Пределы антимонопольного правоприменения

Антимонопольная политика приводит в действие эксплуатацию общества и успешных бизнесменов со стороны групп особых интересов, на законных основаниях сдерживая конкуренцию и создавая стимул к получению от них тройной компенсации убытков (treble damage). То, что антимонопольная политика по сути своей порочна и противоречит интересам потребителей, никогда не признавалось официально. Не был отменен ни один антимонопольный закон. В наше время антимонопольная политика приобретает еще более значимую роль благодаря судебным процессам против компаний Wall-mart, Microsoft и предполагаемого слияния Staples и Office Depot.

Сторонники свободного рынка, как правило, обходят антимонопольную политику молчанием, охотно и привычно отказываясь от своего во всех прочих отношениях твердого убеждения, что свободный рынок обеспечивает наилучшее распределение ресурсов. Разумеется, подобная слепота касается не только антимонопольной политики. Рыночными принципами часто пренебрегают, когда это приносит политическую выгоду, о чем свидетельствует пропаганда в пользу таких средств перераспределения богатства, как субсидии производителям сельскохозяйственной продукции, финансовая поддержка крупных государственных научных проектов (таких, как Сверхпроводимый суперколлайдер), социальных программ, приносящих неожиданные выгоды будущим поколениям, и другие подачки и разновидности обеспечения всеобщего благосостояния.

В данной статье исследуется, каким образом антимонопольные законы препятствуют ходу динамичных рыночных процессов, посягают на права индивидов, осуществляют регулирование в интересах особых групп, а также рассматривается роль государства как коренной причины существования монополии. Складывается впечатление, что движущей силой антимонопольной политики является скорее стремление к достижению частных целей, чем желание сократить неподъемные расходы или повысить эффективность экономики. Исчисляемая десятилетиями история антимонопольного регулирования дает достаточно оснований считать, что оно не способствует повышению благосостояния потребителя, а, напротив, потворствует карьерным амбициям наблюдателей из Конгресса, а также фирмам, которые рассчитывают, что смогут помешать более удачливым конкурентам. Точно так же часто антимонопольное регулирование и применение антимонопольных законов ведут к повышению цены и сокращению выпуска продукции монополиста, разрушая незамеченные источники эффективности. На пороге нового столетия вера в то, что антимонопольные законы в первую очередь защищают потребителей, заслуживает дополнительного, критического и всестороннего рассмотрения в Конгрессе.

Введение. Парадокс реформы  государственного регулирования

Во время предвыборных кампаний 1994 и 1996 г. политические реформаторы обещали отказаться от эксцессов чрезмерного государственного регулирования. Несмотря на то, что широкомасштабной реформы, направленной на сворачивание неэффективного экологического регулирования и управления экологическими рисками, не произошло, понимание того, что нередко регулирование заходит слишком далеко, сохранилось. Несмотря на признание этого факта и пршествия двух десятков лет, начиная с момента существенного экономического дерегулирования транспорта, коммуникации и финансового сектора, антимонопольное регулирование так и не было в корне переосмыслено.

Антимонопольная политика претендует на то, чтобы защищать потребителей посредством контроля над рыночной властью. Принятый в 1890 г. Акт Шермана - основа современного антимонопольного законодательства - запрещает «любой контракт, объединение или тайный сговор, направленный на ограничение торговли» и предусматривает, что «каждый индивид, который станет монополистом или попытается стать монополистом, или заключит тайное монопольное соглашение, будет считаться виновным в уголовном преступлении». В соответствии с Актом Клейтона от 1914 г. была создана Федеральная торговая комиссия, а предложенный Актом Шермана «скелет» оброс плотью при помощи запрета на некоторые виды деятельности, в определенных условиях считавшиеся препятствующими конкуренции, например, поглощения и слияния, продажа в нагрузку (tying arrangements), соглашения об эксклюзивном дилерстве и объединенное управление (interlocking directorates).

Вопреки тому, что о неудачах государственного регулирования становится известно все шире, антимонопольная политика, нацеленная на защиту потребителей посредством контроля монопольной власти, по-прежнему служит практически неизменным образцом мотивированного общественным благом регулирования бизнеса, важным инструментом защиты потребителей от эксплуатации со стороны монополий. Более того, антимонопольная политика считается важным средством защиты системы свободного предпринимательства. Сенатор Шерман был республиканцем - членом партии, обычно ассоциирующейся с поддержкой рыночной экономики. Нобелевский лауреат Джордж Стиглер, которым восторгались широкие круги консерваторов, говорил, что закон «защищает интересы общества в том самом смысле, в котором я считаю отвечающими интересам общества владение частной собственностью, принуждение к выполнению контрактов и борьбу с преступностью. Мне нравится Акт Шермана» ^[1].

Добрая репутация антимонопольной политики не заслужена и вредна. Высокопоставленные политики из обеих партий, особенно те, кто верит, будто антимонопольная политика проводится на благо потребителей, должны пересмотреть свои привычные представления. Многие комментаторы обратили внимание на то, что громкие фразы об общественной значимости антимонопольной политики идут вразрез с ее реальной тенденцией подвергать наказанию полезную и эффективную деятельность. Сейчас немногие принимают на веру сообщения о реальных результатах антимонопольной политики. Ее сторонники по-прежнему думают, что последовательное применение принципов экономической теории и привлечение к работе лучших судей позволят повысить ее действенность. Вместо этого политикам нужно не просто усомниться в действенности антимонопольной политики, а принять во внимание мощные стимулы, порождаемые антимонопольным законодательством. Антимонопольная политика приводит в действие эксплуатацию общества и успешных бизнесменов со стороны групп особых интересов, на законных основаниях сдерживая конкуренцию и создавая стимул к получению от них тройной компенсации убытков (treble damage). Несмотря на то, что чиновники, в частности, представители администрации Рейгана, пытались серьезно перестроить антимонопольную политику, на официальном уровне ни разу не прозвучало признания, что она по сути своей порочна и противоречит интересам потребителей. Не был отменен ни один антимонопольный закон. Более того, администрация Буша предъявила коммерческим авиалиниям США знаменитый судебный иск за то, что они якобы использовали для установления цен свои частные компьютерные системы бронирования билетов, и вынудила авиалинии поделиться технологиями. В наше время антимонопольная политика приобретает еще более значимую роль благодаря судебным процессам против компаний Wall-mart, Microsoft и предполагаемого слияния Staples и Office Depot.

Сторонники свободного рынка, как правило, обходят антимонопольную политику молчанием, охотно и привычно отказываясь от своего во всех прочих отношениях твердого убеждения, что свободный рынок обеспечивает наилучшее распределение ресурсов. Разумеется, подобная слепота касается не только антимонопольной политики. Рыночными принципами часто пренебрегают, когда это приносит политическую выгоду, о чем свидетельствует пропаганда в пользу таких средств перераспределения богатства, как субсидии производителям сельскохозяйственной продукции, финансовая поддержка крупных государственных научных проектов (таких, как Сверхпроводимый суперколлайдер), социальных программ, приносящих неожиданные выгоды будущим поколениям, и другие подачки и разновидности обеспечения всеобщего благосостояния.

Однако сторонники рынка в большинстве своем признают антирыночный характер подобного перераспределения богатства, и если они не способны заявить о своем желании покончить с такими программами или радикально их сократить, то они должны, по крайней мере, прекратить неумеренно их хвалить. С другой стороны, антимонопольное законодательство заслужило почти безупречную репутацию образца ответственного, морального, доброжелательного государственного вмешательства. Практически ни один реформатор не заявляет о своем желании отменить антимонопольное регулировани: Дэвид Макинтош, один из известных сторонников дерегулирования в Конгрессе, сказал в интервью The Wall Street Journal: «Думаю, что я в итоге поддержку антимонопольную ю политику», хотя и настаивал на том, что «она должна быть четко очерчена» ^[2]. В рамках своей предвыборной кампании Боб Доул завил Си-СПЭН^[3], что одной из причин, по которой он восторгался президентом Теодором Рузвельтом, было то, что он «разрушил крупные корпорации и сделал многое, чтобы сосредоточить усилия партии на интересах людей, а не особых групп» ^[4]. При условии, что Доул понимает ключевое отличие лже-предпринимателей, которые приобретают свою монополию за счет благосклонности политиков или исключительных монопольных прав, а не выдающихся рыночных результатов, почему он приветствует насильственную ликвидацию добровольных деловых организаций - прямое манипулирование рынком со стороны политиков? Почему сторонник свободного рынка отождествляет размер фирмы с порочностью или с преследованием «особых интересов»?

К чести сенатора Доула, он был одним из немногочисленных членов законодательного органа, кто в 1995 г. защищал Майкрософт от притеснений со стороны Министерства юстиции, и кого привела в ярость идея, что государство должно «диктовать условия, на которых товар может быть поставлен на рынок и продан». «Ущипните меня» - воскликнул Доул, - «но я думал, что мы по-прежнему находимся в Америке» ^[5]. Эта принципиальная позиция резко контрастирует с опрометчивыми комментариями Доула по поводу Рузвельта.

Даже усилия, которые были недавно предприняты консервативными республиканцами по ликвидации Федеральной торговой комиссии (которая наряду с Министерством юстиции следит за выполнением требований антимонопольной политики), не отменили бы антимонопольные функции этой комиссии. С их точки зрения, исполнение этих функций просто было бы упрощено при помощи передачи их Министерству юстиции ^[6]. Проведение вредной политики с более высокой степенью эффективности - это не прогресс, а шаг назад. Очевидно, даже сторонникам капитализма нужно еще многое узнать о роли рынка в области защиты индивидуальных прав и защиты потребителей от эксплуатации. К сожалению, отказ консерваторов от проведения антимонопольной политики в ближайшей перспективе так же маловероятен, как выбор либералами политики свободного рынка. Ни один из политических лагерей не понимает сути капитализма, основанного на неограниченной свободе рынка. Реформаторы государственного регулирования до сих пор не могут понять, что по сути своей антиконкурентный характер и последствия антимонопольной политики подрывают основы законности антимонопольного регулирования в целом.

Антимонопольная политика сдерживает динамические рыночные процессы

Антимонопольное законодательство стремится привести реально существующие рынки в соответствие со стандартом, определяемым набором надуманных теоретических характеристик, которые предположительно описывают состояние «совершенной конкуренции». Эти характеристики включают: наличие множества покупателей и продавцов, полная информация, однородность продукции и неспособность кого-либо из отдельно взятых продавцов повлиять на цену товара в силу того, что у потребителей имеется много возможностей выбора. Такая ситуация не имеет ни малейшего сходства ни с реальным миром, ни с желательным положением дел, и неизбежно ведет к тому, что такая конкурентная и полезная деятельность, как агрессивный маркетинг и реклама, увеличение размера предприятия, энергичная ценовая конкуренция и стремление к победе, подлежит наказанию как преступная и противоречащая интересам потребителя. Десятилетиями антимонопольные законы подвергали наказанию индивидов за их якобы противоречащее конкуренции поведение, которое в последние годы стало все чаще признается полезным, и примером здесь служат вертикальные ценовые ограничения, налагаемые производителями на розничных торговцев для обеспечения качества дилерских услуг, оказываемых потребителям (путем пресечения предоставления скидок, не связанных с оказанием услуг).

Антимонопольная политика создает атмосферу, в которой очевидно преуспевающие становятся потенциальными преступниками, только потому, что они широко известны. Никто не может заранее сказать, что является антимонопольным правонарушеним: это почти полностью зависит от прихоти руководства Министерства юстиции и Федеральной торговой комиссии. Если компания устанавливает более высокие цены, чем кто-либо другой, ее могут обвинить в монополизме. Если цены у всех одинаковы, то фирмы можно обвинить в сговоре. Если установленные фирмой цены слишком низкие, это означает беспощадную конкуренцию и хищническое ценообразование. Как недавно обнаружили Сэм Уолтон, Билл Гейтс, компании IBM и Toys ’R’ Us, каждое знаменитое предприятие совершает формальное нарушение. В условиях неотступного преследования антимонопольными законами важной задачей бизнеса становится важным не привлекать внимание.

У многих есть впечатление, которое во многом придает антимонопольной политике жизненную силу, что подлинная конкуренция не может существовать там, где нет множества фирм. Органы, применяющие антимонопольное законодательство, считают конкуренцию некой количественной величиной, а не процессом, которым она в действительности является - «процессом, посредством которого производители поставляют свою продукцию на рынок без постороннего принуждения» ^[7]. Конкурентные рынки могут принимать многочисленные формы, и в существовании единственной фирмы нет ничего по своей сути противоречащего конкуренции. Конкуренция, как отметил экономист Йозеф Шумпетер, - это динамичный процесс «разрушительного созидания». По его мнению, для органов антимонопольного регулирования характерна ошибочная тенденция: основное внимание они уделяют тому, «каким образом капитализм управляет существующими структурами», тогда как «реальная проблема заключается в том, каким образом он их создает и разрушает» ^[8]. Нововведения постоянно подстегивают существующие предприятия, и ни одной фирме не гарантировано выживание.

Исторически сложилось так, что определенные виды деятельности считаются препятствующими конкуренции и наносящими вред потребителям. Однако в тех случаях, когда рынки рассматриваются с точки зрения процессов открытия, существует разумное оправдание ненасильственной деятельности, даже если бюрократы так и не смогли их найти. Альтернативные интерпретации некоторых запрещенных видов деятельности показывают, каким образом стремление их подавить на самом деле способствует неправомерному перераспределению богатства от одних производителей к другим или даже от потребителей к производителям. Реальное положение дел заключается в том, что многие виды деятельности, которые сторонники антимонопольного регулирования считают вредными, приносят пользу потребителям.

Рассмотрим кратко возможные аргументы в пользу эффективности трех следующих обычно осуждаемых видов деятельности ^[9]:

Слияния и поглощения. Компании, принявшие решение о слиянии, могут добиться эффективности и снизить общие издержки производства путем объединения ресурсов. Обычным возражением против крупных слияний служит то, что они приведут к повышению цен. Но если конкуренты искренне верят в то, что слияние приведет к повышению цены, маловероятно, чтобы они жаловались антимонопольным органам, поскольку они смогут увеличить продажи своей более дешевой продукции. Таким образом, слияния обладают встроенным индикатором эффективности: сопротивление со стороны конкурентов служит ярким признаком того, что слияние принесет пользу потребителям за счет снижения цен. К сожалению, антимонопольные меры во многом способствуют ослаблению конкуренции.