Контрольная работа по "Философии"

Фридрих Энгельс пришел другим путем к тому же результату, что и Маркс. И они решили сообща разработать взгляды в противоположность  идеологическим взглядам немецкой философии, в сущности свести счеты с их прежней  философской совестью. Это намерение было осуществлено в форме критики послегегелевской философии. Был написан совместно с Энгельсом “Манифест Коммунистической партии” и опубликована Марксом “Речь о свободе торговли”. Решающие пункты наших воззрений были впервые научно изложены в его работе “Нищета философии” (в 1847 г.).

Издание “Neue Rheinische Zeitung” в 1848 и 1849 гг. и последовавшие затем события прервали экономические занятия Маркса.Он их возобновил только в 1850 г. в Лондоне. Огромный материал по истории политической экономии, собранный в Британском музее, то обстоятельство, что Лондон представляет собой удобный наблюдательный пункт для изучения буржуазного общества, наконец, новая стадия развития, в которую последнее, казалось, вступило с открытием калифорнийского и австралийского золота, – все это побудило Маркса приняться за изучение предмета с начала и критически переработать новый материал.

Работа в  “New-York Daily Tribune”, первой англо-американской газете, делало необходимым чрезвычайно частые перерывы в его научных занятиях. Однако статьи о выдающихся экономических событиях в Англии и на континенте составляли настолько значительную часть его работы для газеты, что Карл Маркс принужден был познакомиться с практическими деталями, лежащими за пределами собственно науки политической экономии.

Эти заметки должны лишь показать, что его взгляды, как  бы о них ни судили и как бы мало они ни согласовались с эгоистическими предрассудками господствующих классов, составляют результат добросовестных и долголетних исследований. А у входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование:

“Qui si convien lasciare ogni sospetto;

Ogni viltа convien che qui sia morta”*.

“Здесь нужно, чтоб душа была тверда;

Здесь страх не должен подавать совета”

(Данте. “Божественная комедия”).

Николай Бердяев "Человек и машина".

(Проблема социологии  и метафизики техники)

Путь. - Май 1933.- №38. - С. 3-38.

Автор осмысливает  феномен техники, машинизации, влияние  ее на человека, на его духовный мир. Он задается вопросом, не губительна ли техника для человека, а если так, то в состоянии ли он преодолеть ее.

Вопрос о технике стал вопросом о судьбе человека и судьбе культуры. Техника есть последняя любовь человека, и он готов изменить свой образ под влиянием предмета своей любви. Два отношения существуют у христиан к технике, и оба недостаточны. Большинство считает технику религиозно нейтральной и безразличной. Техника есть дело инженеров. Техника умножает блага жизни. Христианское же меньшинство переживает технику апокалиптически, испытывает ужас перед ее возрастающей мощью над человеческой жизнью, готово видеть в ней торжество духа антихриста, зверя, выходящего из бездны.

Техника значит и индустрия, и искусство. Техника значит фабриковать, создавать с искусством. Мы говорим не только о технике экономической, промышленной, военной, технике, связанной с передвижением и комфортом жизни, но и о технике мышления, стихосложения, живописи, танца, права, даже о технике духовной жизни, мистического пути. Шпенглер в своей новой небольшой книге «Der Mensch und die Technik» определяет технику как борьбу, а не орудие. Не может быть технических целей жизни, могут быть лишь технические средства, цели же жизни всегда лежат в другой области, в области духа. Одно из определений человека как homo faber - существо, изготовляющее орудие, которое так распространено в историях цивилизаций, уже свидетельствует о подмене целей жизни средствами жизни. Без техники невозможна культура, с нею связано самое возникновение культуры, и окончательная победа техники в культуре, вступление в техническую эпоху влечет культуру к гибели. В культуре всегда есть два элемента - элемент технический и элемент природно-органический. Возврат к природе есть вечный мотив в истории культуры, в нем чувствуется страх гибели культуры от власти техники, гибели целостной человеческой природы.

Можно установить три стадии в истории человечества - природно-органическую, культурную в собственном смысле и технически-машинную. Этому соответствует различное отношение духа к природе - погруженность духа в природу; выделение духа из природы и образование особой сферы духовности; активное овладение духом природы, господство над ней. Культура полна была символами, в ней было отображение неба в земных формах, даны были знаки иного мира в этом мире. Техника же чужда символики, она реалистична, она ничего не отображает, она создает новую действительность, в ней все присутствует тут. Она отрывает человека и от природы и от миров иных.

Основным является различие между организмом и организацией. Организм рождается из природной космической жизни, и он сам рождает. Организация же создается активностью человека, она творится, хотя творчество это и не есть высшая форма творчества. Механизм составляется с подчинением его определенной цели, но он не рождается с присущей ему целью. Организованный механизм в своей целесообразности зависит от организатора. Но в нем ость инерция, которая может действовать на организатора и даже порабощать его себе. Техника разрушает веру в вечный порядок природы. Новая природная действительность, перед которой ставит человека современная техника, совсем не есть продукт эволюции, а есть продукт изобретательности и творческой активности самого человека, не процесса органического, а процесса организационного. С этим связан смысл всей технической эпохи. Господство техники и машины есть прежде всего переход от органической жизни к организованной жизни, от растительности к конструктивности.

Трагедия в том, что  творение восстает против своего творца, более не повинуется ему. Дух человека не в силах овладеть созданной им техникой, справиться с раскованными, небывалыми энергиями. Техника заменяет органически-иррациональное организованно-рациональным. Человек сказал машине: ты мне нужна для облегчения моей жизни, для увеличения моей силы, машина же ответила человеку: а ты мне не нужен, я без тебя все буду делать, ты же можешь пропадать. Машина хочет, чтобы человек принял ее образ и подобие. Но человек есть образ и подобие Бога и не может стать образом и подобием машины, не перестав существовать. Самый дух, создавший технику и машину, не может быть технизирован и машинизирован без остатка, в нем всегда останется иррациональное начало - это есть титаническая борьба человека и технизируемой им природы. Сначала человек зависел от природы, и зависимость эта была растительно-животной. Но вот начинается новая зависимость человека от природы, от новой природы, технически-машинная зависимость.

Техника имеет космогоническое значение, через нее создается новый космос. Машина действительно не есть ни неорганическое, ни органическое тело. Появление этих новых тел связано с различием между органическим и организованным. В природе неорганической машин не существует, они существуют лишь в мире социальном. Эти организованные тела появляются не до человека, как тела неорганические, а после человека и через человека. Машина имеет огромное не только социологическое, но и космологическое значение, и она ставит с необычайной остротой проблему судьбы человека в обществе и космосе. Это есть проблема отношения человека к природе. Изнутри машина есть тема философии человеческого существования.

Разрыв духа со старой органической жизнью, механизация жизни производит впечатление конца духовности в  мире. Технизация духа, технизация разума может легко представиться гибелью духа и разума. Эсхатология христианская связывает преображение мира и земли с действием Духа Божия. Эсхатология техники ждет окончательного овладения миром и землей, окончательного господства над ними при помощи технических орудий. Смысл технической эпохи прежде всего в том, что она заканчивает теллурический период в истории человечества, когда человек определялся землей не в физическом только, но и в метафизическом смысле слова. В этом религиозный смысл техники. Техника дает человеку чувство планетарности земли. Но техника дает острое ощущение разрушения древнего космоса с землей в центре. Мощь техники продолжает дело раскрытия бесконечности пространств и миров, в которую брошена земля, но она дает человеку и чувство его собственной мощи, возможности овладения бесконечным миром, в ней есть титанизм человека.

Техника овладевает огромными  пространствами и огромными массами. Все делается мировым, все распространяется на всю человеческую массу в эпоху  господства техники. В этом ее социологический смысл. Техническая эпоха есть эпоха демократии и социализации, в ней все становится коллективным, в ней организуются коллективы, которые в старых культурах жили растительной, органической жизнью. Техника дает человеку чувство страшного могущества, и она есть порождение воли к могуществу и к экспансии. Массовая техническая организация жизни уничтожает всякую индивидуализацию, всякое своеобразие и оригинальность, все делается безлично-массовым, лишенным образа. Эпоха неслыханной власти техники над человеческой душой кончится, но кончится она не отрицанием техники, а подчинением ее духу.

Машина и техника наносят  страшные поражения душевной жизни  человека. Машина по природе своей  антигуманистична. Техника менее опасна для духа. Религиозный смысл современной техники именно в том, что она все ставит под знак духовного вопроса, а потому может привести и к одухотворению. Техника убийственно действует на душу, но она вместе с тем вызывает сильную реакцию духа. Во всем техника дает в руки человека страшную силу, которая может стать истребительной. Но когда человеку дается сила, которой он может управлять миром и может истребить значительную часть человечества и культуры, тогда все делается зависящим от духовного и нравственного состояния человека. Поэтому вопрос техники неизбежно делается духовным, религиозным вопросом. Силы духа требует техника прежде всего для того, чтобы человек не был ею порабощен и уничтожен. Невозможно допустить автономию техники, предоставить ей полную свободу действия, она должна быть подчинена духу и духовным ценностям жизни, как, впрочем, и все. Но человеческий дух решит эту задачу, если он не будет изолирован и не будет опираться лишь на себя, а соединится с Богом.

Религиозная жизнь в  техническо-машинную эпоху требует  более напряженной духовности, христианство делается более внутренним и духовным, более свободным от социальных внушений. Но в другом отношении техника овладевает временем и радикально меняет отношение ко времени. Технический актуализм в своем отношении к времени разрушает вечность и делает для человека все более трудным отношение к вечности.

Все болезни современной  цивилизации порождаются несоответствием  между душевной организацией человека, унаследованной от других времен, и  новой, технической, механической действительностью, от которой он никуда не может уйти. Это требование имеет тенденцию  превратить человека в машину. Личность во всем противоположна машине. Она  прежде всего есть единство в многообразии и целостность, она из себя полагает свою цель, она не согласна быть превращена в часть, в средство и орудие. И предстоит страшная борьба между личностью и технической цивилизацией, технизированным обществом, борьба человека и машины. Техника всегда безжалостна ко всему живому и существующему. Машинизм, торжествующий в капиталистической цивилизации, прежде всего извращает иерархию ценностей, и восстановление иерархии ценностей есть ограничение власти машинизма. Характер современной технической цивилизации и то, что она делает с человеком, невыносимо для человеческого сознания. Вечным является образ и подобие Божие в человеке, что и делает его личностью. Образ и подобие Божие в человеке, как в природном существе, раскрывается и утверждается в динамике. Но машинизм хотел бы заменить в человеке образ и подобие Божие образом и подобием машины. Машина создана человеком, и она может дать ему гордое сознание его достоинства и силы. Но эта гордость человека незаметно для него самого переходит в унижение человека.

Человек призван активно  овладеть стихийными силами природы, несущими ему смерть, и регулировать, упорядочивать  не только социальную, но и космическую жизнь. Н. Федоров верил в науку и технику, необычайно верил. У него нет обоготворения науки и техники, ибо он верил в Бога и Христа, но наука и техника для него величайшие орудия человека в победе над стихийными, иррациональными, смертоносными силами природы. Н. Федоров ставил во всей остроте религиозный вопрос об активности человека и о технике. Власть техники и машины связана с капитализмом, она родилась в недрах капиталистического строя, и машина была самым могущественным орудием развития капитализма. Коммунизм целиком принимает от капиталистической цивилизации этот  техницизм и создает настоящую религию машины, которой поклоняется как тотему. Бесспорно, если техника создала капитализм, то она же может способствовать преодолению капитализма и созданию иного, более справедливого социального строя. Она может стать могущественным орудием в решении социального вопроса. Не машина, а человек виновен в страшной власти машинизма, не машина обездушила человека, а сам человек обездушился. Машина может быть великим орудием в руках человека, в его победе над властью стихийной природы, но для этого человек должен быть духовным существом, свободным духом. В дегуманизации повинен сам человек, а не машина. Машинизм есть лишь проекция этой дегуманизации. Со стороны познавательной центральной становится проблема философской антропологии. Человек и машина, человек и организм, человек и космос - все проблемы философской и религиозной антропологии.

Бердяев рассматривает технику как освобождающее «дух человека» начало: «Секуляризация, как и машина, убивает не дух, а материю. Машинизация есть отрывание и выделение материальной тяжести из духа, облегчение духа… С вхождением машины в человеческую жизнь умерщвляется не дух, а плоть… Боязнь и страх машины есть материализм и слабость духа… Русское сознание должно отречься от славянофильского и народнического утопизма и мужественно перейти к сложному развитию и к машине». Бердяев говорит о поворотном значении техники в судьбе человека: «Вхождение машины» - это «величайшая революция, какую только знала история - кризис рода человеческого»; суть же кризиса в том, что машина «не только по видимости покоряет человеку природные стихии, но она покоряет и самого человека; она не только в чем-то освобождает, но и по-новому порабощает его». Появление машины оценивается Бердяевым как конец традиционного гуманизма и его ценностей: «Это новая страшная сила разлагает природные формы человека. Она подвергает человека процессу расчленения, разделения, в силу которого человек как бы перестает быть природным существом, каким он был ранее».