Рынок труда и трудовые отношения

     Такая «нечувствительность» занятости была отчасти следствием распространения  ее нестандартных форм. Резкое расхождение  между траекториями изменения ВВП  и занятости предопределило глубокий «провал» в показателях производительности труда. В этом отношении ситуация в странах ЦВЕ складывалась намного благоприятнее: после небольшого снижения производительность труда в них быстро возвратилась к докризисным значениям, а затем и превзошла их.

     Начало  подъема в российской экономике  дало импульс восстановлению занятости (по различным оценкам, было создано  от 3 до 5 млн. дополнительных рабочих  мест). России удалось избежать так  называемого «экономического роста  без создания рабочих мест», характерного для многих стран ЦВЕ². Но поскольку рост ВВП намного опережал увеличение занятости, стала быстро повышаться производительность труда. В настоящее время ее показатели практически вернулись к дореформенным значениям.

2.   В различных сегментах экономики процесс общего сокращения занятости протекал крайне неравномерно. Как известно «ядро» российской рабочей силы составляют работники крупных и средних предприятий. Именно здесь сосредоточена основная часть формальной занятости, а нестандартные формы трудовых отношений практикуются лишь в исключительных случаях. Работники малых предприятий, ПБОЮЛов, самозанятые и т. д. находятся на «периферии», где активно используются нестандартные трудовые контракты и занятость носит во многом неформальный характер. В период реформ «ядро» и «периферия» демонстрировали совершенно разную динамику.

     Занятость на крупных и средних предприятиях сокращалась быстрее, чем в целом  по экономике. Среднесписочная численность  их персонала уменьшилась более  чем на 1/3 – с 59 млн. в 2001 г. До менее 39 млн. к концу 2006 г. Если в дореформенный период на их долю приходилось 80% все занятых, то в настоящее время – менее 60%. Вклад малых предприятий в общую занятость на протяжении всего периода оставался на примерно стабильном уровне и составлял около 10%. [18, с.338] 

     Интересен тот факт, что даже в условиях возобновившегося экономического роста «ядро» не только не стало наращивать число рабочих мест, но и продолжало их терять. В 1999 – 2005 гг. общие потери превысили 3 млн. занятых. В результате весь прирост общей численности занятых, о котором говорилось выше, пришелся на «периферию», т. е. главным образом на нестандартную занятость. Резкий контраст в поведении «ядра» и «периферии» свидетельствует о том, что при привлечении и использовании рабочей силы величина соответствующих издержек для них совершенно разная. По – видимому, из – за чрезмерной зарегулированности трудовых отношений в формальном секторе новые рабочие места продолжали создаваться почти исключительно на неформальной или полу формальной основе.

     3.Кардинальные  изменения произошли в отраслевой  структуре российской занятости.  В период реформ доля работающих  в сфере услуг достигла 60 % общей  численности занятых. Именно сектор  услуг, как правило, генерируют  нестандартные рабочие места. Оговоримся, однако, что этот структурный сдвиг был практически полностью достигнут за счет абсолютного сокращения занятости в сфере материального производства (свыше 10 млн. чел.), тогда как прирост занятости непосредственно в сфере услуг не слишком значителен (примерно 2-3 мл. чел.). Так что масштабы реальной «передислокации» рабочей силы из вторичного сектора в третичный были довольно небольшими.

1.   Своеобразная черта российского опыта – резкое сокращение рабочего времени в период реформ. В первой половине 1990-х годов среднее количество дней, отработанных в промышленности, уменьшилось почти на целый месяц, что сопоставимо с переходом в СССР в начале 1960 – х годов с шестидневной рабочей недели на пятидневную. Только в этом случае сокращение рабочего времени было реальным, а не «счетным», как в те годы (тогда продолжительность рабочей недели, измеренная в часах, не изменилась, поскольку одновременно с переходом на пятидневную рабочую неделю семичасовой рабочий день был заменен на восьмичасовой).

     Сокращению рабочего времени в России способствовали как институциональные, так и экономические факторы. На рубеже 1980 – 1990 гг. было законодательно уменьшена продолжительность стандартной рабочей недели (с 41 до 40 часов), увеличена минимальная продолжительность отпусков (с 18 до 24 рабочих дней), появились общенациональные «каникулы» в начале января и начале мая, был резко расширен круг занятых с льготными режимами рабочего времени. Позднее к этому добавились административные отпуска и вынужденные переводы сотрудников на работу в режиме неполного рабочего времени, к которым стали активно прибегать предприятия, находившиеся в тяжелом экономическом положении.

     И хотя начиная с середины 1990 –  х годов средняя продолжительность  рабочего времени в российской экономике несколько возросла (на 4%) , она остается намного ниже, чем до начала реформ. Это контрастирует с ситуацией в странах ЦВЕ, где показатели рабочего времени по сравнению с дореформенным периодом практически не изменились.

2.   «Визитной карточкой» российского рынка труда стали разнообразные «атипичные» способы адаптации – работа в режиме неполного рабочего времени и вынужденные административные отпуска, вторичная занятость и занятость в неформальном секторе, задержки заработной платы и теневая оплата труда, натуральная оплата и производство товаров и услуг в домашних хозяйствах населения. Как правило, именно указанные механизмы принимали на себя первый удар, тогда как адаптация в более устоявшихся формах происходила позднее, приобретая благодаря этому более сглаженный характер.

     «Атипичность» в данном случае не означает уникальности таких механизмов. В различных  модификациях и комбинациях они  наблюдались и в других переходных экономиках, однако нигде их распространение  не были столь значительными, а ускоренность – столь глубокой, как в России. В результате с определенного момента такие способы адаптации стали восприниматься как повседневная рутина, общепринятая практика, своего рода норма трудовых отношений.

     В отдельные годы почти ¼ персонала  российских крупных и средних предприятий переводили на работу в режиме сокращенного рабочего времени или отправляли в административные отпуска. Дополнительные подработки, по данным различных источников, имели 10 -15 % занятых; неформальной трудовой деятельностью был охвачен каждый седьмой работник. В самые тяжелые годы задержки заработной платы затронули ¾ всего работающего населения страны, а масштабы неофициальной оплаты труда, по оценкам Госкомстата России, достигли почти половины официальных выплат. Уникальной чертой российского рынка труда остается занятость в секторе личных подсобных хозяйств (40%). И хотя с началом экономического подъема различные «атипичные»формы адаптации стали использоваться менее активно, они по – прежнему охватывают значительную часть российской рабочей силы.

     Всем  этим «атипичным» механизмам присуща  одна важная общая черта – их неформальный или полу формальный характер. Обычно они действуют либо в обход  законов и других формальных ограничений, либо вопреки им. Несвоевременная  и скрытая оплата труда, неполная и вторичная занятость обусловливали персонализацию отношений между работниками и работодателями, вследствие чего явные трудовые контракты уступали место неявным.

3.   На протяжении большей части переходного преиода российский рынок труда регулировался законодательством, унаследованным от советских времен. Вплоть до конца 2001 г. В стране действовал комплекс законов о труде (КЗоТ), принятый в 1971 г. Таким образом, наиболее тяжелом, начальном этапе реформирования российской экономики сохранялось законодательство, соответствовавшее особенностям планового хозяйства.

     С точки зрения регулирования форм занятости КЗоТ существенно ограничивал  выход за рамки стандартного трудового  договора. Он предусматривал, как правило, бессрочный договор с фиксированной продолжительностью рабочей недели; сверхурочные работы хотя и допускались, но жестко регламентировались. Кроме того, трудовое законодательство было «перегружено» обязательными льготами и гарантиями, финансируемыми в основном из средств работодателей.

     Многочисленные изменения и поправки в КЗоТ, вносившиеся на протяжении 1990-х гг., были достаточно бессистемными, усиливая внутреннюю противоречивость этого правого документа и серьезно затрудняя его практическое применение. В результате необходимая для рыночной экономик гибкость трудовых отношений стала обеспечиваться в обход действующего законодательства, а сам трудовой договор продолжал оставаться в значительной мере формальностью. Нормы трудового права на бумаге были чрезвычайно жесткими, но фактически «разрегулировались» с помощью разного рода неформальных институтов и инструментов.

     Создать условия для эффективного функционирования рынка труда в новой рыночной среде был призван Трудовой кодекс (ТК), одобренный в конце 2001 г. (вступил  в действие в феврале 2002 г.). Он заменил собой прежний КЗоТ, а также множество сопутствовавших подзаконных актов, принятых на протяжении предшествующих десятилетий.

     Новое законодательство о труде стало  итогом компромисса между различными политическими силами. Поэтому неудивительно, что нормы, соответствующие рыночным реальностям, соседствуют в нем с ограничениями, унаследованными от советского периода. Этот вывод может быть с полным основанием отнесен как к ТК в целом, так и к его положениям, непосредственно регулирующим различные режимы занятости. Анализ показывает, что российское законодательство по – прежнему накладывает жесткие ограничения на использование многих нестандартных форм трудовых отношений.

     Резюмируя сказанное, можно констатировать, что  российский рынок труда характеризовался относительно небольшими потерями в занятости, гибкостью рабочего времени и сверхгибкостью заработной платы, повсеместным распространением «атипичных» трудовых отношений, наконец, высокой формальной зарегулированностью и низкой эффективностью механизмов инфорсмента. В результате он оказался хорошо приспособленным к тому, чтобы амортизировать многочисленные негативные шоки, сопровождавшие процесс системной трансформации. Однако вряд ли можно считать подобную специфическую модель рынка труда адекватной новым условиям, сложившимся после вступления российской экономики в период посттрансформационного подъема.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

      Заключение

     В iданной iработе iя iпопытался iдать iанализ iнаучно - практического iаспекта iдеятельности iрынка iтруда. iЯ iполагаю, iчто iиз-за iчрезмерной iобширности iданной iтемы iневозможно iподробно iрассмотреть iв iодной iработе iабсолютно iвсе iстороны iэтой iпроблемы. iОднако, iисходя iиз iвсего iвышесказанного, iможно iсделать iнекоторые iвыводы, iобобщая iанализ iкаждого iиз iрассмотренных iвопросов.

     Таким iобразом, iтеперь iможно iуже iс iуверенностью iговорить iо iтом, iчто iрынок iтруда iэто iне iтолько iотношения iмежду iнаемными iработниками iкак iсубъектами iпредложения iтруда iи iпредпринимателями iкак iсубъектами iспроса.iвозникающие iпо iповоду iкупли-продажи iэтого iтруда. iВедь iрынок iтруда iиспытывает iколоссальное iвлияние iсо iстороны iразличных iсубъектов iтрудовых iотношений: iгосударство, iподдерживающее iинтересы, iкак iработников, iтак iи iработодателей iпосредством iспециализированных iорганизаций iи iзаконoдательного iрегулирования iтрудовых iотношений, iи iпредпринимательские iобъединения, iсоздающиеся iв iпротивовес iпрофсоюзам.