Теория государства 19 века

стать (и  оно  стало!)  полной  противоположностью  демократически-правового

государства, которое они  отвергали как противное  природе  германской  нации

установление. Что не устраивало их в этом  типе  государства?  Отсутствие  в

нем   режима   личного   господства   и   носителя    принципов    подлинной

государственности.  Вызывали  неприязнь  нормальное  состояние  общества   в

качестве предпосылки правового государства и легальность,  якобы заменившая

собой справедливость. Отталкивали  парламентаризм и  многопартийная  система,

плюрализм политических сил  и  их  влияние  на  государство,  равенство  всех

перед законом и судом. [28]

Идеалом же рисовалось государство, в котором покончено  с  демократией,

преодолены  индивидуализм  и  раздробленность  буржуазного  общества.  Такое

государство должно было сложиться  на расовой основе и  структурироваться  по

сословиям, сотрудничающим во имя высших интересов нации.  В  нем  нет  места

гражданам, там все  —  подданные,  которые  обязаны  служить  государству  и

исполнять его приказы. В  этом  государстве  торжествует  постулат:  решения

(веления) сверху вниз, ответственность снизу вверх.

Руководство таким государством должно  было  осуществляться  (либо  уже

осуществлялось)  исключительно  вождем  (фюрером)  —  Гитлером.  Постулат  о

необходимости  именно   такого   политического   руководства   государством,

движением, народом, или «фюрер-принцип»,  также  входит  в  ядро  фашистской

идеологии.

На вершине всей иерархической  пирамиды  стоит  одна  фигура  —  фюрер,

вождь. По фашистским понятиям, фюрер  уникален,  он  лучший  из  лучших:  он

самый одаренный и доблестный из всех своих современников. В нем  воплощаются

судьбы  народа.  В  его  руках  сходятся  нити  организации   иерархического

государства и единства жизни  нации. Фюрер  неприкасаем,  стоит  выше  всякой

критики. То,  что  он  говорит,  —  всегда  истинно,  ему  неведомы  ошибки,

заблуждения, и он  всегда  неизменно  прав.  Вождь  фактически  обожествлен.

«Фюрер-принцип» выступает  синонимом безудержного культа вождя.

Фюрер персонифицирует волю народа,  точно  выражает  его  расовый  дух.

Поэтому  авторитет  его  непререкаем,  власть  безгранична.  Она  носит   по

преимуществу (в плане  обоснования) мистический и личностный характер.  Вождь

— харизматический лидер.  Беспрекословное  выполнение  приказов  фюрера  или

приказов  подчиненной  ему   касты   фюреров   меньшего   калибра   и   есть

осуществление чаяний народа. Между фюрером и народом нет (и быть  не  может)

каких-либо  посредников.  Вождь  и  народ  едины.  Никакие представительные

учреждения не в состоянии  выражать общенародные интересы.  На  это  способен

только фюрер. Посему никто  не должен хоть в  малейшей  степени  ограничивать

его власть, его служение идее народа.

Субстратом государственности  выступает  "народ",  «народная  общность».

Нацисты уверяли, будто  «народ»  для  них  —  основополагающая  ценность.  В

государстве  он,  будучи  первичным,  изначальным   образованием,   обретает

официальную  организационную  форму  своего  бытия.  Категория  «народ»   (и

различными производными от  этой  категории  словосочетаниями)  перенасыщены

тексты нацистских идеологов. В повышенном внимании к  такому  феномену,  как

народ,  нет  ничего  предосудительного,  порочного.   Но   сугубо   ущербна,

демагогически лжива его  национал-социалистическая трактовка.

Зиждется она на нескольких посылках. Во-первых, на  махрово  расистском

убеждении, что немецкий народ есть  общность  людей,  объединенных  главным

образом одной кровью.  Постоянство,  неизменность  этой  крови  обеспечивает

континуитет и вечность немецкого  народа.  Сохранение  биологической  чистоты

крови ("арийской», «нордической»  и т. п.) составляет едва  ли  не  наивысшую

национальную  цель.  Во-вторых,  на  признании  «закона  целого»,   согласно

которому «народная общность» как органическое целое не  просто  большая по

своим внешним размерам величина»  но и величина бесконечно более важная,  чем

сами по себе составляющие  ее  члены;  они  значимы  лишь  как  неотъемлемые

частички  этого   громадного   целого.   В-третьих,   на   представлении   о

монолитности немецкого  народа, притом не  только  рассово-биологической,  но

также политической, правовой, мировоззренческой.

Наряду с «фюрер принципом» категория «народ»,  подвергнутая  нацистской

обработке,   предназначалась   для    искоренения    теории    и    практики

демократического  правового  государства.  С   ее   помощью   старались,   в

частности, опрокинуть один  из  устоев  либерализма:  взгляд  на  свободного

независимого  индивида   как   на   ценность   приоритетную   в   нормальном

государственно-организованном обществе.  Нацистское  кредо было  радикально

иным, прямо противоположным: «Ты— ничто, твой народ— все!"

Народ  становился  неким  боготворимым  сверх-Я,  инстанцией,   которая

определяет  человеческое  существование  вообще,  детерминирует  все  деяния

людей.  Дабы  покончить  со  свободной  автономной   личностью,   растворить

гражданина   в   безликой   унифицированной   массе   «народной   общности»,

пропагандировалось то мнение, что  отдельно  взятый  человек  принадлежит  в

первую очередь не самому себе, а своему народу,  ибо  от  него  он  получает

жизнь и место в социальной жизни.  Распространяя  столь  превратное  мнение,

нацистская  пропаганда  создавала  миф  об  устранении  в  «третьем   рейхе»

дифференциации «народной  общности» на гражданское  общество  и  государство,

об отсутствии при  нацистском  строе  противостояния  личности  государству.

[28]

Индивид,  заключенный  в  железные  тиски  «народной  общности»,  лишен

пространства  своей  автономной   жизнедеятельности,   гарантированного   от

произвольного вторжения  партии и государства.  Такое  пространство  исчезло,

как исчез и  свободный  гражданин.  Его  заменил  преданный  член  «народной

общности», совершенно всем ей  обязанный  и  полностью  ей  подчиненный.  Он

существует ради нее. Его  ничуть не заботит защита и  реализация  собственных

прав и свобод. Он  озадачен  лишь  тем,  чтобы  содействовать  сохранению  и

преуспеванию народа как  целостности. Согласно  нацистскому  канону  истинный

немец,  «народный  товарищ»,  повязан  непреходящей  ответственностью  перед

германской нацией.

Национал-социализм  в  Германии  (немецкий  фашизм)  был  и,   пожалуй,

остается наиболее агрессивной  формой  национал-социалистической  идеологии.

Но она, как показывает исторический опыт, может существовать и  утверждаться

также  в  других  ипостасях,  может  мимикрировать,  завлекать людей иными

лозунгами  и  обещаниями.  Однако  во  всех  случаях  ее  распространение  и

упрочение смертельно опасно для цивилизации.  Необходимо  ясно  представлять

себе бесчеловечную суть и проявления фашизма самых различных  окрасок,  чтобы

противостоять ему и одерживать над ним верх.

 

 

1.7. Теории элит

 

 

Во второй половине  XIX  в.  в  связи  с  дальнейшей  централизацией  и

бюрократизацией политической жизни наступил  период  критической  переоценки

опыта представительного  правления  и  либерально-демократических  ценностей.

Это нашло свое отражение  в теории элит  Вильфредо  Парето  (1848—1923)  и в

концепции политического  класса Гаэтано Моска (1858—1941).  В начале  XX  в.

элитарный подход к изучению политики  был  дополнен  изучением  влияния  так

называемых  заинтересованных  групп  (А.  Бентли)  и   новым   взглядом   на

упорядочивающую, роль бюрократии в деле осуществления власти  в  обществе  и

государстве (М. Вебер). Особую  разновидность социально-группового  анализа

политики составили концепции  технократии  и  технодемократии  (Д.  Белл,  М.

Дюверже и др.)

Первым наброском теории политического класса стала  работа  26-летнего

итальянского  правоведа  Г.  Моски   "Теория   правления   и   парламентское

правление» (1884). Более развернутый вариант обоснования этой концепции был

представлен  затем  в  его  работе  «Основы  политической   науки»   (2тома,

1886,1923). Теория элиты была  впервые обстоятельно изложена  В. Парето в  его

«Трактате общей социологии"  (1916),  в котором социологическая тематика

сочеталась с исторической, политико-идеологической и  социально-философской.

Парето был по образованию  инженером, но впоследствии глубоко  и  основательно

заинтересовался политэкономией и социологией.

Оба итальянских мыслителя  исходили из весьма близкой идеи о  наличии  в

сфере   управляющей   деятельности   каждого   общества   двух   значительно

обособленных групп  —  правящих  и  управляемых.  Самое  большое  новшество,

предложенное ими при  обсуждении этого вопроса, состояло в  утверждении,  что

в обществе всегда  правит  «ничтожное  меньшинство»  в  виде  «политического

класса» (Г. Моска) или «правящей элиты» (В. Парето). [9]

Согласно разъяснениям Моски, «во всех человеческих обществах, достигших

известного уровня развития и  культуры,  политическое  руководство  в  самом

широком смысле слова, включающее административное,  военное,  религиозное и

моральное   руководство,   осуществляется   постоянно    особым,    т,    е.

организованным, меньшинством». Это меньшинство Моска, по всей  видимости  не

без влияния  Маркса,  именовал  также  господствующим  классом,  руководящим

классом, правящим классом.

Парето  в  своем  обосновании  концепции  правящей  элиты  исходил   из

предположения, что каждое общество можно разделить на две  страты, или  слоя,

— высшую страту, в которой  обычно находятся правящие, и низшую  страту,  где

находятся   управляемые.   Он   усложняет   привычную   дихотомию    классов

(господствующий  и   подчиненный)  и  выделяет  в   высшем  слое  (элите)  две

подгруппы  —  правящую  и  не  правящую  элиты,  а  в  низшей  страте  такое

разделение считает неоправданным. Таким образом, фундаментальное  различие  у

Парето выглядит как различие между элитой и массой.

Элита в широком  смысле  весьма  сходна  по  значению  с  аристократией

(власть лучших) или,  в более современной формулировке,  с меритократией

(власть достойных). Такое   понимание  исходит  из  того  представления,  что

узкий слой лучших из лучших всегда обнаруживает себя в  каждой  обособленной

общественной деятельности или в иерархии  профессионального  престижа.  Если

мы станем присваивать  тому, кто превосходнейшим образом  делает  свое  дело,

индекс 10, а самому нерадивому 1 и поставим  ноль  полному  не  умельцу,  то

подобное разделение получит  свою логику и оправдание. Область  индексируемой

деятельности может быть связана не  только  с политикой или бизнесом,  но

также с просвещением, поэтическим  ремеслом и т. д. Ловкому  жулику,  который

обманул многих и еще не попал под  карающий  меч  правосудия,  тоже  следует

поставить индекс 8, 9 или  10.  Легче  всего  ставить  индексы  шахматистам,

основываясь на количестве побед  и поражений. Однако  в  делах  управления  к