Теория государства 19 века

неразрывном единстве, т. е. в  таком их состоянии, в каком  они  находятся  в

практической, эмпирической жизни. Лишь во взаимообусловленности  одной  роли

другой можно точно  распознать всю истину каждой из них.  Заведование  общими

делами   общества   и   выполнение    функций    механизма,    используемого

господствующим классом  для подавления своих  классовых  противников,—  вовсе

не  параллельно  совершающиеся  процессы:  у  них   есть   множество   точек

соприкосновения и пересечения. [32]

«Специфические  функции»,  возникающие   из   противоположности   между

государственной машиной  и народом, претворяются в жизнь  и  через  управление

общими  делами,  через  обще   социальную   деятельность   эксплуататорского

государства.  Не  бывает  в  классовом   обществе   классово   безразличного

функционирования государственности,  законодательства,  не  бывает  классово

нейтральных ролей  государства.  Этой  мыслью  проникнуты  все  произведения

Маркса и Энгельса, так  или  иначе  обращенные  к социально-политической  и

политико-юридической проблематике.

В   марксизме   классовая   борьба   выступает   одной   из   важнейших

закономерностей бытия общества,  расколотого  на  антагонистические  классы.

Ничто сколько-нибудь существенное в социальной жизни  такого  общества  (тем

более линия поведения  господствующего класса, природа  государства и права  и

т. п.) не может быть объяснено  и. понято  вне  контекста  классовой  борьбы.

[28]

В  значительной  мере  из-за  нее   аппарат   государства   оказывается

учреждением, легитимно осуществляющим целенаправленное насилие  в  обществе.

Выделение и акцентирование в природе государства  его  принуждающего  начала

закономерно  для  марксизма.  Изображение  государства  в  качестве   органа

институционализированного насилия «подсказывается»  Марксу  и Энгельсу  их

представлением об историк цивилизованного общества как процессе, в основном

«сотканном»  из  антагонизмов,  стимулируемом  борьбой   противоположностей,

наполненном стихией всяческих битв (внешних и внутренних) и проч.

В  «Манифесте  Коммунистической  партии»  подчеркнуто,  что  добившийся

своего политического  господства пролетариат  осуществит  (наряду  с  другими

мерами) деспотическое вмешательство  в право  собственности  и  в  буржуазные

производственные отношения, сосредоточит все  орудия  производства  в  руках

государства,   централизует   транспорт   и   кредит,   введет    одинаковую

обязательность труда  для всех и создаст  промышленные  армии  (милитаризация

труда  рисовалась  тогда  авторами  «Манифеста»  одним   из   способов   его

организации).  Пролетариат  «в   качестве   господствующего   класса   силой

упраздняет  старые  производственные  отношения».  Да  тех  пор   пока   все

производство не сосредоточится в  руках  «ассоциации  индивидов»,  публичная

власть  сохраняет  свой  политический  характер.  «Политическая   власть   в

собственном смысле слова  — это  организованное  насилие  одного  класса  для

подавления другого». [13]

«Насилие, — отмечает  Маркс,  —  является  повивальной  бабкой  всякого

старого  общества,  когда   оно   беременно   новым.   Само   насилие   есть

экономическая  потенция».  Политического  аспекта  насилия,   продуцируемого

государством,  касается  Энгельс.  Он  пишет:   «..государство   есть   лишь

преходящее  учреждение,  которым  приходится  пользоваться   в   борьбе,   в

революции,  чтобы  насильственно   подавить   своих   противников....   пока

пролетариат еще нуждается а государстве, он нуждается в нем не  в интересах

свободы, а в интересах  подавления  своих  противников,  а  когда  становится

возможным говорить  о свободе,  тогда государство как таковое перестает

существовать». [9] Это высказывание Энгельса Ленин считает «одним  из  самых

замечательных, если не самым  замечательным рассуждением в сочинениях  Маркса

и Энгельса по  вопросу  о  государстве».  Из  слов  Энгельса  вытекает,  что

государство,  которое  пролетариат  использует   в   целях   насильственного

подавления противников  рабочего класса, не  признает  свободу  для  них.  Но

обеспечивает  ли  оно   (в   состоянии   ли   обеспечить)   свободу   самому

пролетариату? Ведь давно  и хорошо известно непреложное правило: всякий  раз,

когда под вопрос ставится та или другая свобода (не говоря  уже  об  изъятии

из  сферы  свободы,  насильственном   подавлении   определенной   социальной

группы), ставится под вопрос и свобода вообще. И об этом писал  не кто  иной,

как Маркс.

Помимо карательно-репрессивной функции государства  Маркс  и  Энгельс

выявили и иные социальные свойства, иные (напрямую не связанные  с  насилием)

способы    жизнедеятельности.    Однако    в    идеологии     революционного

социалистического  движения  почти  вся  совокупность  воззрений  Маркса   и

Энгельса на природу государства  была  сведена  к  формуле:  «государство  —

организация для систематического насилия одного  класса  над  другим  (одной

части населения над другой)».

Помимо  социально-классовых  и  собственно   внутри   научных   причин,

побуждавших Маркса и Энгельса заниматься вопросом о будущем государства и

права, имелся еще один момент  —  идеологический,  требовавший  пристального

внимания к данному  вопросу.  Существенным  компонентом  идейно-политической

жизни 40—90-х гг. XIX в. являлись всевозможные проекты устройства  власти  в

свободном  от  эксплуататорских  порядков  мире,  выдвинутые  теоретика   ми

утопического социализма, анархизма и т. п.  По  этим  проектам  общественное

мнение  судило  о  намерениях  коммунистов;  в  немалой  степени  через  них

определялось отношение  к коммунистическому движению. Такое  положение  вещей

придавало Марксу и  Энгельсу  дополнительный  импульс  обрисовать  вероятное

состояние публичной власти в условиях предвозвещенной  ими  коммунистической

формации.

Маркс и Энгельс показали, что публичная власть есть функция  управления

обществом.  Она  реализует   сознательно   осуществляемое   централизованное

согласование индивидуальных поведений и придает всей этой бесконечной  массе

действий  ориентацию,  целесообразную   для   данной   социальной   системы.

Специфические орудия и способы  публичного властвования меняются от  эпохи  к

эпохе,  будучи   детерминированы   различными   комплексами   господствующих

производственных  отношений,  разными   типами   социокультуры   и   т.   д.

Непреходящей остается потребность  любого общества в публичной  власти.  Свое

понимание  судеб  власти  при  коммунизме   Маркс   и   Энгельс   развивают,

отправляясь от этих позиций.

В  «Манифесте  Коммунистической  партия» указывается:  «Когда  в ходе

развития исчезнут классовые  различия и все производство  сосредоточится  в

руках  ассоциации  индивидов,   тогда   публичная   власть   потеряет   свой

политический характер». [13] Трудно  выразительнее  и  однозначнее  изложить

мысль о «продолжении»  публичной власти в том обществе, где будут  преодолены

«классовые различия и  все производство  сосредоточится  в  руках  ассоциации

индивидов». Маркс и Энгельс  не ограничиваются здесь  формулированием  только

этой мысли. Они предсказывают  неизбежность  изменения  характера  публичной

власти в будущем обществе (утраты ею черт политической власти),  Описываются

также условия и время,  при  которых  закономерно  произойдет  окончательное

сбрасывание с публичной  власти ее политических покровов.

Перемены, которые предстоят  публичной  власти,  Маркс  прямо  ставит  в

зависимость от развития коммунистической формации в  целом.  В  исторической

эпохе, которую откроет  акт ниспровержения классового  господства  буржуазии,

Маркс различает три периода; 1) переход  от  капитализма  к  первой  ступени

коммунистического  общества  —   социализму;   2)   первую   (низшую)   фазу

коммунистического общества; 3) высшую фазу коммунизма. В политическом  плане

переход от капитализма к  социализму специфичен тем, что государство  данного

периода должно быть орудием  диктатуры пролетариата, его социальной власти  и

решать   задачи,   обусловливаемые   продолжающейся    классовой    борьбой,

сопротивлением  свергнутых  классов,  искоренением  частной   собственности,

строительством социалистического  общества. [19]

Продолжая   такой   ход   Марксовых   мыслей,    Энгельс    формулирует

принципиальную позицию  Маркса и свою по вопросу о происхождении  и  отмирании

государства:  «Итак,  государство  существует  не  извечно.  Выли  общества,

которые обходились без него,  которые  понятия  не  имели  о  государстве  и

государственной власти. На  определенной  ступени  экономического  развития,

которая необходимо была связана  с расколок общества на  классы,  государство

стало в силу этого раскола  необходимостью. Мы приближаемся  теперь  быстрыми

шагами к такой ступени  развития производства, на которой  существование  этих

классов не  только  перестало  быть  необходимостью,  но  становится  прямой

помехой производству. Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно  они  в

прошлом возникли. С исчезновением классов исчезнет  неизбежно государство.

Общество, которое по-новому организует производство на  основе  свободной  и

равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину  туда,

где ей будет тогда настоящее  место: в музей древностей, рядом  с прялкой и  с

бронзовым топором». [13] Сегодня  эти выводы и прогнозы далеко не во  всем  и

далеко не всем кажутся  реалистичными.

Коммунизм, полагали Маркс  и Энгельс, явит  собой  высокоорганизованный,

гармоничный и планомерно развивающийся «союз свободных  людей».  Как  никакой

другой строй до него, он будет нуждаться  в  едином  и научно  обоснованном

руководстве  важнейшими  аспектами общественной   жизни.   Орудием   такого

руководства,  средством  упорядочения  и   оптимизации   данной   социальной

структуры выступит публичная  власть,  которая  получит  должное  предметно-

материальное   и    организационно-техническое    воплощение    в    системе

соответствующих учреждений, связей и процедур.

Правда, остается неясным, как  конкретно удастся, по Марксу и  Энгельсу,

избежать пришествия «казарменного  коммунизма»,  если  пролетарии  уничтожат

мир частной собственности, если в ходе коммунистической революции  те,  кому

в ней нечего терять, кроме  своих  цепей,  насильственно  ниспровергнут  весь

существующий общественный строй. Ведь  создатели  «научного  социализма»  не

предусмотрели  конституирования  в пост   буржуазном   обществе   правового

государства, отвергли принцип  разделения властей; они ничего не  говорили  о

необходимости  сохранения  политического   и   идеологического   плюрализма,

обещали в  будущем  преодоление  «узкого  горизонта  буржуазного  права»  (а

широкие горизонты какого-либо другого права не обозначили).