Теория элит, элитарной и массовой культуры

олигархии даже в  самых демократических организациях лежит в технической

невозможности обойтись без лидеров, без аппарата управления, из чего

создается соответствующий  слой чиновничества. Причем эти выводы ни в коей

мере, по мнению автора, «не опровергают материалистическое понимание

истории, не подменяют  его, а только дополняют». Классовая  борьба всей своей

логикой приводит к  созданию новой олигархии, переплетающейся  со старой. В

серьезной обоснованности этих выводов трудно усомниться.

Значительное внимание в своих научных исследованиях  Михельс уделяет анализу

деятельности политических (прежде всего социалистических и  социал-

демократических) партий, выяснению их роли как источника  и механизма

формирования элитных  правящих слоев. Михельс исходит  из того факта, что

власть в партиях  принадлежит фактически узкому кругу  лиц, находящихся на

верхних ступенях партийной  иерархии. Необходимость управления организацией

требует создания аппарата, состоящего из профессионалов, и партийная  власть

неизбежно концентрируется  в их руках. Но партия — это не самоцель и она не

тождественна с  классом или массой. Это средство достижения правящей

партийной элитой определенных целей, главная из которых — государственная

власть. Поэтому партии делегируют на самые высокие и  авторитетные

должности, особенно в парламентах, своих самых подготовленных и

авторитетных представителей. Они стремятся заполучить наиболее влиятельные

должности в аппарате государственного управления с тем, чтобы, по их

разумению, принести наибольшую пользу.

У Михельса мы встречаем  элементы исторического подхода  к демократии.На

нижней ступени  человеческой культуры господствовала тирания. Демократия

могла возникнуть только на более поздней и высокоразвитой стадии

общественной жизни». Но, анализируя события, мы замечаем, что  по мере

развития общества демократия вновь оборачивается  вспять в сторону тирании,

порождая такое  явление, как вождизм. Конечно, институт вожцей был известен

во всех прежних  эпохах. Но когда сегодня, особенно среди ортодоксальной

социал-демократии приходится слышать, что в социал-демократии нет вождей, а

есть лишь чиновники, то остается лишь удивляться такому ограниченному

видению мира и еще  раз

подчеркивать: отрицание  вождизма на словах ведет к усилению этого вождизма

на деле, ибо не позволяет массам разглядеть действительную опасность3. Даже

если иметь в  виду только психологический феномен, то и в этом случае ясно,

что даже «самый что  ни на есть благонамеренный идеалист за короткий период

на посту вождя  вырабатывает в себе качества, характерные  для вождизма». И

это справедливо. Давайте  посмотрим историю практически  каждой пролетарской

партии. Что происходило  с их лидерами после прихода к  реальной власти в

стране?

  Партийная элита  обладает преимуществами перед  рядовыми членами — имеет

больший доступ к  информации, возможности оказывать  давление на массы. «Чем

более расширяется  и разветвляется официальный  аппарат, — пишет Михельс, —

чем больше членов входит в организацию, ...тем больше в  ней вытесняется

демократия, заменяемая всесилием исполнительных органов. Формируется строго

обособленная бюрократия со множеством инстанций. Таким образом, нет

сомнения в том, что бюрократизм олигархической партийной организации

вытекает из практической формальной необходимости, ...демократия — всего

лишь форма. Но форму  нельзя ставить выше содержания»4.

  Причем элита  очень подвержена всем соблазнам  обладания властью и всегда

настроена «использовать  массы в качестве трамплина для  достижения своих

целей и планов». Особое внимание Михельс уделяет  борьбе элит за позиции

власти. «Редко борьба между старыми и новыми вождями  заканчивается полным

устранением первых. Заключительный акт этого процесса состоит не столько в

смене элит, сколько  в их реорганизации. Происходит их слияние»5.

  Невозможность  демократии существовать без  организации, управленческого

аппарата и профессиональной элиты неизбежно ведет к закреплению  постов и

привилегий, к отрыву от масс, фактической несменяемости  лидеров. Вожди, как

правило, невысоко ставят массы. Вожди делают ставку на безмолвие  масс,

когда устраняют  их от дел. Представитель ...превращается из слуги народа в

господина над ним. Вожди, являясь первоначально творением  масс, постепенно

становятся их властелинами. Одновременно с образованием вождизма,

обусловленного длительными  сроками занятия постов, начинается его

оформление в касту.

Опираясь на все  полученные выводы, Михельс доказывает «формально-

техническую невозможность  прямого господства масс» и долговременной

демократии. И вытекает это прежде всего «из численности». Гигантские

митинги стремятся  без подсчета голосов и учета  различных мнений принимать

резолюции целиком, не вникая в детали. Толпы заменяют и вытесняют индивида.

Причем ха-ризматических  лидеров, поднимающих массы к  активной деятельности,

сменяют бюрократы, а революционеров и энтузиастов  — консерваторы и

приспособленцы. Руководящая  группа становится все более изолированной  и

замкнутой, защищает, прежде всего, свои привилегии и в  перспективе

превращается в  интегральную часть правящей элиты.

Профессиональные  функционеры профсоюзов, социалистических и левых партий,

особенно ставшие  членами парламента, меняют свой социальный статус,

становятся членами  правящей элиты. Таким образом, лидеры масс, став частью

элиты, начинают защищать ее интересы и тем самым свое собственное

привилегированное положение. Но интересы масс не совпадают  с интересами

бюрократических лидеров  массовых организаций. Поэтому элита  склон-на

проводить консервативную политику, не выражающую интересы масс, хотя она и

действует от их имени, конкурируя с другими фракциями  политической элиты, а

именно с элитой аристократии, менеджеров и т.д. Жизнь  лидеров социал-

демократических партий становится буржуазной или мелкобуржуазной, и они

защищают свое новое  положение. А поскольку элита  «организуется и

консолидируется, управляя массой», Михельс считает неизбежной элитарную

структуру любой  общественной организации.

Как видим, Михельсу нельзя отказать во многих тонких наблюдениях  и

обобщениях. Но можно  разглядеть и белые пятна. Описывая действительную

трансформацию лидеров  социал-демократии, он абсолютизирует этот феномен,

выводя его из вечных механизмов управления, с неизбежностью  выливающихся в

олигархическое правление. Главный вывод Михельса заключается  в том, что

неолигархическое  управление большими организациями  невозможно технически.

Но ведь технические  препятствия рано или поздно могут  быть преодолены.

Михельс не был знаком с возможностями современных  управленческих и

информационных систем. Возможна ли демократия и неолигархическое управление

большими организациями, если технические препятствия для  этого преодолены,

если существует развитая система прямой и обратной связи между

руководителями и  членами больших организаций  — проблема, которая еще ждет

своего решения.

  Хотелось бы  высказать еще несколько замечаний  по поводу «железного закона

олигархии» Михельса. Во-первых, требует уточнения термин олигархия.

Известно, что Платон называл олигархией власть богачей6. Но закономерность,

которую описывает  Ми-хельс, — это отнюдь не концентрация власти в руках

богатых. Ее гораздо  правильнее было бы назвать элитарной  или

бюрократической тенденцией.

  Но главное  возражение вызывает прилагательное  «железный», прямо

указывающее на фатальность, неотвратимость указанного процесса.

Действительна ли эта  неотвратимость? Действительно ли она  обнаруживает себя

всегда и при  всех условиях? Действительно ли то, что ей невозможно и даже

бессмысленно противиться? Не правильнее ли ставить вопрос о  том, как

предотвратить эту  тенденцию, адаптируя к конкретным условиям и

потребностям? Но Р.Михельс  так вопрос не ставит. И не случайно. Ссылаясь на

объективность закона олигархии, он скатывается на позиции  его апологетики.

  В этом вопросе  нам ближе позиция М.Я.Острогорского  — российского ученого,

одного из основателей  социологии политических партий. Ссылки на труды

Острогорского не часто  встречаются в западной социологической  литературе. А

между тем М.Я.Остро-горский  не только раньше Михельса, но и более  глубоко и

точно проанализировал  указанную тенденцию. Причем поставил вопрос о

возможности противодействия  ей с демократических позиций.

  Книга М.Я.  Острогорского «Демократия и  политические партии» впервые  была

издана во Франции  в 1898 г. и лишь через три десятилетия  была опубликована

в СССР. Интересующую нас проблему Острогорский проанализировал  на примере

политических партий Англии, Франции, США. Он описал процесс  бюрократизации

руководящей верхушки и аппарата политических партий. Об этой тенденции он

писал как об опасном  для демократии явлении, несущем  прежде всего угрозу

достоинству человеческой личности.

Исследуя кокусы — избирательные комитеты, создаваемые  партиями и

контролирующие избирательные  кампании, Острогорский показывает, как  и каким

образом контроль над  партийной организацией переходит  в руки партийных

функционеров, партийной  бюрократии, давая ей возможность  мобилизовать

электорат на поддержку  их партии. Руководство партии монополизирует

средства коммуникации и прессу. В случае победы на выборах  ее ставленники

занимают элитные  должности в стране. Причем, по Остро-горскому, этот

процесс отнюдь не является железной необходимостью. Он действует  только

тогда, когда не встречает  противодействия со стороны демократических  сил.

Отметим также, что  концепция ученого родилась не на пустом месте, она

опиралась на традиции российской либеральной мысли второй половины XIX —

начала XX веков. Ее представляли и продолжали такие видные теоретики, как

Б.Н.Чичерин, Л.И.Петра-жицкий, П.М.Новгородцев, С.А.Муромцев, П.Н.Милюков.

К элитологам первого  поколения западные историки социологической  науки не