Билингвизм

  3. Умение  переходить в высказываниях на  каждом из языков от поверхностной  структуры к глубинной и обратно  при выполнении параллельных действий на двух языках в процессе перевода. То есть в процессе перевода специалист должен отыскать скрытый смысл высказывания, найти его глубинную структуру при невозможности использовать аналогичную поверхностную структуру в языке перевода, а затем подыскать необходимую поверхностную структуру для выражения глубинной.

  4. Умение  «отходить, не удаляясь». Переводчик  стремится оставаться как можно  ближе к исходному смыслу, даже  когда ему требуется отойти  от оригинала, если применить  прямое соответствие невозможно.

  5. Умение  выбирать и правильно использовать  технические приемы перевода и преодолевать трудности, связанные с лексическими, фразеологическими, грамматическими и стилистическими особенностями исходного языка. Формированию такого умения способствует изучение этих приемов и трудностей перевода в рамках соответствующей частной теории перевода.

  6. Основные  переводческие умения сводятся  воедино в умение анализировать  текст оригинала, выявлять стандартные  и нестандартные переводческие  проблемы и выбирать способы  их решения, наиболее соответствующие  каждому конкретному акту перевода. Сюда же включается умение редактировать переводы (свои и чужие), находить и исправлять стилистические и семантические ошибки и погрешности, оценивать и доказательно критиковать предлагаемые варианты.

Рассматривая  особые умения лингвиста-переводчика, нельзя не отметить, что все они сопровождаются сложным мыслительным процессом, который также является специфической чертой, отличающей лингвиста-переводчика от двуязычного индивида.

Процессом перевода или переводом в узком смысле этого термина называются действия переводчика по созданию текста перевода (собственно перевод). Процесс перевода включает, по меньшей мере, два этапа:

- уяснение переводчиком  содержания оригинала и

- выбор варианта  перевода.

В результате этих этапов осуществляется переход от текста оригинала к тексту перевода. При этом действия переводчика часто интуитивны и переводчик подчас не осознает, чем он руководствовался при выборе того или иного варианта. Это, однако, не означает, что такой выбор полностью случаен или произволен. Он во многом определяется соотношением способов построения сообщений в иностранный язык и язык перевода. Теория перевода стремится выяснить, как происходит переход от оригинала к тексту перевода, какие закономерности лежат в основе действий переводчика.

Процесс перевода представляет собой сложное и  многостороннее явление. Так, он осуществляется по отношению к разнородным текстам  оригинала различной языковой и  предметной сложности, протекает под  воздействием многих факторов и в  различных условиях и т.д.

Отражая всю эту сложность, исследования процесса перевода очень разнородны и с трудом поддаются классификации.

Ещё одна важная особенность процесса перевода заключается  в том, что он не наблюдаем, т.к. реальные переводческие действия происходят в голове переводчика и недоступен для непосредственного наблюдения и исследования. Поэтому изучение процесса перевода производится косвенным путем при помощи разработки различных теоретических моделей, с большей или меньшей приближенностью описывающих процесс перевода в целом или какую-либо его сторону.

Таким образом, так как предметом данного  исследования является билингвальные  характеристики сознания переводчика  в процессе категоризации, есть смысл  более глубоко рассмотреть проблемы языковой интерференции.

1.3.Проблема языковой интерференции

Перевод – это  ситуация двуязычной коммуникации, в  основе которой лежит билингвизм, т.е. способность переводчика использовать в коммуникации два языка. Переводчик оказывается в ситуации коммуникации на одном из двух языков, также испытывает на себе воздействие системы другого языка. В его речи в большей или меньшей степени возникают факты интерференции. О явлении интерференции, т.е. воздействии системы одного языка на другой в условиях двуязычия, чаще всего вспоминают, когда речь идет об изучении иностранных языков или ошибках в переводе. Действительно, интерференция проявляется наиболее отчетливо при так называемом ассиметричном билингвизме, когда один из языков, как правило, доминирует над другим, изучаемым. Интерференция может затрагивать любой уровень взаимодействия языков, оказавшихся в контакте в языковой практике индивида. На фонетическом уровне можно обнаружить оглушение согласных, размытое нечеткое произнесение гласных. На интонационном уровне интерференция особенно отчетлива, она является первым признаком, отличающим иностранца от носителя языка. На лексическом уровне интерференция обусловлена несовпадениями в отношениях между означающими, означаемыми и знаками в разных языках. Часто можно наблюдать различия ассоциативных полей лексики, несовпадения лексической сочетаемости и многое другое. Интерференция подталкивает и к искажениям грамматических значений чужого языка. Интерференция является причиной неверного выбора синтаксических структур, порядка слов, ошибок в пунктуации и еще во многом другом. Подобные явления устраняются из речи на иностранном языке по мере того, как использование этого языка становиться все более и более привычным, т.е. когда ассиметрия билингвистической компетенции индивида выравнивается вплоть до идеального состоянии «совершенного» или «абсолютного» билингвизма.

Наиболее интересные и в то же время наиболее сложные  явления интерференции возникают  не на системном уровне, когда ассиметрия затрагивает те или иные формы  языковых систем, а на узуальном, когда в силу интерференции фонетически, лексически, грамматически и даже интонационно правильная речь на иностранном языке покрыта налетом чужого. В ней не оказывается того, что должно было быть в речи носителя, и, напротив, может возникнуть то, чего в речи носителя языка, скорее всего не было бы.  Перевод является особым случаем билингвизма не только потому, что переводчик осознанно избегает того, что неосознанно возникает в иных ситуациях билингвизма. Главная особенность перевода как случая двуязычной коммуникации в том, что перевод по своей сути всегда вторичен, перевод – это речевой акт, цель которого не создание, а воссоздание на другом языке уже существующего речевого произведения. Иначе говоря, если всякий раз, за исключением перевода, коммуникативный акт имеет идеальную основу, так как материализует в речи сообщение как некую идеальную сущность, то перевод имеет материальную основу, так как воспроизводит в речи посредством иной знаковой системы сообщение, уже получившее материальную оболочку.

Это существенное свойство перевода создает особую ситуацию: переводчик оказывается во власти не только двух систем языков, но и уже материализованного в знаках одного из этих языков сообщение. Именно это и вызывает такое явление, как переводческая интерференция [Гарбовский Н.К.,2007: 318].

1.3.1 Понятие «переводческой интерференции»

Определение перевода как одного из видов языковых контактов, как явления билингвизма представляет интерес еще и потому, что языковая коммуникация с переводом существенно  отличается от обычной ситуации билингвизма, когда двуязычный субъект попеременно, в зависимости от внешней среды, пользуется либо одним, любо другим языком. Перевод предполагает одновременную актуализацию обоих языков. Поэтому обычную ситуацию билингвизма можно определить как билингвизм статический, а перевод – как билингвизм динамический. При динамическом билингвизме в контакт вступают не только два языка, но и две культуры, а переводчик соответственно является местом контакта не только языков, но и двух культур.

Если говорить о переводе как о контакте культур и рассматривать в качестве контактирующих структур культуры как своеобразные исторически-конкретные формы человеческой жизнедеятельности в рамках определенных этнических, национальных и языковых общностей, то будет правомерным попытаться понять, до какой степени в переводе контактирующие культуры могут сохраняться нетронутыми и в какой мере они взаимно влияют друг на друга. Иначе говоря, можно попытаться распространить понятие интерференции на явление культурного взаимодействия и рассматривать случаи не только языковой, но и этноязыковой интерференции, проявляющейся при сопоставлении текстов оригиналов и переводов.

Переводчик  – это еще один индивид, он индивидуально, только в силу своего собственного, одному ему присущего мировосприятия расшифровывает то, что увидел, осмыслил, прочувствовал и затем описал автор оригинального текста. Увидев, осмыслив и прочувствовав это, переводчик пытается воссоздать виртуальный образ действительности: он не перерисовывает вновь фрагмент реальной действительности, описанный автором оригинала, он должен выразить иными средствами то, что уже получило свое выражение в оригинальном тексте. В результате такого воссоздания рождается еще одна картина, в которой реальность просматривается сквозь призму двойной субъективности мировосприятия, субъективности автора и переводчика. Но в этом процессе субъективного отражения реальности и автор оригинала, и переводчик оперирует знаками языков как общественно значимых форм отражения действительности, которые заключают в себе информацию о культуре всего языкового социума, а не конкретных создателей текстов оригинала и перевода.

Еще одна трудность  для переводчика: знаки языков, языка  оригинала и языка перевода, завораживают своей мнимой эквивалентностью, переводчик настораживается лишь тогда, когда эта межъязыковая эквивалентность вдруг прерывается, возникает единица, требующая длительных раздумий, или когда по завершении работы переводчик чувствует, что его правильный, «элементарно эквивалентный» перевод получился вялым, аморфным.

Возникает конфликт ассиметрии, конфликт парадигматики и синтагматики, столкновение индивидуальной культуры автора оригинального текста и обобщенной культуры, заключенной в единицах языка оригинала и довлеющей над сознанием переводчика, что вполне естественно, если учесть, что способность к обобщению -  это универсальное и важнейшее свойство языка, отличающее его от других семиотических систем.

1.4. Психологические особенности мышления на иностранном языке

Вопрос о  том, происходят ли какие-либо психологические изменения в мышлении человека тогда, когда он начинает пользоваться вместо родного иностранного языка, имеет очень большое как теоретическое, так и практическое значение. В теоретическом отношении данный вопрос тесно соприкасается с общим психологическим анализом мышления и речи, который не может еще считаться в настоящее время достаточно глубоким и всесторонним. В практическом же отношении данный вопрос тесно связан с вопросом о том, как надо обучать иностранном языку.

Беляев В.Б. в своем исследовании психологических особенностей мышления на иностранном языке «исходит из принципиального положения о том, что язык и мышление находятся в непосредственной связи друг с другом, образуя неразрывное единство» [Беляев Б.В., 1959: 39]. С этой точки зрения представляется чрезвычайно интересным и важным решение вопроса о том, остается ли мышление человека при пользовании иностранным языком таким же, каким оно бывает при пользовании родным языком, или же оно как-то видоизменяется.

По мнению Беляева В.Б., теоретическим обоснованием к постановке данного вопроса является следующее соображение. «Поскольку язык вообще связан с мышлением непосредственно, поскольку иностранный язык, в частности, должен быть также непосредственно связан с мышлением. Но так как система иностранного языка более или менее резко отличается по своим фонетическим, лексическим, грамматическим и стилистическим средствам выражения мысли от системы родного языка, то это отличие должно сопровождаться также и отличиями в области мышления. В противном случае иностранный язык не будет иметь специфических особенностей языка, т.е. не будет таким же средством общения и выражения мыслей, каким является родной язык» [Беляев Б.В., 1959: 39].

Также полагают, что только родной язык является орудием и средством общения людей друг с другом. Переносить положение о единстве языка и мышления с родного на иностранный язык не закономерно, потому что иностранный язык связывается с мышлением только опосредованно, т.е. через родной язык. Поэтому, перевод должен рассматриваться как «становой хребет» методики обучения иностранным языкам.

Существует  мнение, что если бы мышление на иностранном  языке было иным сравнительно с мышлением  на родном языке, тогда иностранная  речь была бы непереводима на родной язык. Перевода, однако, фактически осуществимы, и это доказывает, что средствами разных языков выражаются одни и те же мысли. Значит, мышление на иностранном языке ничем не отличается от мышления на родном языке. Значит, существует общечеловеческое мышление, а различными оказываются лишь его языковые оболочки. Учащиеся уже умеют мыслить, и все дело заключается в том, чтобы научить их пользоваться для выражения своих и для восприятия чужих мыслей иными языковыми средствами. Несмотря на распространенность этих суждений, они оказываются ошибочными.

Таким образом, «с диалектико-материалистической точки  зрения мышление представляет собой  явление вторичное по отношению к объективной действительности, которая есть явление первичное. Будучи вторичным, мышление лишь отражает действительность. Но эта действительность бывает далеко не тождественной у разных народов. Разные народы имеют разную историю, существуют в разных географических условиях и характеризуются наличием далеко не одинаковых материальных условий жизни. Научная философия приходит к выводу о том, что все понятия и все человеческое мышление происходят из опыта, из жизненной практики человека» [Беляев Б.В., 1959: 40].

 Признавая  принцип неразрывного единства  и непосредственной связи языка  и мышления, никак нельзя прийти  к выводу о том, что психологические  особенности мышления у всех  народов совершенно одинаковы.  Если у другого народа имеется иной язык, а язык непосредственно связан с мышлением, то, следовательно, и мышление в данном случае в какой-то мере иное. Этот вывод мог бы считаться схоластическим, если бы только он не подтверждался многочисленными факторами. Но прежде чем ссылаться на эти факты и рассматривать их, необходимо выяснить, что подразумевать под мышлением.