к английскому произношению и сделать более  благозвучным.  И  еще

иначе звучало это  имя в момент первого знакомства с ним в России -  господин

Попий или господин Попе. Но, как бы его ни называли, тогда - в XVIII веке  -

его хорошо знали  в России  и  во  всей  Европе.  Русский  перевод  "Опыта  о

человеке", выполненный  Николаем Поповским, выдержал пять  изданий,  одно  из

них - в ставке светлейшего  князя  Потемкина  в  Яссах.  А  кроме  того,  три

прозаических переложения, одно из которых (сделанное еще одним ломоносовским

учеником - Иваном Федоровским) до сих пор остается в рукописи, а два  других

были напечатаны в самом начале XIX века.

     Больше  отдельных  изданий  Поупа   по-русски  не  было.  Изредка   что-то

появлялось в составе  хрестоматий,  антологий,  в  авторских  сборниках  тех

поэтов,  кто  переводил  его:  Хераскова,  Озерова,  Дмитриева,   Карамзина,

Жуковского... Что  же произошло, почему писатель, имевший  и славу и  влияние,

сохранил только имя на страницах истории литературы?

     Отношение к Поупу - отношение к поэзии Века Разума. Высоко стоявшая  во

мнении современников - во всяком случае, значительно  выше  заслонившего  ее

впоследствии романа, - она не пережила своего времени. Суровый  приговор  ей

вынесли романтики. Мэтью Арнольд, поэт и критик, подвел итог,  сказав,  что,

по сути, великие  поэты предшествующего века были прозаиками. В их  творениях

не находили вдохновения, восторга, раскованности языка и  воображения.

     С началом  XX столетия начинается медленное   возрождение  "августинцев",

как называют в Англии тех, кто в первой половине XVIII века творили, взяв за

образец творчество Горация и Вергилия, римских поэтов эпохи Августа. Попытки

специалистов  вернуть  им  если  не  популярность,  то   интерес   читателей

наталкивались на стойкое предубеждение. Вкусы менялись,  подчас  становились

противоположными,  но   приговор,   произнесенный   "августинской   поэзии",

оставался не менее  суровым,  даже  если  теперь  ее  отказывались  принимать

совсем по другим соображениям, чем прежде. Теперь ее уличали, как, например,

еще один влиятельнейший поэт и  критик  -  Т.-С.  Элиот,  -  не  в  излишней

прозаичности, а в  нарочитой поэтичности, сквозь  которую  в  стих  не  могло

пробиться ни  живое  слово,  ни  живая  реальность.  Слишком  зависимыми  от

требований  и  условностей  хорошего  вкуса  были  ее   создатели,   слишком

дорожившими безупречностью формы, а среди них самым безупречным -  Александр

Поуп, снискавший славу  первого "правильного" английского  поэта.

     Для  своей эпохи и для "августинской" традиции он - истинный  поэт  и  в

каждой своей строке, и во всей творческой биографии, начавшейся так  рано  и

так блистательно.

     Поуп  любил  подчеркивать  свое   раннее   начало.   Не   каждому   его

свидетельству о  себе можно верить, ибо свою  судьбу  поэта  Поуп  откровенно

воспринимал как  явление художественное, законченное, а поэтому, как и  любое

свое произведение, неоднократно  правил,  редактировал.  В  зрелые  годы  он

займется изданием собственной  переписки,  печатные  варианты  очень  сильно

порой расходятся с  оригиналом.

     Он  любил подсказывать черты будущей  идеальной биографии. В двадцать  лет

он  посылает  в  письме  другу  "Оду  одиночеству",  якобы  созданную  им  в

двенадцатилетнем  возрасте. Трудно сказать, достоверен ли этот  факт,  но  он

очень удачен, ибо  одиночество, еще не омраченное трагическим  чувством, каким

оно  наполнится  у  романтиков,  предстает  как  поэтическое   уединение   -

состояние, сопутствующее  творчеству. Влечение  к  нему  -  знак  пробуждения

поэта. Вот отчего важно  указание  на  возраст,  поражающий  воображение.  В

первом  русском  переводе  С.  С.  Боброва  ("Беседующий  гражданин",   1789

{Библиография ранних  русских переводов А. Поупа  опубликована Ю. Д. Левиным  в

сб.: От классицизма  к романтизму. Из истории  международных  связей  русской

литературы. Л., 1970.}) название читается так: "Ода двенадцатилетнего  Попа".

     Однако  если Поуп и  творил  легенду,  то  имевшую  под  собой   реальное

основание: он рано поражал  окружающих своими способностями,  развившимися  в

сельском уединении, хотя и невдалеке от Лондона. Уединение  было вынужденным.

Отец Александра, состоятельный купец, торговавший  с Испанией и  Португалией,

во  время  одной  из  деловых   поездок   перешел   в   католичество.   Хотя

веротерпимость и  была не только знамением времени, но и  принятым  в  Англии

(1689)  государственным   законом,   исполнение   его   связывалось   многими

ограничениями. Особенно в отношении католиков, со стороны  которых  опасались

государственной  измены  -   поддержки   изгнанным   из   страны   Стюартам.

Католическое вероисповедание  закрывало  путь  к  государственной  службе,  в

обычную школу, в  университет.

     Образование  Поупа было преимущественно домашним. Дополнительным к  тому

поводом стала и  ранняя болезнь  -  туберкулез  позвоночника,  сделавший  его

инвалидом: маленьким  горбуном, вечно мерзнувшим даже в  жаркий день или возле

камина, кутающимся в плед, надевающим несколько пар  чулок, чтобы согреться и

одновременно скрыть невероятную худобу почти бесплотного тела. Только глаза,

смотрящие с портретов (никого, даже монархов,  не  писали  так  много!),  не

согласуются с тем, что  мы  знаем  о  человеке,  о  его  физической  немощи.

Прекрасные, мудрые глаза поэта, бывшего душой своего века,  -  Века  Разума,

века, отмеченного  культом дружбы, возведшего общение  в род искусства.

     В   дружеском  общении  рождались   многие  замыслы,  в   том   числе   и

произведения, принесшего первую славу - "Пасторалей".

     Как  часто великие писатели с усмешкой  вспоминают первые опыты! Поуп  же

и в конце жизни  признавал за "Пасторалями" не превзойденное  им  достоинство

стиха, гармонии или  того, что сам он будет называть "звуковым стилем". Звук,

поражающий мелодичностью,  красотой  и  одновременно  -  оттеняющий  ясность

смысла.

     Нам,  глядя на "Пасторали" из  XX  века  и  сквозь  русскую   поэтическую

традицию, внутри которой  этот жанр никогда не играл важной роли, а с  другой

стороны - остается недостаточно оцененным даже в том  значении,  которое  он

реально имел, - так вот, нам трудно понять пусть и быстро  проходящее,  но

отметившее  всю  европейскую  поэзию  увлечение  пасторальностью   в   XVIII

столетии. Это была условность, игра, не  ограниченная  одной  литературой  и

шире   -   искусством.   Памятны   пастушеские   игры   венценосных    особ: