Романтизм в изобразительном искусстве

Рисовать Эжен начал рано. Сначала он заполнял рисунками страницы ученических тетрадей и блокнотов, подражал карикатурам (см. с.т.) Карла Берне, офортам Гилерея, Гойи. В доме друга Феликса Гиймарде он увидел «Капричос» Гойи и увлекся их копированием. Десять лет спустя мрачная изысканность «Капричос» окрасит его иллюстрации к «Фаусту», а в «Охоте на львов» прозвучит отдаленное эхо «Тавромахии».

Желанию Эжена  стать художником родственники не противились, а, наоборот, усматривали в том наследие знаменитых краснодеревщиков. Сын бывшего члена революционного Конвента, Делакруа вырос в атмосфере художественных и политических салонов. В девятилетнем возрасте мальчик был отдан в Парижский лицей Людовика Великого. Он был хорошим учеником: прилежным, аккуратным и слегка... кокетливым, подобно всем мальчишкам, воспитанным матерями. Не мог терпеть неряшливых товарищей, как и позже не любил нарочитую небрежность, присущую его собратьям-художникам.

Эжен с друзьями часто ходил в Лувр, любовался шедеврами, восхищался Рубенсом и Тицианом. Но как только открывалась очередная выставка в Салоне, он забывал о музеях – современная живопись сильнее распаляла его воображение. Особенно волновала Эжена картина Гро «Поле битвы под Эйлау», где Наполеон был изображен с пухлым умиротворенным личиком богомолки. Такое видение Наполеона Гро навязал целому поколению. Однако сам Делакруа впоследствии спасует перед изображением легендарного императора и не закончит ни одной из посвященных ему картин.

Летние каникулы Эжен проводил в Нормандии, в аббатстве Вельмон у кузенов Батай. С книгой в руках он воображал себя то Сарданапалом, то Гамлетом.

После смерти матери Эжен жил у сестры. Все расходы  по опеке она тщательно подсчитывала. Вообще по отношению к деньгам у Делакруа сохранился какой-то надрыв из-за постоянных ссор в доме по этому поводу. Презирая их, он, безусловно, дорожил ими. Деньги делать он не умел, как и быть по-настоящему щедрым.

Лето 1815 г. Эжен провел в Буаксе, в домике, затерянном среди леса. В сырой заболоченной местности он подхватил малярию, а затем что-то вроде хронической ангины, перешедшей в тяжелый ларингит, который будет мучить его до конца жизни. Семнадцатилетний юноша, один среди лесной глухомани, испытывал приступы тоски. Впоследствии на одном из своих первых полотен, «Тассо в темнице», Делакруа изобразит себя в темной комнате в Буаксе. Отсюда и пойдет черный фон его картин.

В 1816 г. Эжен поступил в мастерскую прославленного художника Герена, где царил дух любезности и благодушия. Спустя несколько лет придворный живописец Гро попытался привлечь талантливого Делакруа в свою мастерскую. Хотя его художественное мастерство и захватило Эжена, но в ученики к нему он не пошел, так как к тому времени познакомился с художником Жерико. Именно он оказал большое влияние на молодого Делакруа, растопил его скованность, помог преодолеть каноны (см. с.т.) академической школы и стать самим собой. Техникой (см. с.т.) рисунка (см. с.т.) Делакруа значительно больше обязан Гро. Уже в картине «Сарданапал» (Приложение 6) молодой художник использует всю палитру его цветов — сочетание красного и зеленого, а, кроме того, блеск оружия и восточные ткани, которые он затем замечательно воспроизведет в «Алжирских женщинах» (Приложение 13).

Покровительство Жерико имело практические результаты. К нему поступило сразу 2 заказа. В этих фигурных композициях, написанных теплыми тонами, уже чувствовалась рука мастера. Тальма, по-видимому, щедро отблагодарил Делакруа, так как тот временно забыл о денежных затруднениях и мог жить самостоятельно. Он переехал от сестры в мастерскую на улицу Планш. Здесь живописец познакомился с неким Сулье, который ввел его в круг художников-англичан. Все они были молоды, красивы, с жаром говорили о свободе, отечестве, делились сердечными тайнами. Именно в это время Делакруа написал свой романтический автопортрет в одеянии Равенсвуда, возлюбленного героини Вальтера - Скотта.

Уехав в Турень, к брату Шарлю, Эжен опять столкнулся с деревенской скукой. Но прелесть сельской жизни откроется Эжену гораздо позже, в Ноане, благодаря Жорж Санд.

В 1822 г. в Лувре  на ежегодной выставке Салона двадцатичетырехлетний художник выставил картину «Данте и Вергилий» (Приложение 12). Микеланджеловская тема сильного и прекрасного, но трагически скованного человека, была раскрыта в этой картине по-новому, эмоционально, приподнято. Здесь цвет стал одним из главных средств эмоционального воздействия на зрителя. Картину Делакруа пронизывало предчувствие трагедии, захлестнувшее все первое поколение романтиков. Благомыслящая публика всполошилась: от этого полотна веяло отчаянием, следовательно, оно было опасным. Но одно стало несомненным – из учеников Делакруа перешел непосредственно в гении. Не разобравшись, критики возмущенно обрушились на живописное мастерство молодого художника, которое было не по возрасту зрелым. Поклонники Давида упрекали его в пренебрежении линией, трубадурам претила неизящность. Говорили, что Гро и Жерико привели в Салон смерть, а теперь какой-то мальчишка приоткрыл врата Ада, который оказался пострашнее холодного некрополя в глюковском Орфее. Однако картину юного Делакруа приобрело Министерство двора.

1822 г. принес  художнику славу и ясное осознание  своего предназначения. В этот год он начал вести свой «Дневник», состоявший из двух частей и включавший впечатления и размышления об искусстве, а также различные зарисовки и наброски (Приложение 15). С этого времени начался период наибольшей творческой активности художника, прошедший в работе над огромными полотнами, а также в попытках завоевать положение в обществе, которое, не любя и не понимая Делакруа, все же расточало ему похвалы. Его крупное произведение «Резня на Хиосе» (1824 г.) (Приложение 5) разделило зрителей на две половины. С большой силой художник передал в нем трагедию греческого народа на острове Хиос, где поработители-турки устроили кровавую резню. Тема борьбы против насилия и угнетения народов нашла отражение и в картине «Греция на развалинах Миссолони».

В 1825 г., после  поездки в Англию, Эжен увлекся  Байроном. Он создает картины на темы его произведений: «Казнь дожа Марино Фальери» (1826 г.) «Смерть Сарданапала» (1827 г.), (Приложение 6). Под кистью Делакруа оживают шекспировские образы. Познакомившись с «Фаустом» Гёте, он тут же создает к нему серию литографических иллюстраций. Художник также черпает темы из творений Данте, В. Скотта, Сервантеса, античной литературы. Только однажды он обратился к теме современной Франции, создав картину «Свобода, ведущая народ на баррикады» (1831 г., Лувр, Париж), (Приложение 4). К революции 1848 г. он отнесся отрицательно.

В 1832 г. во время  путешествия в Марокко дневник  Делакруа заполнился записями, многочисленными  акварелями. Он работал, не покладая рук. В рисунках с натуры – типы марокканцев, их костюмы, предметы быта, южные пейзажи, животные. Посетив Алжир, художник возвращался на родину через Испанию. Его богатейшие путевые впечатления нашли отражение в картинах «Еврейская свадьба в Марокко», «Львиная охота в Марокко», «Марокканец, седлающий коня», «Алжирские женщины» (Приложение 13) и др.

Но особенно раскрылся талант Делакруа в исторической живописи — «Битва при Пуатье» (1830 г.), «Битва при Нанси» (1831 г), «Взятие крестоносцами Константинополя» (Приложение 14).

Важнейший раздел в творчестве Делакруа составили  также декоративные росписи. В течение  трех десятилетий он выполнил большие заказы: оформил потолок Тронного зала Палаты депутатов, украсил ее библиотеку, а также библиотеку Люксембургского дворца плафонами с аллегориями литературы и искусства, создал роспись «Оплакивание Христа» в церкви Сент-Дени аю Сен Сакреман. Большие монументальные работы были выполнены художником в 1849 – 1850 гг.: Зал мира в Старой ратуше Парижа с росписями на тему «Труды Геркулеса — победителя и умиротворителя», плафон галереи Аполлона в Лувре, плафон «Архангел Гавриил, поражающий Демона» и стенные росписи «Изгнание Иллидора из храма», «Битва Иакова с ангелами» в парижской церкви Сен-Сюльпис. Все они – лучшие образцы европейской монументальной живописи XIX в.

Но, несмотря на многочисленные государственные заказы, публика по-прежнему не понимала художника. Он видел сам, как посетители хихикают, глядя на его картины, и сказал однажды: «Вот уже тридцать с лишним лет я отдаю себя на растерзание диким зверям». Однако на аукционе коллекционеры не боялись набавлять цену: «Убийство епископа Льежского» было продано за 4700 франков, за такую же сумму - «Шильонский узник», «Гамлет» - за 6300 франков. Когда три года спустя цена на «Марино Фальери» (1826, Лондон, собрание Уоллес), достигнет 12 тысяч франков, Делакруа вздохнет с облегчением: наконец-то он избавлен от разного рода унижений, к которым вынуждает безденежье.

В 1855 г. на Всемирной  выставке зал изящных искусств был  поделен между Делакруа и Энгром – давнишним его соперником. Конфликт достиг особого накала. На выставке было представлено 35 картин Делакруа – все лучшее, что он создал. На стороне Энгра – вся академическая школа. За Делакруа – лишь некоторые друзья и коллекционеры. Однако комиссия приняла решение в пользу Делакруа. Но безукоризненная порядочность не изменила Эжену: посетив выставку работ Энгра, он найдет в них массу достоинств и честно это признает.

Только с  победой Делакруа над Энгром пришло к нему истинное признание. В искусстве Энгр – воплощение мира безмолвия. Мир Делакруа волнуется и шумит: хлопают на ветру знамена, со звоном сталкиваются доспехи, ржут лошади и стонами сладострастия заглушаются предсмертные крики. Но художник предчувствовал, что слава, принесенная ему Всемирной выставкой, недолговечна. Подлинное признание и, как следствие его, деньги пришли к Делакруа лишь на закате жизни. Двор осыплет его милостями, орденская лента украсит его костюм, загородная резиденция Наполеона III, раскроет перед ним гостеприимные двери. Но этот двор покажется художнику состоящим из лакеев, обернутых в кружево.

Долгое время темой картин Делакруа будет смерть. Но не столько жестокость, сколько раздумья глядят с его картин. Ведь в жизни он был ярким, запоминающимся человеком. Широта образования, многогранность интересов резко выделяли его из круга других художников. Делакруа пользовался особым уважением не только среди живописцев, но и среди писателей, музыкантов, актеров. Пылкая, увлекающаяся натура, тонкий ум, благородный характер завоевали ему много друзей, в числе которых были Стендаль, Мериме, Бодлер, Жорж Санд, Шопен и многие др.

Дружба Делакруа с Жорж Санд и Шопеном — это  тема отдельного увлекательного рассказа. Одно время Делакруа питал к Жорж Санд что-то похожее на любовь, а может быть, и любовь, но дальше дружбы их взаимоотношения не зашли. Художник так и не сочетался законным браком ни с одной из женщин, которые любили его. В доме Шопена он познакомился с очаровательной женщиной, княгиней Чарторыйской, урожденной Марселиной Радзивилл, которой восхищался. И Жорж Санд и княгиня согрели его одиночество нежностью и музыкой. Но сердце Делакруа полностью принадлежало только его любимому другу Шопену. В Ноане художник написал портрет композитора, и незадолго до смерти передал его Лувру с надписью: «Милый Шопен».

В последние  годы жизни шкала ценностей Делакруа повернулась на 180 градусов: вместо кровавых расправ он рисовал цветы, животных, любимых и дорогих сердцу людей, вел размеренный образ жизни. Экономка Женни, строгая, властная, окружила его заботой, вниманием, следила за здоровьем и распоряжалась в доме как полновластная хозяйка. Он же подчинялся всем ее приказам и желаниям. Вместе с Женни он посещал Лувр, рассказывал ей о своих любимых картинах...

По настоянию Женни, художник переехал подальше от парижского шума, оперы и... госпожи де Фурже. Теперь он стал жить еще более уединенно, неделями не выходил из дома, здоровье его было сильно расстроено. Но чуть становилось лучше — и Делакруа хватался за кисть и мчался в Сен-Сюльпис работать над росписями. Он постепенно старел. Женни – тоже.

Зимой 1863 г. грипп, перешедший в ангину, надолго приковал Делакруа к постели. Почувствовав себя лучше, он составил завещание. Он доверял только Женни. «Обещайте, что одевать меня будете сами», – шептал он перед смертью, держа её за руку.

Художник умер 13 августа в 7 утра. Похоронили его на кладбище Пер-Лашез. А через 4 месяца появилось бодлеровское «Творчество и жизнь Делакруа» – прекраснейший из гимнов, которые когда-либо поэзия слагала в честь живописцев.

Делакруа ушел из жизни так же галантно, как  и жил, оставив всем, кого любил, с кем дружил, что-либо о себе на память. Его имущество было продано с торгов за неслыханную сумму – 360 тысяч франков. В папках Делакруа нашли около 6000 рисунков. Подобно Микеланджело, лучшее он утаил, раздаривая друзьям тщательно сделанные эскизы.

Остается сожалеть, что Делакруа не оставил после  себя учеников. Когда импрессионизм и новое искусство развеяли по ветру романтизм, только один Дега остался верен традициям великого романтика Делакруа.

Сравнительный анализ творчества (двух друзей: ученика и учителя).

Во Франции  и в Италии, где были сильны позиции  классицизма, собственно романтической живописи не было. Но Теодор Жерико исправил эту ситуацию, и решил по-другому. Он был первым, кто привнес в искусство романтизм и экспрессию. То есть что-то новое и необычное. Отодвинулся от привычных для глаз художников и общества в целом, классицистических правил и законов академической школы Давида.

Затем к Жерико присоединился, ещё тогда молодой, Делакруа. Намечалась некая коалиция... романтиков. В Италии Жерико вступил в общество карбонариев (см. словарь терминов) и теперь водил своего юного воспитанника на их таинственные сборища. Заговорщиков вдохновляло колдовское очарование образа Наполеона, ненависть к тупому и бесцветному режиму Реставрации. Приверженцы революции воспринимали Реставрацию как незаконную оккупацию (см. словарь терминов).

Познакомившись  с Жерико, Делакруа навеки стал его  учеником и поклонником. Именно Теодор Жерико возвысил Эжена Делакруа из обычного академиста в нечто большее: интересного, ни на кого не похожего индивидуума, личность. Худое, беспокойное лицо Делакруа и раньше привлекало Жерико – он уже написал один интересный его портрет: лицо ярко освещено снизу, будто склоненное над костром, – а тогда, в двадцатые годы, таким костром был сам Жерико: он растопил скованность Эжена, помог стать самим собой, благодаря ему, Эжен преодолел влияние академической школы и начал копировать в Лувре Рубенса, проклинаемого последователями Давида. Вслед за Жерико Делакруа не раз изображал негров. Их черные фигуры стали теперь не просто декоративной деталью композиции, как в XVIII веке, – они олицетворяли некую живительную силу, угнетенную, но таящую в себе зародыш будущей свободы. Именно негр поднимает флаг на плоту «Медузы».