Самую значительную, вторую группу
статей Хартии составляют статьи,
направленные на пресечение злоупотреблений
королевского судебно-административного
аппарата. Это неудивительно, ибо
эти статьи отражают в основном
единодушные и наиболее однозначные
требования оппозиции; как в
стане крупных земельных собственников,
так и в массе более мелких
фригольдеров и горожан. Эти
статьи также расположены без
особой системы, а отсутствие
чёткого разделения судебного
и административного аппарата
короны ещё более затрудняет
их систематизацию. И всё же
можно попытаться выделить какие-то
подгруппы статей, наиболее сходных
внутри данной обширной группы
по направленности и содержанию.
Ряд статей, например, подтверждает
старинные «справедливые» обычаи
в области судопроизводства и
те порядки, которые утвердились
в этой области со врёмен
реформ Генриха II, войдя в фонд
общего права (18,19,20,22,32,38). Так,
ст.18,19 в целом подтверждают порядок
разбора некоторых специальных
видов судебных исков по гражданским
делам (ассиз) – о новом захвате,
о смерти предшественника и
др., установленный Генрихом II. Они
расследуются королевскими судьями
с участием четырёх рыцарей
от графства по месту нахождения
собственности. Специальное указание
на эти ассизы в Хартии отразило
борьбу среди крупных феодалов
за ренту, доходы, которая велась
методами «кулачного» права –
в форме захвата и увоза
движимого имущества соседа, усиливающегося
огораживания общинных земель
и т.п. Ст.20 закрепляет принцип
штрафования, нашедший отражение
ещё в хартии Генриха I, детализируя
и развивая его. Именно в
этой статье Хартии 1215г. единственный
раз упоминается крепостной крестьянин
– виллан. Однако это упоминание
вряд ли можно рассматривать
как отход от принципа «исключения
вилланства» и как закрепление
права виллана, аналогичного правам
перечисленных рядом с ним
категорий свободных. В известном
трактате английского юриста
Генри Брактона «О законах
и обычаях Англии»(XIIIв.) указывается,
что виллан не может иметь
никакого имущества, которое не
могло бы стать собственностью
лорда: господин может отнять
всё, когда ему будет угодно,
включая и плуговую запряжку
виллана. Отсюда можно заключить,
что обязательство короля о
нераспространении штрафа на
плуговую запряжку виллана в
ст.20 отражает лишь стремление
феодалов оградить своих вилланов
от вымогательств центральной
власти в интересах самих феодалов.
Без этого основного инвентаря
виллан не смог бы выполнять
повинности.
Статьи 18,19,20,38 кроме прочего, официально
закрепляют порядок расследования
гражданских и уголовных дел
с помощью присяжных в качестве
свидетелей или обвинителей. Следовательно,
этот институт, введённый Генрихом
II, прочно укоренился в английском
судебном процессе, равно как
и система судебных приказов(ст.36).
Вместе с тем изживший себя
«суд божий» с ордалиями и
судебным поединком ещё окончательно
не исчез из практики. Об этом
свидетельствует, правда косвенно,
содержание ст.38 и 54. Последняя статья,
на первый взгляд весьма странная, имела
целью сократить количество поединков,
происходящих по жалобе женщин и часто
имеющих неблагоприятный для обвиняемого
исход: женщины – истицы могли выставить
вместо себя на поединок любого рыцаря,
в то время, как обвиняемый вынужден был
драться самостоятельно.
Несколько статей (17,24,36,39,40,45) устанавливают
в декларативной, как правило,
форме принципы и гарантии
справедливого, бескорыстного, доступного
правосудия для всех свободных.
В ряде случаев намеченные
этими статьями меры идут дальше
реформ Генриха II. Так, по ст.17
суд Общих тяжб, находившийся
всегда при королевской курии
и перемещавшийся вместе с
ней во время военных походов,
теперь должен был постоянно
пребывать в одном определённом
месте (им стал Вестминстерский
дворец в Лондоне). Ст.24, несмотря
на свою краткость, очень многозначительная
по содержанию. Указывая на исключительность
юрисдикции короны по подсудным
ей делам, она подтверждает
высшую судебную компетенцию
короны, отстраняет королевских
чиновников от вмешательства
в судебное разбирательство. Ст36,40
обещают не превращать в дальнейшем
уголовное и всякое правосудие,
права и справедливости в предмет
торговли. Ст.45 настаивает на назначении
на посты только квалифицированных
и добросовестных судей и чиновников.
Статья 39 – вероятно, самая известная
статья Хартии 1215г., имеет особое
значение. Сформулированная также
весьма декларативно, она содержит
стилистические обороты, которые
приводят к спорам относительно
её содержания. Прежде всего, эта
статья относится только к
свободным людям, и, значит, в
эпоху Хартии она не могла
являться гарантией неприкосновенности
всякой личности, как это утверждают
некоторые буржуазные историки.
По мнению Д.М.Петрушевского весь
контекст ст.39, где устанавливается
обязательность сословного суда
пэров для наказания «свободного
человека», а также слова о
том, что король может «идти»
на этого человека, указывают
именно на крупного феодала
– барона (Очерки из истории
английского государства и общества
в средние века). Цель ст.39, по
мнению Е.В.Гутновой, заключалась
в том, чтобы изъять баронов
из-под действия обычных королевских
судов, поставив в особо привилегированное
положение.
Такое предположение имеет значительные
основания. Даже если мы будем
переводить «суд пэров» как
«суд равных себе», мы увидим,
что требование такого суда
содержится в Хартии в ст.21,52,56,57,59,
т.е. только там, где речь
идёт об интересах крупнейших
феодалов. Из контекста ст.52 и
55 складывается впечатление, что
именно 25 баронов, о которых подробно
говорится в ст.61, и должны выступить
в качестве «суда пэров» для
решения всех спорных вопросов
между королём и подданными.
Положения ст.39 Хартии, как и других «нематериальных»
её статей, могут трактоваться и в более
широком смысле. Видимо, ряд оснований
к спорам по поводу этой статьи даёт несовершенство
перевода. Между тем, конструкция статьи
в точном переводе выглядит следующим
образом: «Ни один свободный человек не
будет арестован, или заключён в тюрьму,
или лишён владения, или поставлен вне
закона, или изгнан, или любым способом
обездолен, и равным образом мы не пойдём
и не пошлём на него, кроме как по законному
приговору равных его (его пэров) или по
закону (праву) страны».
Такая конструкция позволяет
сделать следующие заключения.
Прежде всего, последняя часть
статьи, начиная со слов «кроме
как», вполне может относиться
не только к словам о посылке
сил, но и ко всем предшествующим
словам, а это значит, что все
перечисленные действия могут
быть совершены «по приговору
суда равных» или «по закону страны».
Само по себе требование «суда равных»
представляет собой право феодалов всех
рангов. Но если даже бароны предусмотрели
суд пэров только для себя, о чём свидетельствует
содержание некоторых других статей Хартии,
то в качестве альтернативы в статье присутствует
«закон страны». Скорее всего положение
о «законе страны» относится здесь не
к баронам, а к другим свободным людям,
в отношении же баронов действует «суд
пэров». Но даже в этом, наиболее вероятном
случае, содержание статьи позволяет вывести
её за рамки чисто «баронской». Что же
понимается в ст.39 под «законом страны»:
феодальный обычай или все нормы гражданского
и уголовного права, судопроизводства?
Этот вопрос также не получил единой трактовки
в литературе. На мой взгляд, более правильным
было бы перевести словосочетание Law of
the land как «право страны», что подтверждается
использованием этого же термина в таком
же смысле в ст.23,42 и особенно 45. Есть основания
считать, что во всех этих статьях имеется
ввиду не что иное, как «общее право», основанное
на обычаях», но уже включившее в свои
предписания законодательство королей
предшествующей эпохи.
Характерно, что ст.39, которую часто
относят к откровенно «баронским»,
«конституционным» статьям Хартии
(12,14,61), в отличие от них не
была исключена из текста при
переизданиях документа в XIII в.
Статьи 21 и 34 также заслуживают
особого внимания. Они находятся
в резком противоречии со всей
массой судебно-правовых статей,
имеющих в основном общее значение.
Ст.21 прямо изымает графов и
баронов из-под действия укоренившейся
со времён Генриха II судебной
процедуры с участием присяжных.
Вст.34 речь опять идёт о всяком
«свободном человеке», но, в отличие
от ст.39, содержание этого термина
споров не вызывает. Обладателями
судебной курии, о которой здесь
говорится, являлись крупные феодалы.
Статья, таким образом, ограничивает
вмешательство короны в дела
феодальных курий с помощью
одного из видов судебных приказов,
наиболее ненавистного феодалам.
Наконец, во второй группе статей
Хартии можно особо выделить
статьи, пресекающие злоупотребления
королевского административного
аппарата (чиновников) на местах(23,25,28,30,31).
Они весьма просты для понимания
и в основном подтверждают
старые обычаи, запрещая чиновникам
брать имущество без согласия
владельца и произвольно принуждать
свободных к определённым видам
работ.
В общем и целом статьи, касающиеся
деятельности судебно-административного
аппарата короны, главным образом,
на местах, были выгодны прежде
всего мелким и средним фригольдерам,
на долю которых приходилась
основная часть злоупотреблений.
Они были выгодны и баронам,
поскольку ограждали от злоупотреблений
чиновников их имущественные
и личные права. Однако в
этих статьях таилась и известная
опасность для стратегических, а
не сиюминутных интересов баронства.
Судебно-административные статьи
Хартии, в конечном счёте, способствовали
укреплению и совершенствованию
центрального и местного судебно-административого
аппарата, повышению его авторитета
в массе свободных, а значит
способствовали подрыву судебных
привилегий и политического влияния
феодальной верхушки. Сознавая невозможность,
а во многом и не желая
нанести значительный удар по
судебно-административной системе
в том виде, в каком она уже
укоренилась со времён Генриха
II, бароны попытались кое в
чём изъять себя из-под её
действия (ст.21 и отчасти 39). Более
того, в одном случае была сделана
попытка прямо ограничить вмешательство
королевской юрисдикции в их
судебные права (ст.34).
Последняя группа статей немногочисленна,
но именно она придаёт Великой
хартии особый исторический колорит.
Эти статьи иногда условно
называют «конституционными». О
них говорят, что они направлены
не только против злоупотреблений
короля и его аппарата, но претендуют
на установление новых политических
порядков, в частности, на ограничение
политической власти короны.
К «конституционным» статьям
Хартии чаще всего относят
ст.12,14,39 и 61 (Хрестомат. памятн.). Возможность
отнесения к этой группе ст.39,
как указывалось выше, весьма
проблематична. Остаются ст.12,14 и
61.
Наличие в документе этих статей
значительно усложняет оценку
Хартии. В литературе единая точка
зрения по этому вопросу достигнута
в следующем: 1) документ 1215г. следует
оценивать без его позднейших
модификаций; 2) Хартия – документ
чисто феодальный, в котором не
могли содержаться положения,
приписываемые ему историкам
различных направлений. В остальном
же оценки Хартии колеблются
от документа «феодальной реакции»
до «противоречивого документа»
(Петрушевский Д.М. Великая хартия
вольностей и конституционная
борьба в английском обществе
во 2-й половине 13в.1918г.).
Поскольку решающую роль во
всех оценках Хартии играет
отношение к ограничению королевской
власти, закреплённому в «конституционных»
статьях, для аргументированной
оценки Хартии необходимо ответить
на ряд вопросов. Во-первых, какова
мера такого ограничения; во-вторых,
в интересах каких классов
проведено такое ограничение,
и в-третьих, отражает ли такое
ограничение потребности общественного
прогресса. Иначе говоря, надо
ответить на вопрос, насколько
Хартия как документ, отразивший
конкретное соотношение социальных
политических сил, выросший из
политического конфликта и обладающий
силой правового воздействия,
своим влиянием на политические
порядки страны могла объективно
содействовать историческому развитию.
В любом случае, однако, оценка
Хартии будет иметь в известной
мере абстрактно-теоретический характер,
ибо Хартия 1215г. ввиду непродолжительности
своего юридического существования
не успела реально повлиять
на политические порядки в
стране.
Группа «конституционных» статей.
Ст.12 ограничивает фискальные права
короны в отношении взимания
щитовых денег и феодального
вспомоществования, особенно часто
и произвольно взимавшихся Иоанном.
Они должны теперь взиматься
только «по общему совету королевства».
Согласно ст.14 этот общий совет
состоит из самых крупных духовных
и светских феодалов и включает
только непосредственных вассалов
короля. Сравнение ст.12 со ст.32 Баронских
статей позволяет сделать вывод,
что в окончательной редакции
положения этой статьи значительно
изменили свой смысл и направленность.
В ст.32 Баронских статей выдвигается
идея общего совета королевства,
без указания состава, для сбора
«щитовых денег», феодального вспомоществования,
а также тальи и пособий
с городов, имеющих «относительно
этого вольности». Однако в окончательной
редакции ст.12 и 14 очевидна попытка
баронов закрепить ограничение
фискальных прав короны в своих,
чисто баронских, узко сословных
интересах. Традиционно существующий
при короле совет феодальной
знати, обладающий чисто совещательными
функциями, теперь по существу
наделяется решающим голосом
по финансовому вопросу. А между
тем «щитовые деньги», которые
бароны упомянули, и талья,
которую они опустили из окончательного
текста, до середины 13в. составляли
основные источники финансовых
поступлений в казну. В результате
здесь уже не просматривается
движение к сословно-представительной
монархии и юридическая форма её будущего
выражения, как в ст.32 Баронских статей.