Патристика

  Акт творения мира Ориген тоже мыслит вне  времени (ибо нельзя представить  Бога не Всемогущим, не Творцом). Ориген возвращается к старинной идее множественности  миров. Но тогда души способны переселяться из одного мира в другой, и Ориген возрождает пифагорейско-платоническую  идею предсуществования душ (II 8). Душа представляет собой нечто среднее  между плотью и духом. Она способна приближаться к Богу и тогда становится умом, чистым духом, но может и отклониться  к материи, чистому небытию. Таково свойство свободы выбора, которой  наделены все разумные существа, и  свобода есть единственная причина  зла в мире. Зло же есть отпадение  от полноты бытия к небытию (II 8; III 1 сл.) — здесь Ориген предвосхищает  важнейший тезис неоплатоников. Соединение с материей — это наказание  для душ. Но, поскольку благо и  зло присущи твари лишь акцидентально (и в чувственном мире не может  быть субстанциального блага и зла), ни одно разумное существо (включая  и самого дьявола) не обречено на зло  и, в принципе способно возвыситься  к благу. Разумные существа образуют мировую иерархию, место в которой  зависит от степени нравственного  совершенства. Так Ориген в чисто  платоническом духе дает этике онтологическое обоснование. Конечная задача человека — спасение, "восстановление" и возвращение к Богу, что, по мысли  Оригена, неизбежно и для всего  мира. Таковы истины, которые разум  должен извлечь из Писания.

  Латинская патристика.

  Среди латинских авторов этого периода  выдается уроженец Карфагена Квинт  Септимий Флорент Тертуллиан (ок. 160 — после 220). Для латинской патристики он имеет такое же значение, какое  Ориген — для греческой.

  В противоположность  александрийцам, Тертуллиан представлял  радикальное "антигностическое" направление патристики, предпочитавшее выделять в христианстве чисто религиозный "полюс". Хотя по духу Тертуллиан близок к апологетам и ему не присущ системосозидательный пафос Оригена, он немало сделал для становления  догматики. С полным правом его можно  считать "отцом" латинской теологической  лексики. Кроме того, он первым заговорил  о преимущественном авторитете Римской  кафедры.

  Декларативный "соматизм" приводит Тертуллиана  к утверждению телесности всего  сущего — включая душу и Самого Бога. Вместе с тем, "тело" и "плоть" — вещи разные: дух отличается от плоти качественно иной телесностью. Учение о Триипостасном единстве Бога, развитое в трактате «Против  Праксея», во многом предвосхищает  позднейшие ортодоксальные формулировки (Тертуллиан настаивает на субстанциональном  единстве Троицы, которое отрицали Ориген и Арий), но все еще страдает субординационизмом. Теория познания Тертуллиана являет собою образец  стоического сенсуализма. Для психологии Тертуллиана особенно важен трактат  «О душе», где наряду с его собственными взглядами изложены мнения многочисленных античных авторов. Итак, теория Тертуллиана  интересна, необычна, но столь же неканонична, как и теория Оригена. Однако не в  отвлеченном теоретизировании заключено  подлинное значение этого мыслителя.

  Важная  особенность мировоззрения Тертуллиана  — демонстративная антифилософичность и антилогичность, открытость противоречиям, парадоксальность, призванная открыть  глубины веры. Если для Климента Александрийского весь мир был "Афинами", то Тертуллиан желал иметь перед  глазами только "Иерусалим", отделенный от "Афин" непреодолимой пропастью. Языческая философия — мать ересей, она несовместима с христианством. Познать Бога способна лишь сама душа, "христианка по природе". Бог выше всех законов, которые стремится навязать Ему философствующий разум; к Нему и Его действиям абсолютно неприложимы естественные человеческие вопросы "почему?" и "зачем?". Тертуллиан, как никто, глубоко проник в самую суть религиозности, обнажил последние основания личной веры. Несомненное влияние Тертуллиана испытали Августин, а также многие европейские мыслители последующих эпох (Паскаль, Кьеркегор, Лев Шестов). В этом смысле влияние Тертуллиана шире и глубже, чем влияние Оригена или любого другого отца церкви (за исключением Августина). Ориген, при всей личной и теоретической незаурядности, целиком пребывает в своей эпохе и своей синтетической культуре. Тертуллиан же, не имея ни малейшей склонности возводить здание культурного синтеза на основе философии, очертил пределы христианского мирочувствия, и по достоинству мог быть понят и оценен только с высоты другой эпохи.

  Другой  заметной фигурой среди североафриканских  писателей был христианский ритор  Арнобий (нач. IV в.), автор частью апологетического, частью полемического сочинения  «Против язычников». Арнобий представляет Бога вечным и (в отличие от Тертуллиана) бестелесным. В книге II трактата подробно разбирается природа души: она  телесна и сама по себе смертна, но с помощью благодати может  достичь бессмертия. Чувственное  восприятие — исходный пункт познания; идея Бога врождена душе — в этих тезисах Арнобий напоминает Тертуллиана. По задачам и исполнению трактат  Арнобия напоминает диалог «Октавий»  современника Тертуллиана Минуция  Феликса.

  Современником, а возможно и учеником Арнобия, был  Цецилий Фирмиан Лактанций (ум. ок. 317). Главный его труд «Божественные  установления» состоит из нескольких самостоятельных трактатов. Лактанций  предпринял едва ли не первую попытку  систематически описать основной круг христианских ценностей и подкрепить их основными достижениями античной культуры. Языческая мудрость сама по себе пуста и бесплодна, но многое в ней можно обратить на пользу христианства. Синтетический труд Лактанция  во многом суммировал характерные особенности  ранней латинской патристики с ее отчетливым апологетическим пафосом, ориентацией на римскую культуру (воспринятую сквозь призму гуманистически-стоических идеалов) и лишь спорадическим интересом  к отвлеченным теологическим  построениям. Среди латинских авторов  Лактанций, пожалуй, единственный, кто  симпатизировал гностическому и  герметическому учению.

  Наконец, среди латиноязычных авторов  этого периода следует упомянуть  римского пресвитера Новатиана (ум. ок. 258). Его обширный трактат «О Троице»  — первая большая специальная  работа по тринитарному вопросу на латинском языке. Испытав несомненное  влияние Тертуллиана, Новатиан в  свою очередь способствовал укреплению традиций высокой теологии на Западе и в этом смысле является предшественником Августина.

  Александрийцы и Тертуллиан придали мощный импульс  всему развитию христианской мысли, но заложили лишь фундамент будущего здания христианской догматики. Достроить  его смогли следующие поколения  христианских мыслителей.

Зрелая  патристика (IV-V вв.).

  В эту  эпоху христианство становится государственной  религией, а патристика достигает  наивысшего расцвета. Основные особенности  периода: подъем общего уровня теоретизирования; создание многочисленных универсальных  теологических систем на основе платонизма и неоплатонизма; сочетание философских  конструкций с проблематикой  догматических споров и окончательное  преодоление чрезмерно "логичного" представления о Боге. До Августина  несомненное первенство в области  теории принадлежит Востоку.

  Основная  догматическая коллизия IV в. — борьба с арианством, в которой Запад  принимал лишь весьма скромное участие. Учение александрийского пресвитера Ария (ум. 335) о неравносущности Ипостасей  Св. Троицы не представляло собой ничего нового на фоне теологических исканий II-III вв. Бог Ария — абсолютная монада; ее самодостаточность исключает  передачу Божественной сущности чему-либо еще. Следовательно, рассуждал Арий, Вторая и Третья Ипостаси неединосущны Первой. "Троица" для Ария —  понятие не онтологическое, а временное (ибо всякое рождение он в отличие  от Оригена представляет как временной  акт); таким образом, Ипостаси не совечны  и возникают одна за другой.

  Учение  Ария представляло собой донельзя огрубленный  и упрощенный оригенизм; само по себе оно поначалу казалось неопасным, а  к тому же было осуждено на I Вселенском соборе в Никее (325 г.). Тем не менее  повсеместное "богословское сочувствие" (10, с. 14), с которым оно встречалось  на Востоке, свидетельствовало о  глубоком влиянии рационалистических посылок Александрийской школы (и  прежде всего Оригена) — влиянии, от которого Восток освобождался долго  и трудно. А пока радикальные ариане, так называемые аномеи, возглавляемые  Аэтием и Эвномием, заявили, что знают  природу Бога так же хорошо, как  Бог знает Сам Себя.

  Именно  скрытый богословский оригенизм, служивший  идеологической основой арианства, и осознавался как главная  опасность наиболее авторитетными  представителями восточной патристики — Афанасием Александрийским  и Каппадокийцами.

Греческая патристика.

  Неоспоримое первенство в борьбе с арианством принадлежит Афанасию Александрийскому (ок. 293-373). Афанасий родился в христианской семье и получил хорошее образование; как секретарь епископа Александра Александрийского присутствовал на Никейском Соборе. В 326 г. Афанасий был  избран епископом вместо скончавшегося  Александра и пробыл в этом служении сорок семь лет. Жизнь Афанасия проходила  неспокойно, в постоянной борьбе с  арианствующими епископами, в постоянном изгнании. В Александрии он спокойно провел лишь последние годы жизни.

  Не  будучи систематиком, Афанасий излагал  свои творческие взгляды в многочисленных антиарианских сочинениях, главные  из которых: три «Речи против ариан», четыре «Послания к Серапиону», трактат  «О воплощении Бога-Слова». Тем не менее, высокая теология зрелой патристики многим ему обязана. Афанасий остро  чувствовал опасность эллинизации  и рационализации христианства, таившуюся  в оригенизме и арианстве. Особые усилия он приложил для возвышения самого статуса веры: вера превыше  знания. В тринитарном вопросе  Афанасий последовательно отстаивал  Никейскую формулу единодушия и  тщательно исследовал саму проблему происхождения Сына-Логоса.

  Троица  у Афанасия — нераздельное сущностное единство; она не делится на Творца и тварь, но вся целиком творящая. Логос вечно рождается из существа Бога, а не просто из Его воли, которая  в некий момент времени создает  чувственный мир. Таким образом, Вторая Ипостась есть субстанциальная  часть Троицы, но не тварный посредник  между Богом и миром: Отец и  Сын единосущны. Афанасий впервые  устранил субординационизм из тринитарного учения, но это последнее еще не приобрело у него завершенности. Основной миссией воплощенного Слова-Христа является спасение греховного человечества. Сотериология — важнейшая часть учения Афанасия. Однако в отличие от Оригена он рассматривает этот вопрос не отвлеченно-философски, а со всем живым трепетом истинного христианина, для которого спасение есть главный вопрос личного бытия.

  Классику  греческой патристики представляют Каппадокийцы (Каппадокия — область  на северо-востоке Малой Азии) —  Василий Великий, его друг Григорий Назианзин и младший брат Григорий Нисский, которые переосмыслили  и обогатили традицию Оригена. С  Каппадокийцами связан важнейший этап оформления христианской догматики, хотя вряд ли можно квалифицировать его  как "христианизацию греческой культуры" (11, с. 147). На долю трех великих христианских мыслителей выпала задача утверждения  Никейского Символа веры, ибо почти  весь Восток был арианским или  полуарианским. Лишь в 381 г. на II Вселенском соборе в Константинополе тринитарные  споры были в основном завершены  с принятием Никео-Константинопольского Символа в редакции Каппадокийцев.

  Глава Каппадокийцев Василий Великий (ок. 330-379) родился в Кесарии Каппадокийской в христианской семье. Образование  он получил в Афинах, где ок. 350 г. познакомился с Григорием Назианзином, а также с будущим императором  Юлианом. Крестился Василий только двадцати пяти лет от роду и много  путешествовал по Сирии и Египту для знакомства с тамошним монашеством. После этого он вернулся в родной город и там вместе с Григорием  Назианзином и несколькими друзьями образовал небольшую общину; члены  ее занимались изучением теологии, особенно Оригена.

  В 370 г. Василий был избран епископом  Кесарии и принял на себя бремя  борьбы с арианами.

  Теология  Василия изложена в главных его  трудах — «Против Эвномия», «О Святом Духе», «Шестоднев». Главная задача теологии — четкое оформление учения о единосущной триипостасной  Троице, где Третья Ипостась, Святой Дух, должна была занять подобающее равноправное место (хотя и Василий еще избегает именовать Святой Дух Богом). Можно  считать несомненным, что Василий  предложил нормативное употребление термина ουσια (который он понимал  как родовую сущность Трех Лиц), а  также термина υποστασις, ("ипостась", некое индивидуальное существование, тождественное Лицу Троицы — Письмо 38). Почти несомненно, что он многим обязан учению Плотина о трех высших "ипостасях" (Едином, Уме и Душе) и в ряде мест следует ему весьма близко (см. 12, с. 530 и сл.).

  Существо  Бога — выше познания, но о Боге можно  судить по Его творениям. «Шестоднев» (девять бесед) разъясняет сотворение и устроение мироздания — от первого  дня творения до появления человека. В этом труде Василий демонстрирует  богатейшую эрудицию, используя сочинения  многочисленных античных авторов, числовую символику; он показывает высокую осведомленность  в естественнонаучных областях, опирается  на «Тимея» Платона и «Физику» Аристотеля. С чрезвычайным искусством, можно сказать, с блеском, Василий  применяет аллегорический метод. Эти  достоинства сделали «Шестоднев»  одним из самых известных сочинений  Василия, образцом для целого ряда позднейших (в том числе средневековых) подражаний.

  В антропологии Василия человек выступает как "микрокосм", ради которого был  создан весь мир. Психология (учение о  частях души) весьма близко напоминает учение Платона. Грех рассматривается  как удаление от Бога, предпочтение материального духовному, а добродетель  отождествляется с платоническим  идеалом созерцания.