Стилистика русского языка и культура речи

Однако при всём различии субъективного восприятия мира живущие рядом народы нередко имеют сходные по ассоциативному потенциалу пары. Об этом говорят совпадающие сравнения с животными, напр., в латышском и русском языках. Ср.: хитрый как лиса, трусливый как заяц, глупый как индюк, смирный как овца, заносчивый как петух, трудолюбивый как муравей (пчела), назойливый как муха, сильный как бык, голодный как волк[25].

Но тем не менее слова, обозначающие животных, часто имеют разный ассоциативный потенциал даже в близкородственных языках. Так, напр., поляк или чех может ласково назвать свою подругу жабкой, а в русском языке слово жаба вызывает неприятные ассоциации, поэтому не используется в качестве ласкового обращения.

В другом славянском языке  – сербском – слово осёл (магарац) не ассоциируется с тупостью и  упрямством. В отличие от русского языка и многих других европейских  языков у сербов осёл – это и  носитель ряда положительных качеств, бранным же является слово конь. В сербском языке конь вызывает представление  о глупости, так как много работает, а в русском языке это слово  чаще всего ассоциируется не с  глупостью, а с грубой силой, крепким  здоровьем, выносливостью. Более того, разный ассоциативный потенциал  может быть внутри одного языка у  слов, которые по-разному представляют одно и то же явление. Так, напр., в  русском языке слова конь и  лошадь не совпадают по ассоциативному потенциалу (ср.: здоровый как конь, быть на коне и устала как лошадь, лошадиное лицо).

Слова собака и пёс также  различаются в ассоциативном  плане: злой как собака, бегал как  собака, устал как собака, собачья  жизнь и верный пёс, ходит за ней, как пёс, цепной пёс и др.

Прямые значения русских  слов осёл и ишак практически одинаковые, но ассоциативный потенциал у  них разный: если человека называют ослом, значит, он упрямый или глупый, но если человека называют ишаком, это  значит, что он слишком много работает, причем труд этот подневольный.

Если культуры далеко отстоят  друг от друга, то расхождений становится ещё больше. Так, напр., русскому или  итальянцу трудно понять, что в  Индии можно польстить женщине, сравнив её с коровой или со слоном (идущая походкой слона, т. е. грациозная, изящная). Если слон в Индии вызывает представление о грации, то в русском  языке, напротив, о неуклюжем человеке говорят: топает, как слон; ведёт  себя, как слон в посудной лавке. Для русских лев – эталон силы и храбрости, а для казахов  он уродлив и неловок. У русских  черепаха символизирует медлительность, а у казахов – лень и беспечность.

В японской культуре лошадь ассоциируется с дураком, разиней, утка – с простаком. Распространённый японский зооним, приблизительно соответствующий русскому дурак, представляет собой комбинацию «олень + лошадь». Старый чёрт из «Ревизора» И.В. Гоголя (Беда, если старый чёрт, а молодой – весь на виду) переводится японским переводчиком как старый барсук, что в японской традиции ближе всего к русскому выражению старая лиса.

Отношение к крысе во многих культурах отрицательное, но у русских  крыса не вызывает таких ассоциаций с предательством (хотя и есть выражение  – Крысы бегут с тонущего корабля), как у англичан, или с жадностью, как у французов (avare comme un rat). Русский оскорбится, услышав в свой адрес сравнение с крысой (ср.: лицо как у крысы, канцелярская крыса, крысячить – 'красть у своих' в жаргоне уголовников и т. п.), но в немецком языке название этого животного может вызвать ассоциацию с увлечённо работающим человеком. В русском языке подобные ассоциации связаны с насекомыми муравей и пчела (пчёлка).

В странах буддизма заяц – символ не трусости, как в русском  языке, а мудрости, поэтому сравнение  с зайцем не может быть оскорбительным. Но в современном Китае «Заяц!»  – сильнейшее оскорбление с сексуальным  подтекстом. Так же воспринимают китайцы  восклицание «Черепаха!». А болотная черепаха в Китае ассоциируется  с трусостью, как и крыса.

Во французской культуре «Кошка!» (Chat!) – очень грубое оскорбление  в адрес женщины, а в английском языке Cat! обращенное к мужчине, приобретает  в последнее время характер комплимента, в русском языке слово кошка  вообще не может использоваться в  качестве прямого обращения, но выступает  как основа для сравнения (ласковая как кошка, влюбчивая как кошка  и др.).

Некоторые зоонимы в функции  обращения настолько эмоционально насыщены, что невозможно без уточнения  определить, какое отрицательное  качество имеется в виду. Так, восклицание  «Мартышка!» в русском языке  имеет слишком общее значение и может быть связано с несколькими  отрицательными качествами: Глупая мартышка! Вертишься, как мартышка! Кривляешься, как мартышка; Вырядилась, как мартышка; некрасивая, как мартышка и др.

Как показывают примеры, ассоциативный  потенциал слова связан с потенциальными семантическими признаками, т. е. с тем, что не реально существует, а приписывается  слову.

Понятие коннотации

На основе ассоциативного потенциала слова формируются его  коннотации. Слово коннотация происходит от латинского connotatio – 'дополнительное значение'. В связи с этим коннотативное значение традиционно рассматривается как дополнительное значение по отношению к основному, или денотативному, значению, и в этом смысле оно практически смыкается с ассоциативным потенциалом. Денотативное значение основано на прямой связи с означаемым, а коннотация возникает в результате подключения к значению слова дополнительной информации на основе ассоциативных связей с фоновыми знаниями. Коннотация может закрепляться в лексическом значении, если те или иные ассоциации возникают у всех носителей языка. Основной функцией коннотации считают оценочную квалификацию. Так, напр., в толковании слова петух в русском языке нельзя ограничиться понятийными признаками типа 'домашняя птица', 'не летает', 'самец кур' и др., необходимо подключить и такие кон-нотативные признаки, как 'задиристый', 'драчливый', 'поёт особым образом', 'просыпается на рассвете' и др. Данные признаки имеют в языке устойчивый характер, что подтверждают многочисленные производные выражения типа Он распетушился ('разгорячился'), Характер у него петушиный ('задиристый'), Она встаёт до петухов ('до зари'), с петухами ('с зарёй', 'очень рано'), дать петуха ('сфальшивить при пении') и др.

В широком смысле под коннотативным  компонентом значения понимают различного рода сопутствующие значения, которые  «дополняют» понятийное значение в  эмоционально-оценочном аспекте. К коннотативным признакам в таком случае относят любые признаки, отражающие отношение говорящего к факту высказывания (ср.: глупышка – ласкательно, положительное отношение к адресату) или указывающие на принадлежность говорящего к определённой социальной группе (ср.: в натуре, конкретно, фильтруй базар).

В более узком смысле коннотативный  компонент значения соотносится  с понятием вторичной номинации. Коннотация основывается в таком  случае на отношении элемента одного семантического класса (напр., человек) к элементу другого семантического класса (животное), с которым его  связывают достаточно устойчивые ассоциации, напр., лиса в значении 'хитрый человек'.

Владение коннотативными значениями в полной мере предполагает большой опыт осознанного использования  языка. Важную роль при этом играет и общее знание о мире, знание культуры и истории.

Два подхода к описанию лексики

Главным в речевой деятельности человека является передача и восприятие определённой информации, точное выражение  и понимание нужного смысла. Говорящий и слушающий находятся в разных позициях по отношению к содержанию языковых единиц. В процессе речевого общения слушающий или читающий воспринимает текст, декодируя, расшифровывая его, а говорящий (пишущий) порождает текст, кодируя смысл, при этом они постоянно меняются ролями. У слушающего (читающего) возникают вопросы: «Как надо понимать это слово?», «Что значит это слово?», а у говорящего (пишущего) – другие вопросы: «С помощью какого слова (или каких слов) можно выразить этот смысл?», «Как в данном языке обозначается определённый смысл?». В связи с этим значения лексических единиц могут исследоваться в двух противоположных направлениях: от формы к значению и от значения к форме. В соответствии с двумя подходами в лексической семантике, которая изучает предметно-понятийное значение слова и его оценочный компонент, выделяются два раздела: 1) семасиология, где значение изучается в направлении от знака к выражаемому этим знаком смыслу, т. е. от плана выражения к плану содержания, и 2) ономасиология, изучающая значение в направлении от плана содержания к плану выражения. Ономасиологию иначе называют наукой о номинации, т. е. о назывании предметов объективного мира и абстрактных понятий. Эти два аспекта семантики неразрывно связаны друг с другом как теория значения и обозначения.

Выделение указанных разделов в современной семантике существенно  для осознания того, что в языке  является приоритетно важным для  понимания, а что особенно значимо  для говорения. Это разделение условно, но оно способствует более глубокому пониманию природы основных лексических категорий, одни из которых являются преимущественно семасиологическими (например, многозначность, омонимия, паронимия), другие – ономасиологическими (например, семантическое поле, синонимия, антонимия, конверсия). Разграничение этих аспектов существенно и для типологии словарей семасиологической и ономасиологической ориентации (ср. традиционный толковый словарь, с одной стороны, и идеографический или синонимический – с другой).

Глава 1. Описание лексики от формы к значению (семасиологический  подход)

Сущность семасиологического подхода

Семасиология (греч. semaino – 'обозначать') – это раздел лексикологии, исследующий  как значение слова, так и семантическую  структуру лексической системы  того или иного языка, исходя из его  формальной стороны. Одной из задач  семасиологии является изучение вопроса  о том, как в словах отображается внеязыковая действительность. Семасиологический  подход к описанию лексики в данном случае предполагает выявление тех  семантических свойств слова, которые значимы для понимания.

Мотивированность слова (внутренняя форма)

В процессе слушания или  чтения для более эффективного понимания  важно, употребляет ли говорящий мотивированные или немотивированные слова и значения. Проблема мотивированности звучания слова связана с вопросом о соотношении в слове формы и содержания. Этот вопрос волновал ещё античных философов. Согласно одной точке зрения все слова человеческого языка условны, предмет получает название по договорённости (отсюда произошла конвенциональная теория знака), названия зависят от произвола людей. В соответствии с другой теорией существует естественная связь между звучанием слова и значением: имя соответствует природе вещи. Есть ли действительно связь между звучанием слова и его содержанием? Ответ на этот вопрос неоднозначен. Первоначально все предметы получали свои имена мотивированно, но затем очень многие слова утратили мотивированность своего значения, другая же часть слов сохранила ту или иную связь между значением и звучанием. Известный учёный Потебня, наследуя идеи Гумбольдта, разрабатывал проблему соответствия между звучанием и значением. Он выделял внешнюю форму слова – звучание и его содержание, т. е. значение. Связь между внешней формой (звучанием) и его содержанием по Потебне – это внутренняя форма, т. е. мотивированное представление данного значения в данном звучании. Внутренняя форма даёт объяснение, почему данное содержание облечено в данном конкретном языке в соответствующее звучание.

Чтобы дать наглядное представление  о внутренней форме, Потебня рассматривал статую богини правосудия. Мрамор, из которого сделана статуя, – это внешняя  форма. Содержание – справедливость. Представление справедливости в  виде женской фигуры с мечом в  одной руке и весами в другой –  это внутренняя форма. Внутренняя форма  в слове – это способ, которым  содержание представлено в данном звучании.

Звучание может быть связано  с содержанием, содержание поддержано звучанием. Но рационально постигаемого подобия между значением слова  и его звуковой формой не существует. С логической точки зрения связь  между звучанием и содержанием  условна, т. е. не имеет реального обоснования. Исходя из современного представления о языке, мы не можем объяснить, почему дом обозначается именно этим звуковым комплексом, а не каким-нибудь другим. Однако на уровне восприятия связь между звучанием и значением может существовать, и эту связь называют перцептивным подобием. Звуковой символизм, изучая перцептивные качества звуков, ставит целью выявить зоны совпадения восприятия звучания и значения слова. Там, где звучание связано с содержанием, можно говорить о внутренней форме слова.

Внутренней формой обладают следующие группы слов:

1. Все производные слова, в том случае, если производное связано с производящим формально и семантически: подоконник (ср. окно), строитель (строить), учитель (учить) и т. д. (более подробно вы с этим познакомитесь, изучая раздел «Словообразование»);

2. Все производные значения: петух, лиса, свинья (о человеке) –  в словах такого типа образ  животного как бы «просвечивает»  при обозначении качеств человека;

3. Омонимы, образованные за счёт метафорических переносов: мушка (прицела), нос (корабля), глазок (в двери);

4. Звукоподражательные и  изобразительные слова: квакать,  кукарекать, куковать, шуршать, шелестеть,  шипеть – в таких словах  значение либо представлено в  звучании, либо поддержано звучанием.

Внутренняя форма –  это свойство предмета (явления), осознаваемое говорящим как лежащее в основе номинации, т. е. наименования данного  явления. Носителем мотивации наименования могут выступать объективные  свойства предметов: желток яйца называется так, потому что он жёлтый. Гриб лисичка  получил такое название, потому что  он рыжий, т. е. такого же цвета, как лиса. Но в данном случае объективный признак  приписан объекту субъективно. Внутренняя форма слова, отражая способ языкового мышления, позволяет выводить, как писал Бодуэн де Куртенэ, «своеобразное языковое знание», знание всех областей бытия и небытия, всех проявлений действительности.

Во внутренней форме слов в разных языках проявляется универсальное и специфическое. Объективная внутренняя форма нередко совпадает: водопад (рус.) – waterfall (англ.) – chute d'eau (франц.) – wasserfall (нем.); снегопад (рус.) – snow-fall (англ.) – Schnee-fall (нем.). Ср. также: львиный зев (название цветка) и (нем.) Lowenmaul – букв, 'пасть льва'. Особый вид сходства представляют собой те случаи, когда признаки, не являясь полностью тождественными, относятся всё же к одному и тому же тематическому ряду: подошва горы и (нем.) Fu? eines Berges – букв, 'нога горы', копна волос и (нем.) Haarwald – букв, 'лес волос'.

Но сам подход сознания к миру всегда субъективен, поэтому  совпадение признаков, положенных в  основу номинации, может быть лишь частичным: глазное яблоко (рус.) и Augapfel (нем.) совпадают, но в английском языке eyeball (букв.) – 'глазной шар'. В названии растения подсолнечник есть общий элемент ('солнце'), повторяющийся во многих языках: ср. подсолнечник (русск.) – sunflower (англ.) 'солнечный цветок' – Sonnenblume (нем.) 'солнечный цветок' – tournesol, soleil (фр.) 'повёрнутый к солнцу'. Однако, как видим, внутренняя форма всё же не идентична. Ср. также название первого весеннего цветка: подснежник (русск.) – snowdrop (англ.) 'снежная капля' – Schneeglockchen (нем.) 'снежный колокольчик' – perce-neige (фр.) 'пробивающийся сквозь снег'.