Искусство стихотворного перевода и прагматика достижения его адекватности

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Марта 2012 в 12:43, дипломная работа

Описание

Цель: выявить основные закономерности поэтического текста вообще, и в разных языках в частности, определить возможность достижения эквивалентности при переводе и адекватного прагматического воздействия на получателя переводного текста, особенности художественного стихотворного перевода.

Работа состоит из  7 файлов

введениею1.doc

— 33.00 Кб (Открыть документ, Скачать документ)

Список литературы.1.doc

— 34.50 Кб (Открыть документ, Скачать документ)

Заключение.1.doc

— 50.50 Кб (Открыть документ, Скачать документ)

Глава 2.11.doc

— 95.50 Кб (Скачать документ)

 

Frost

словарь

Сергеев

Кружков

Кашкин

Edge of the woods

край леса

лес

опушка

опушка

Hark!

слушай!

чу!

да как!

Слышу

Тише, сердце, внемли!

Bird

птица

пичуга

птица

птица

Dusk

1. сумерки

2. полумрак

3. сумрак

сумрак

сумрак

светло

Dark

темнота

тьма

мрак

темнота

весь мрак земли

Perch

1. насест

2. жердочка

ветка

ветка

ночлег

Light

1. свет, освещение

2. огонь

луч

отблески

закат

Breast

1. грудь

2. душа, сердце

грудь

изнутри

грудь

Pillared

поддерживаемый колоннами

колонный

колонны

-

Music

1. музыка

2. ноты

-

посвист

песнь

Lament

1. горестное стенание

2. жалоба

3. причитание

 

скорбь

печаль

-


 

В толковом словаре русского языка слово «опушка» объясняется как «край леса», однако при выборе данного соответствия теряется атмосфера, создаваемая строкой Фроста. В русском языке слово «опушка» не вызывает никаких негативных ассоциаций, к тому же оно созвучно словам с уменьшительно-ласкательными суффиксами. В то время как в строке Фроста большое значение уделяется слову «край», выделенному цезурой. При выборе слова «опушка» образ человека, стоящего на краю, подводящего итог жизни, не возникает. Также слово «лес» является символом в поэзии Фроста и ведет за собой ряд параллелей с другими его стихотворениями и «Божественной комедией», поэтому важно его сохранить. Сергеев опускает слово «edge», хотя потом компенсирует его добавлением «лесной провал». Кружков и Кашкин выбирая слово «опушка», которое не заставляет читателя насторожиться в предчувствии темы жизни и смерти.

Игривое междометие «hark!», взятое как будто из детского стихотворения или считалки, передается Кашкиным слишком высокопарно. «Тише, сердце, внемли!» звучит возвышенно, причем без всякой иронии, что не соответствует тону Фроста. У Кружкова «Слышу – песня дрозда!» звучит нейтрально, и удивление передается с помощью пунктуации, Сергеев передает удивления восклицанием «да как!».

Антитеза inside-outside проецируется на внутреннее состояние героя, поэтому особенно важно передать контраст между «dark» и «dusk». На наш взгляд, наиболее удачен вариант Сергеева «сумрак» - «мрак», эти два слова близки по звучанию, как и «dark» и «dusk» в оригинале, и из-за перехода ударения с корня не воспринимаются как однокоренные. Кружков выбирает эквивалент сумрак-темнота, а Кашкин значительно сгущает краски: «светло» - «весь мрак земли».

В слове «пичуга» Сергеев добавляет оттенок добродушного сочувствия по отношению к дрозду, Кашкин и Кружков сохраняют нейтральный вариант «птица».

Особую трудность составляет перевод словосочетания sleight of wing, образованного по аналогии с «sleight of hand», что означает «ловкость рук», «ловкий трюк», «уловка». О какой такой уловке говорит Фрост? Если толковать лес как la selva oscura Данте, то это уловка – попытка перед смертью изменить свою участь, to better the perch for the night – улучшить свой удел в загробной жизни. Кружков сохраняет слово «крыло», но использует его в другом контексте для усиление темноты леса– в лесу настолько темно, что птица не может даже разглядеть перья крыла. «Примащиваясь на ночлег» и «половчей усесться на ветке» передает состояние поиска, но звучит не так элегантно, как у Фроста. Последней уловкой птицы перед наступлением ночи становится ее песня.

Третья строфа в стихотворении Фроста построена так, что в ней, по мнению Иосифа Бродского, мы буквально слышим эту предзакатную песню дрозда (цезура после the last, после of the light, после of the sun), суть которой отсрочить окончательное наступление тьмы, продлить мгновение. Строфа в переводе Андреева также насыщена цезурами и включает в себя перенос строки на союзе «когда», создавая похожую страстную интонацию последней песни. Кружков не акцентирует внимание на песне дрозда, а добавляеет метафору «день потух за холмом» (хотя холма в исходном тексте не было) и сосредоточивается на свойстве лучей солнца («light») согревать. В переводе Кашкина находим вновь слишком высокопарное «яркий закат заронил», что противоречит сдержанному тону Фроста, у которого мы находим лишь строгое противопоставление lived-died, а также Кашкин вводит добавление «надо только поглубже вздохнуть». Возможно такое расхождение с текстом оригинала вызвано своеобразием интерпретации переводчиков, а может сыграло роль то, что переводя стихи «приходится выбирать между рифмой и разумом», как заметил Владимир Набоков.

Единственная (но очень четкая) метафора в стихотворении «pillared dark» передается у Сергеева дословно – «колонный мрак», по-русски не совсем понятно о чем речь. Деревья в темном лесу сравниваются у Фроста с колоннами собора, еще раз напоминая об основном мотиве стихотворения – теме жизни и смерти. У Кашкина «pillared» опущено, Кружков трансформирует «pillared dark» в «между мрачных колонн».

Для передачи значения продолжающейся песни дрозда Сергеев использует эллипсис «дрозд не иссяк», опуская слово «песня». Кружков находит в русском языке соответствие, обозначающее песню дрозда – посвист. Кашкин употребляет возвышенное «песнь».

«Lament» передано у Андреева как скорбь, образуя аллитерацию «скорбь и мрак». Вариант Кружкова «печаль» несет немного другой оттенок смысла, чем «lament». Кашкин интерпретирует темноту леса (=загробную жизнь) как «покой».

Последняя строфа особенно интересно своей игрой смысловых тонов. Строка “I would not come in” выражает оттенок сомнения, предположительности. (Сравним с I will not come in). Следующая строка звучит запальчиво и категорично, и могла бы быть декларацией самоуверенности и звучать как вызов, если бы не последующая «and I hadn’t been”, которая сводит всю дерзость заявления на нет. В переводе Кашкина последняя строфа звучит категорично («Нет, не войду я туда» «Даже если б позвали меня»), а добавление слова «еще» («А меня еще не зовут») вносит новый смысл, которого нет у Фроста. В переводе Кружкова в строке «Но никто не позвал» слышна интонация сожаления, когда у Фроста это простая констатация факта. На наш взгляд, контраст смысловых тонов наиболее удачно представлен в переводе Сергеева: «Не войду, даже если бы звали, А никто не звал».

Таким образом, перевод Андрея Сергеева, несмотря на некоторые неточности, представляется нам наиболее удачным: в нем сохранены ритмические и интонационные особенности стихотворения Фроста. На наш взгляд, переводчик смог передать сдержанный тон поэзии Фроста и найти адекватные средства для его выражения на русском языке. В переводе Григория Кружкова был изменен стихотворный размер подлинника и специфический ритм Фроста с разным количеством безударных слогов между ударными заменен правильным анапестом. Стихотворение звучит по-русски естественно, однако опущены некоторые смысловые акценты. Кашкин придал стихотворению несколько возвышенный тон, причем без всякой иронии, что не свойственно Фросту, и если перевести стихотворение обратно на английский язык, получится совершенно другое стихотворение.

 

67

 



ТИТУЛЬНИК1.doc

— 21.00 Кб (Открыть документ, Скачать документ)

Информация о работе Искусство стихотворного перевода и прагматика достижения его адекватности