Душа-монада обладает
единством и целостностью, организуя
по этому принципу всю психическую
жизнь человека. Лейбниц описывал
ее как непрерывный процесс,
охватывающий сознательное и
бессознательное, все моменты
которого объединены между собой
таким образом, что новые элементы
входят в органическую связь
с предшествующими и изменяют
их. Используя достижения в области
математики, Лейбниц представлял
сознание не в виде суммы
элементов, а в виде интеграла.
Поскольку элементы психической
жизни различаются по степени
осознанности, Лейбниц выделил так
называемые малые перцепции, или
неосознаваемые восприятия. Интегрируясь,
эти «малые восприятия», переходят
на новый уровень психической
жизни, становясь осознанными.
Апперцепция, или осознание, становится
возможной благодаря вниманию
и памяти. Таким образом, величайшей
заслугой Лейбница в области
развития психологического знания
является разработка понятия
о бессознательном. Теория Лейбница
доказала, что психические процессы
протекают реально, безотносительно
к их осознаваемости субъектом.
Важное место в различных теориях
о структуре сознания заняло
в дальнейшем и введенное Лейбницем
понятие об апперцепции.
Лейбниц в своей
теории предпринял и попытку
показать динамику развития сознательной
жизни из бессознательной посредством
активности души. Согласно его
воззрениям, первоначально внимание
определяется силой впечатления
- апперцептируются те восприятия,
которые обладают достаточной
величиной, или несколько слабых
или средних восприятий, которые,
суммируясь, достигают необходимой
силы. Фактически Лейбниц высказал
идею, которая впоследствии получила
свое воплощение в теории статики
и динамики представлений Гербарта:
«...сильное представление, поражающее
и волнующее... происходит или
от величины, или от множества
предшествовавших восприятий. Ибо
сильное впечатление часто сразу
производит действие долгой привычки
или множества повторенных умеренных
восприятий». Доказав существование
бессознательных образов и показав
динамику соотношений между осознаваемым
и бессознательным, основное внимание
Лейбниц уделял именно ясно
осознаваемым идеям, с которыми
он связывал поведение человека.
Разделяя содержание
души по степени осознанности
знания, Лейбниц выделил в душе-монаде
три области - ясного, отчетливого
знания, смутного знания и бессознательного.
В своих воззрениях на проблемы
познания он стоял на позициях
рационализма. Как и все представители
этого направления, Лейбниц выделял
три ступени познания, или три
вида идей. Первая ступень - это
чувственное познание или понятия,
которые мы образуем на основе
данных наших органов чувств.
Таким образом человек получает
знание об отдельных качествах
предметов, таких, как цвет, звук,
запах, вкус и осязаемые качества.
Но данные наших органов чувств
не дают нам знания сущности
познаваемых качеств, и мы пользуемся
ими, «как слепой своей палкой».
Вторая ступень - это одновременно
чувственные и умопостигаемые
понятия, которые открывают связи
и отношения и строятся на
основе обобщений данных органов
чувств. Третья ступень - умопостигаемые
понятия или знания, которые выводятся
из разума и не нуждаются
в опоре на чувственное восприятие.
Это знание о всеобщем и
необходимом. Чувственное познание
Лейбниц трактовал как низшую
ступень и смутное знание, вторая
и третья ступени дают нам
идеи понятные и отчетливые. Он
не отрицал чувственного познания
как такового, но познание всеобщих
и необходимых истин связывал
именно с разумом. Лейбниц сравнивал
чувства с воздухом, который необходим
человеку для жизни, но жизнь
есть нечто иное, чем воздух. Так
и чувства доставляют материал
для размышления, хотя «размышление
требует еще иного, нежели чувственное».
Высшей ступенью
Лейбниц считал умопостигаемые
знания и идеи, которые содержатся
в области апперцепции. Они
открываются человеку путем рациональной
интуиции и являются самыми
достоверными, ясными и обобщенными. Развивая
идея Декарта о роли интуиции в процессе
познания, Лейбниц окончательно разделил
ее на два вида, говоря о сущностной и опытной
интуиции. Он также подчеркивал, что бессознательную
часть души можно познать только интуицией,
а не логическим мышлением, которое в этом
бессильно. Таким образом, частично была
введена та связь между интуицией и мистикой,
которая затем заняла доминирующее место
в отечественной психологии.
Направляя сущностную
интуицию на постижение внутреннего
мира души-монады, Лейбниц связывал
ее с постижением сути идей,
но не самого человека, последнее
отдавалось опытной интуиции. Так,
Лейбниц отрицал непосредственную
данность самотождественности «Я»,
что стало важнейшим положением
в психологии XX в., например в концепции
В.Джемса. Лейбниц писал, что для
того, чтобы убедиться в тождественности
двух его «Я» (например, в колыбели
и в университете), ему пришлось
вспомнить об отношении к нему
других. Таким образом, он пытался
перевести проблему осознания
своей духовной сущности из
поиска специфики содержания
самосознания во внешний план.
Этот подход
был связан с тем, что, замыкая
монаду в себе самой (ведь
у монады нет окон), Лейбниц
тем самым исключал социальное
бытие индивидов из процесса
сущностного, истинно интуитивного
познания. Социальное бытие исчезало
потому, что исчезал социальный,
личностный смысл вещей, который
появляется только в результате
анализа переживаний субъекта
по их поводу, по поводу значений
как знаков социального окружения.
Но именно это и является
смыслом собственно психологического
исследования, который выпадал, таким
образом, из предмета интуитивного
знания.
В своей теории
познания Лейбниц критиковал
как тезис Декарта о врожденных
идеях, так и представление
о душе как о «чистой доске»,
выдвинутое Локком. В полемике
со сторонниками эмпиризма, не
учитывавшими организационную роль
в психике человека высших
интеллектуальных форм, Лейбниц
внес коррективы в их известный
постулат, согласно которому «нет
ничего в разуме, чего не было
бы в ощущениях», дополнив его
словами «кроме самого интеллекта».
С другой стороны,
Лейбниц не признавал и существования
врожденных идей, а говорил о
врожденных принципах, склонностях
или предрасположениях как о
способности индивида к восприятию
истин, благодаря которой истины
с помощью внешнего опыта могут
быть извлечены из души. По
его мнению, мысли являются действиями
и врожденными быть не могут.
Поэтому истины и идеи даны
человеку как потенциальное знание,
подобно фигуре, которая уже заложена
в камне в виде прожилок
мрамора, до того, как скульптор
начнет высекать эту фигуру.
Обращаясь к
проблеме взаимосвязи души и
тела, Лейбниц подверг критике
взгляды Декарта о возможности
воздействия души на тело. Лейбниц
считал, что душа и тело совершенно
не зависят друг от друга
и функционируют по разным
законам, хотя и действуют так,
что создается впечатление их
взаимосвязи. Объясняется это
не законами природы, а божественной
мудростью. Она проявилась в
«предустановленной гармонии» между
психическим и физическим. Обе
сущности - душа и тело - совершают
свою работу автоматически, в
силу внутреннего устройства. Но
так как они запущены в движение
с величайшей точностью, складывается
впечатление их зависимости друг
от друга. Они подобны паре
часов, которые в любых условиях
неизменно показывают одно и
то же время, хотя и движутся
независимо. Впоследствии идея «предустановленной
гармонии» получила в психологии
название психофизический параллелизм.
Психологические
воззрения Лейбница стали важной
вехой в разработке многих
проблем психологии. В них постулировалась
активная природа психического,
непрерывно развивающегося от
одного уровня к другому; было
показано сложное соотношение
между сознанием и бессознательным
в динамике психической жизни;
поставлена проблема соотношения
интеллектуального и сенсорного
в человеческом опыте, зависимости
этого опыта от предваряющих
его задатков и перспектив
их реализации в реальных обстоятельствах,
с которыми сталкивает человека
жизнь.
НИЦШЕ
Вечное возвращение
Вечное возвращение
разбивает идеалистическую веру,
согласно которой развитие мира
покоится на плане провидцев,
стремящихся к тому, чтобы установить
господство Морали. «Длительность
существования без цели и без
смысла – вот наиболее парализующая
мысль особенно тогда, когда
человек понимает, что над ним
издеваются и все же не имеет
силы оградить себя от этого.
Продумаем эту мысль в самой
страшной форме: жизнь, как
она есть, без смысла, без цели,
но возвращающаяся неизбежно,
без заключительного «ничто»:
«вечное возвращение».[1] Ницше пытается
доказать учение о всеобщем
возвращении. Он видит в нем
необходимое последствие закона
сохранения энергии. Закон этот
заключается в том, что энергия
или сила вообще не возникает
и не уничтожается. Мировая энергия
не убывает и не увеличивается.
Она – навеки определенная, неизменная
и, значит, ограниченная величина.
Но раз мировая энергия –
величина количественно определенная,
то само количество ее проявлений
не может быть беспредельным.
Количество это может быть
огромным, но в бесконечном времени
все возможные комбинации должны
быть исчерпаны; следовательно,
в течение бесконечного времени
всякая из возможных комбинаций
должна повторяться; мало того,
она должна повторяться бесконечное
число раз. А так как в
каждый данный момент существования
мироздания бесконечное время
уже протекло, то, стало быть, все
возможные комбинации мировых
сил уже бесконечное число
раз повторялись и столь же
бесконечно будут повторяться.
Но так как между каждой
данной комбинацией и ближайшим
ее возвращением в будущем
должны пройти все вообще возможные
комбинации мировых сил, то
мировой процесс представляется
в виде круговорота, в котором
вечно возвращаются абсолютно
тождественные ряды событий. Ницше
подчеркивает ту мысль, что
его понимание мирового процесса
составляет необходимое последствие
атеистической точки зрения: если
над миром нет иной высшей
силы, направляющей его к цели,
если над ним нет божественного
произвола, то мировое движение
не может быть чем-либо иным
кроме процесса круговращения…
Прежде всего, для человека
всеобщее возвращение означает
своего рода бессмертие, вечную
жизнь. Но эта вечная жизнь
не в каком-то ином мире, а
именно в этом, в котором мы
находимся сейчас. Ницше справедливо
видит в этом бессмертии новое
испытание и новую муку. «Вечное
Возвращение – это не только
избирательная мысль, но и избирательное
бытие. Возвращается одно утверждение,
… только радость возвращается
назад. Все, что можно отрицать
и что может отрицать, - все
это отрицается в самом движении
Вечного Возвращения. (…)
Вечное Возвращение
есть повторение; именно повтор
производит отбор, именно повторение
приносит спасение. Изумительный
секрет освободительного и избирательного
повторения. Преобразование ценностей
обретает, таким образом, четвертый
и последний облик: оно подразумевает
и порождает сверхчеловека. Ибо
по сути своей человек существо
реактивное, он соединяет свои
силы с нигилизмом. Вечное Возвращение
отвергает и гонит прочь такого
человека».[2] То есть, по Ницше
мы должны жить так, как если
бы наша жизнь повторялась
вновь и вновь. Каждый момент мы должны
прожить так, чтобы нам хотелось прожить
его снова и снова, то есть переживать
его вечно. По сути, это действия, направленные
на моральное совершенствование человека.
Ницше выступает с призывом прожить наши
жизни полнокровно. И в этом утверждении
есть два момента, один из которых делает
идею Ницше в каком-то смысле бессмысленной.
Во-первых, мы справедливо задаемся вопросом,
а помним ли мы каждую из возвращающихся
жизней? Если, да, мы, безусловно, можем
в ней что-то изменить. А если нет, то нет
и смысла в вечном возвращении. Очевидно,
что Ницше хотел, чтобы эта идея стала
жизненным принципом, только тогда человек
может прийти к сверхчеловеку. Но этот
образ вечного возвращения не совсем ясен
нам, чтобы стать таковым.
Сверхчеловек
Нет ничего
более ошибочного при оценке
ницшеанской идеи «сверхчеловека»,
чем трактовать ее как основу
своеобразной эволюционной доктрины,
аналогичной доктрине Дарвина.
Наоборот, он полемизирует с ними.
Ницше противопоставляет дарвинизму
два соображения: низшие формы
не способны создать высшие
формы, и – еще более досадное
– в большей части одни лишь
слабые и посредственные люди
выигрывают в борьбе за жизнь.
Правила требуют того, чтобы сильные
личности с элитарными душами
погибали или терпели бедствие.
Нет никакой возможности проникнуться
идеей Ницше о сверхчеловеке,
если не признать доктрину
селекции, которая выступает гарантом
обязательного появления сверхчеловека;
в первую очередь, это воспитание
воли к власти самой по себе,
воспитание, предназначенное для
того, чтобы создать независимую
сущность, делом жизни которой
будет вечное возвращение.
Отбор по мысли
Ницше, - это не чисто биологический
процесс, направляемый природой,
и не диалектика истории, а
специальный метод обучения, направленный
на воспитание воли к власти
у компетентного меньшинства.
Селекция по Ницше ориентирована
на создание сверхчеловека, противостоя
идеалистическому одомашниванию,
ориентированному на создание
«низшего» человека. Одомашнивание
человека – это священническое
изобретение, техникой которого
является заглушение инстинктов
в сочетании с формированием
чувства вины и боязни греха.
Отбор, по Ницше, напротив, старается
облагородить инстинкты, а также
придать им смысловое значение.
Предлог «сверх» в слове «сверхчеловек»
подразумевает выражение наиболее
полного его значения: подчеркивается,
что сверхчеловек появится лишь
в результате преодоления самого
себя, где воля к власти человека
выполняет свое настоящее предназначение.
Заратустра объявляет об этом:
«Я учу вас познавать сверхчеловека.
Человек есть нечто, что должно
быть побеждено».[3] В этом случае
необходимо четко разграничить:
изменяется первым человек, а
не окружающий его мир, который
затем вынужден быстро приспосабливаться
к нему. Ницше утверждает это,
показывая, как человек, находящийся
в упадке, трансформируется в
сверхчеловека: «В человеке великое
то, что он – мост, а не цель;
что можно любить в человеке,
так это то, что он есть переход
и падение»;[4] и далее: «Я люблю
тех, кто не знает, как надо
жить, они – погибающие, потому
что переходят на ту сторону».[5]
«Сверхчеловек» есть нечто доселе
не бывшее, это надо твердо
помнить для ясного понимания
всей концепции Ницше: Заратустра,
а тем более сам Ницше, не
типы «сверхчеловека», но лишь
пророки и провозвестники его».[6]
Таким образом, мы можем сказать,
что учение о сверхчеловеке
очень глубоко. Сверхчеловек –
это не лучший человек, а
вообще нечто иное, вот почему
эту идею нельзя считать основой
для идеологии нацизма. Ницше
в этом понятии утверждает
основной принцип поведения человека:
каждый должен нести абсолютную ответственность
за свои действия, совершенные им в этом
мире. Каждый, будучи абсолютно свободным
должен сам создавать себе ценности.
Воля к власти
Это понятие
является главным в философии
Ницше. Он пришел к выводу, что
человечество движимо волей к
власти. Основополагающим импульсом
всех наших действия следует
признать только этот источник.
Этому понятию предназначалась
роль конструктивной идеи, с помощью
которой он намеревался заменить
все то, что до сих пор считалось
философией, и большинство из
того, что котировалось как наука.
Ницше истолковывает мир, исходя
из его философии воли к
власти. Власть Ницше понимал
как волю к власти, воля к
власти - сущность власти. Власть
– это не политический феномен
по Ницше. Ницше находит, что
там, где есть жизнь, всегда
также есть и воля к власти.
Понять что такое бытие, мы
можем лишь через жизнь и
волю к власти. Воля к власти
ищет то, что есть жизнь на
самом деле. Присущая жизни воля
к власти – это не воля
к жизни как просто жизни.
Бытие, которое есть воля к
власти, имеет под собой жизнь
как нечто, от чего следует
оказаться ради подлинного бытия.
Воля к власти – это жажда
свободы в тех, кто оказался
в рабстве, это стремлении господствовать
и превосходить других в тех,
кто является более сильным
и более свободным.
Несмотря на
формулы, в которых воля к
власти определяется не как
воля того или иного существа,
но как борьба, стремящаяся лишь
поддерживать самое себя, решающие
позиции Ницше определяются как
раз тем, что воля к власти,
хотя всегда однородна, но в
своем роде не единственна.
Оценки у Ницше всегда кажутся
неоднозначными: все зависит от
точки зрения, с которой они
осуществляются и получают свое
особое право. Сущность воли
к власти может составлять
как собственно власть, так и,
наоборот, слабость. Слабость в воле
к власти проявляется, например,
везде, где побудительной силой
выступает необходимость преодоления
опасности. Истинная же власть
как высокая ценность бытия,
будучи осуществляемой в мире,
может даже парадоксальным образом
отвергнуть путь прямого приумножения
власти. Ницше на собственном
опыте знает, что у подлинно
могущественных борьба идет как
против грубой власти, так и
против фактического превосходства
бессилия, и что парадоксальные
отношения власти и ценности
достигают в этом своей кульминации.
В действительности воля к
власти представляет собой свойство,
инвариантное для всех нас,
как слабых, так и сильных. Это
– не что иное, как присущее
всему роду живых существ свойство.
Что наиболее важно, оно не
является неким особым побуждением
наряду с другими, например
с половым влечением: и половой
инстинкт, и потребность утолить
голод, и любые другие возможные
стремления суть не что иное,
как формы или вариации воли
к власти. Таким образом, мы
вправе сказать, что воля к
власти является фундаментальной
движущей силой. Однако воля
к власти – это не то, чем
мы располагаем. А то, что мы
собой представляем на самом
деле. Не только мы суть воля
к власти, а и все вообще
в человеческом и животном
мире, в мире одушевленном и
материальном. Во всем мироздании
нет ничего более элементарного,
и вообще нет ничего иного,
чем это стремление и его
разновидности