Лекции по "История исторической науки. Историография всеобщей истории"

    Вокруг  монографии Б.Ф. Поршнева «Народные  восстания перед Фрондой (1623–1648)» (М., 1948) развернулась дискуссия в  отечественной и зарубежной историографии. Б.Ф. П. указывал на дворянский характер французского абсолютизма и видел в его укреплении средство защиты дворян от народных выступлений. Его оппоненты С.Д. Сказкин и А. Д. Люблинская отмечали прогрессивную роль абсолютизма, его связь с буржуазным развитием страны. Спор шел и о характере Фронды, которую П. считал неудавшейся буржуазной революцией.

    Во  Франции оппонентом П. выступил проф. Сорбонны Р. Мунье. Он доказывал, что  франц. бурж. имела власть уже в  XVII в., а монархия Старого порядка не была феодальной. Он возражал против оценки народных выступлений как проявлений классовой борьбы. М. утверждал, что применительно к XVII в. нельзя говорить о классах и классовой борьбе, что эти понятия являются модернизацией истории и не могут объяснить всей сложности  структуры французского общества. Он выделял мелкие и разнородные слои – страты. Они различаются скорее по системе ценностей, нежели по экономическим признакам.

    На  основе материалов, хранившихся в  ИМЭЛ, изучались взгляды и деятельность французских социалистов конца XIX – начала XX в. Ж. Геда (Н.Д. Белкин) и Ж. Жореса (А.З. Манфред). Гед характеризовался как оппортунист и реформист.   Манфред преодолел одностороннюю оценку Жореса как реформиста, подчеркнув его роль в борьбе против милитаризма и войны. В докторской дисс. и опубликованной на ее основе монографии А.З. Манфреда «Внешняя политика Франции в 1871–1891 гг.» (М., 1952) детально освещены военно-политические и экономические предпосылки франко-русского союза. Большое внимание уделено разногласиям европейских политических партий по поводу колониальных проблем.

    Среди исследований советских германистов  следует отметить монографию С. Б. Канна  «Два восстания силезских ткачей « (М, 1948). В ней речь идет не только о социальных выступлениях подмастерьев  и рабочих, но изучен процесс длительного господства рассеянной мануфактуры и надомного труда в германской промышленности. В докторской дисс. и монографии А. С. Ерусалимского «Внешняя политика Германии в конце XIX в.» (1951) заметно преувеличена степень агрессивности кайзеровского режима.

    Под влиянием американской марксистской историографии (Дж. Ален, У. З. Фостер) в работах советских  историков А.И. Блинова, Р.Ф. Иванова  утвердилась трактовка Реконструкции 1865–1877 гг. как нисходящей фазы Второй американской революции.

    В советской историографии истории  международных отношений исследовались  противоречия на Балканах (И.С. Галкин), Дальнем Востоке (А.Л. Нарочницкий), в Европе  начала XX в. (Ф.И. Нотович). 

3. Западная  неопозитивистская историография (конец 1950-х – 1960-е гг.).

С конца 1950-х гг. развернулась НТР, которая  сопровождалась в 60-е гг. подъемом демократических  движений. Влиятельным идеологическим течением становится неолиберализм, соединявший  принцип индивидуализма с социал-реформизмом. На историческую мысль Запада заметное влияние оказали экономико-социологические теории модернизации, индустриального общества, конвергенции (Р. Арон, Р. Дарендорф, Д. Белл, З. Бжезинский). Эти теории разрабатывались как своего рода альтернатива марксистской концепции общественно-экономических формаций. Понятие «класс», считали авторы названных теорий, применимо к эпохе промышленной революции. В условиях НТР корректным является понятие «общественные структуры». «Классовой борьбе» противопоставлялись «социальный протест» и «социальный конфликт». Считалось, что в странах Запада утвердилось индустриальное общество, которое обеспечивает благосостояние всех слоев населения. Тем самым устраняется возможность появления острых социальных коллизий. В этой связи понятию «революция» предпочли эволюционистский термин «социальные изменения». Эти теоретико-социологические новации оказали влияние на историческую науку, усилив внимание к изучению структур и закономерностей. Идиографический подход, эмпиризм и презентизм оказывались непродуктивными методами познания

    Знаковым  стало появление в 1960 г. книги  американского экономиста и социолога  У. Ростоу «Стадии роста». О том, что эта монография была антитезой марксистской теории исторического процесса, свидетельствовал ее подзаголовок  – «Некоммунистический манифест». Выбрав в качестве критериев  общественного прогресса уровень технического развития и жизненный стандарт (в пересчете на душу населения), Ростоу выделил в мировой истории пять стадий: 1. традиционное (докапиталистическое) общество; 2. переходное общество (или «предварительные условия для старта»); 3. «старт», или эпоха промышленного переворота; 4. «зрелость», т. е. индустриальное общество (уровень инвестиций – 10-20% нац. дохода); 5. эра высокого массового потребления (в первую очередь это касается товаров длительного пользования). По расчетам Ростоу, США вступили в пятую стадию в 1920-х гг., страны З.Е. и Япония – в 1950-х гг., СССР достигнет пятой стадии в 1960-е гг.

    Ростоу  противопоставил марксистской теории общественно-экономических формаций и социальных революций концепцию модернизационных  реформ. Это согласовывалось с неопозитивистской методологией  социального познания.

    В русле  этих теоретико-методологических подходов можно рассматривать  исследования французского историка Ф. Броделя (1902–1985), преемника М. Блока и Л. Февра в школе «Анналов». В двух капитальных монографиях «Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II» (1947) и «Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV–XVIII вв.» (50–70-е гг.) Б. решал сверхзадачу создания глобальной истории. Можно восхититься его исторической эрудиции: в «Материальной цивилизации…» более 5700 ссылок на архивные материалы и литературу. В книге прослеживаются взаимосвязи географической среды, экономики, демографических процессов. Предметом анализа стала также политическая, военная история, история межд. отношений, история идей и искусства.

    Б. наделяет капитализм к моменту промышленного  переворота 800-летней биографией. В  течение восьми веков происходило  медленное накопление не только богатства, а прежде всего технических навыков, соответствующих способов мышления. Столь же медленно шли преобразования в отношениях между человеком и природой, рынком и капиталом, капиталом и государством. Развитие государств по этому пути шло неравномерно, обусловливая переход главенства от одного экономического региона к другому. Неравномерно шли изменения и в других сферах жизни общества. В этой связи Бродель выдвинул теорию социального времени разных скоростей (уровней). 1. На самом нижнем уровне, как в морских глубинах, время протекает настолько медленно, что кажется почти неподвижным. Этим «долгим» временем измеряются взаимоотношения общества и природы, сдвиги в способах мышления, в практических навыках. Долгое время насчитывает сотни, иногда тысячи лет. 2. Временные ритмы средней продолжительности составляют 10, 20, 50 лет. Этим временем измеряются экономические, социальные процессы, имеющие циклический характер (подобно приливам и отливам). К ним Б. относит кривые цен, ставки банковского процента, динамику производства, демографическую прогрессию. 3. Самый верхний уровень – короткое время. Им измеряются политические, дипломатические события, революции, войны, восстания, которые чередуются, как волны на море. Исследования Б. положили начало т. н. структурной истории.

      Научная деятельность крупнейшего  американского историка второй  половины XX в. А. Шлезингера-мл. (1917–2006) тесно связана с политикой. Он принимал активное участие в разработке программы Новых рубежей», являясь специальным помощником президента Д. Кеннеди. Ш., основываясь на тезисе о склонности человека к низменным инстинктам, утвержает, что бессмысленно стремиться к радикальному разрешению всех остроконфликтных общественных проблем. Следует постепенно двигаться по пути частичных реформ. При этом следует иметь в виду, что это движение не непрерывно: оно зависит от удачной или неудачной комбинации определенных факторов, от благоприятного или неблагоприятного стечения обстоятельств.   

       Под этим углом зрения история  США видится как циклическая смена периодов либеральных реформ и консервативной консолидации. Эта схема раскрывается в «Циклы американской истории». Так, джексонианская (Э Джексон) демократия положила конец консервативной «эре доброго согласия». «Прогрессистская эра» Т. Рузвельта и В. Вильсона наступила после полосы засилья трестов в экономике и общественной жизни, а «новый курс» Ф. Рузвельта пришел на смену более чем десятилетнему правлению республиканцев, выражавшему интересы «большого бизнеса». «Новые рубежи « Д. Кеннеди последовали за «годами бесплодного консерватизма президентства Д. Эйзенхауэра.

    Главным предметом научного интереса Шл. Был  «новый курс». Ему порсвящен капитальный  труд «Эра Рузвельта» (1957–1960). Реформы 30-х гг. – фаза в целой эпохе, берущей свое начало от «прогрессистской эры» начала XX в. Президентство Кеннеди – следующий этап либерального реформаторства. В монографии показана острота «великой депрессии», но главная проблема времени, считает Ш., состояла в приспособлении американского общества к новым условиям «укрупненного производства». Эта задача была решена посредством сотрудничества бизнеса и труда под эгидой государства как нейтральной силы, обеспечившей стабильность.

    Ш. оценивает Рузвельта как «великого  лидера», проницательного, действующего безошибочно политика. Д. Кеннеди рассматривается как прямой духовный наследник Ф. Рузвельта («Тысяча дней», 1965).  

    Тяготение к неопозитивистской эволюционистской интерпретации исторического процесса прослеживается и в изучении революций  Нового времени.

    С середины 1960-х гг. в западной историографии  Французской революции конца  XVIII в. формируется т. н. «ревизионистское» направление. Основатели этого наравления А. Коббен (Великобритания), Дж. Тейлор (США), Ф. Фюре, Д. Рише (Франция), Э. Шмитт (ФРГ), отвергая марксистскую концепцию революции, подвергли пересмотру ключевые положения классической либеральной историографии. В работах Ф. Фюре и Д. Рише «Революция» (1965), «Размышляя о Французской революции»  (1978) утверждалось, что Старый порядок умер до революции, а сама революция – метафизический монстр – лишь затруднила и замедлила капиталистическое развитие Франции. Двигателем общественного прогресса в XVIII в. являлось обуржуазившееся дворянство, но не народные низы. Крестьянское движение носило не антифеодальный, а антикапиталистический характер и потому было консервативным. Якобинская диктатура – не высший этап революции, а отступление от магистрального пути развития («революцию занесло на вираже»). Напротив, период от 9 термидора до 18 брюмера Фюре оценивает как возвращение к истокам, к нормальному ходу. «Ревизионисты» склонны говорить не об одной, а о трех революциях в 1989–1790-х гг.: революции элиты, крестьянской революции, санкюлотской революции. Прогрессивной была лишь первая революция.

    Для Коббена революция – миф, созданный на основе противоречивых, нередко взаимоисключающих событий, искусственно объединенных в одно целое, которое историки и стали называть ВФР. Фюре характеризует все народные выступления как бунт темных сил, вызванный голодом и слухами об аристократическом заговоре. Это скорее биологический подсознательный протест. Социальному протесту городских низов (санкюлотов) также дается психологическое объяснение. Третье сословие в целом взбунтовалось потому, что Люд. XVI был невротиком, не способным к решительным действиям.  Усвоенная им от рождения идея божественного происхождения королевской власти препятствовала любым переговорам с третьим сословием и не могла увенчаться каким-либо компромиссом. 

4. Новая научная  история (1970-е – 2000-е гг.).

В начале XX в. на фоне критики позитивизма отчетливо выявилось стремление дистанцироваться от методологии естественных наук и подчеркнуть своеобразия исторического познания (см. лекцию 10). В конце XX в. в условиях НТР противопоставление истории естествознанию сменилось убеждением в их принципиальной методологической общности. Усилилось взаимовлияние исторической науки, социологии, демографии, математики и информатики, лингвистики, социальной психологии, культурной антропологии других наук. На этой основе формируется «новая научная история», которая, в свою очередь распадается на новую экономическую историю, новую социальную историю, новую политическую историю, интеллектуальную историю, историю повседневности, историческую антропологию.

    Историки  стремились по возможности исключить из своих исследований моменты субъективизма. Они обратились к структурализму, разработанному французскими лингвистами и этнологами (К. Леви-Стросс и др.). «Бессознательными структурами», свободными от рефлексии, считались экономические отношения, система обычаев и традиций, мифы, верования. Продуктивным методом социального познания, заимствованным от естественных наук, признавалось построение типологической модели. Колоссально возросший объем фактического материала, распространение ЭВМ ускорило применение математических методов анализа массовых источников (клиометрия). Кривые цен, избирательная статистика, размеры собственности и доходов, библиотечные фонды, брачные контракты, записи актов гражданского состояния – все эти «серийные» источники служили материалом для составления базы данных. А затем строились модели исторических явлений, где недостающие звенья восстанавливаются с помощью логических связей и сопоставления сходных данных.