Современная российская социология

1. Введение

Понятие <методология> в  современной российской социологии отражает известную трехуровневую  концепцию структуры социологического знания. Первый из них акцентирует  внимание на логико-гносеологической функции общих социологических  теорий. Второй подчеркивает значение специальных социологических теорий как прикладной логики исследования отдельных сфер социальной жизни, основных социальных институтов. Применительно  к эмпирическому уровню чаше идет речь не о методологических принципах  и представлениях, а только о методических приемах, правилах сбора и анализа  эмпирических данных, которые обозначают понятиями <методика, техника, процедуры> [113, В.А. Ядов, 1995, с. 37].

Рассмотрению методологических аспектов общесоциологических теорий посвящены первая и вторая главы. Методологические функции специальных  социологических теорий рассматриваются  в ряде глав, где речь идет об отраслевых направлениях социологии.

Наша глава посвящена  эмпирическому уровню реализации исходных методологических принципов при  взаимодействии исследователя с  эмпирическим объектом.

История формирования методологических принципов производства эмпирической информации свидетельствует об активном взаимодействии и взаимной обусловленности  всех уровней социологического знания. В то же время становится очевидной  проблематичность этих взаимосвязей, причина чего, на наш взгляд, - незавершенность  формирования социологии как особой дисциплины или же ее <природная> полипарадигмальность, ее взаимосвязь с родственными науками: социальной философией, статистикой, логикой, математикой, психологией, языкознанием, историей и другими.

Как свидетельствует история  социологии, проблемы методологии и  методов исследования актуализируются  в сознании научного сообщества в  нескольких типичных ситуациях. Во-первых, в периоды самоопределения социологии как самостоятельной научной  дисциплины и самоидентификации  социологов с идеалами и нормами  научности. Во-вторых, в случае очевидной  неадекватности полученных исследовательских  результатов: например, не оправдавшийся  прогноз поведения электората и  т.п. Причины таких неудач обычно начинают искать в области методологии  и методов, что чрезвычайно благотворно  сказывается на развитии методической рефлексии и специализированных методических экспериментов. В-третьих, в периоды глубоких социальных кризисов, требующих коренных изменений теоретических  представлений об обществе, что, в  свою очередь, влечет за собой переоценку методологических принципов и методических приемов эмпирического обоснования  социологического знания.

Эти периоды активизации  интереса к методологии и методам  обычно сопровождаются не только оживлением дискуссий и увеличением числа  публикаций, но и формированием новых  теоретических концепций, методических инноваций, возникновением новых нормативных  представлений о принципах обоснования  научного знания, которые постепенно становятся достоянием всего научного сообщества. В истории социологии они чередуются с более спокойными и длительными фазами рутинной эксплуатации наличного методологического и  методического арсенала, которым  сопутствует интуитивный анализ и обобщение исследовательского опыта.

Российская и советская  социология в своей истории пережила все типы названных ситуаций. Хронологически эти периоды не совпадают с  историей западной социологии по причинам вполне очевидным и не имеющим  отношения к внутренней логике развития социологии в России. Вместе с тем  история отечественной социологии демонстрирует непобедимую устойчивость этой внутренней логики, не благодаря, а вопреки сдерживающим, а то и просто разрушительным внешним воздействиям со стороны институтов управления и власти. Каждый раз, когда в процессе исторического развития российского общества и государства это давление ослабевало, развитие методологии и методов продолжалось с того уровня, на котором оно было очередной раз приостановлено.

В отечественной социологии исторический момент ее самоопределения  приходится на более позднее время, чем в Западной Европе. Об этом свидетельствуют  приведенные в библиографии данные о переводах и публикациях на русском языке работ европейских классиков. Это ни в коей мере не означает, что их идеи не были доступны интеллектуальной элите российского общества[1] [13]. Проблема состояла в общем отставании процесса институциализации новой науки.

Если в Германии М. Вебер  преподает курс социологии во Фрайбургском (1893- 1896), Гейдельбергском (1896-1898) и Мюнхенском (1902-1920) университетах [26, с. 50], то в России первая кафедра социологии была открыта в 1908 г. при частном Психоневрологическом институте. Ее с большими трудностями основали и возглавили известные философы и социологи М.М. Ковалевский и Е.В. де Роберти. Получивший здесь образование П.Сорокин в 1920 г. создал кафедру социологии в Санкт-Петербургском университете [92, с. 70, 266]. Но уже через два года он был выслан из революционной России вместе с другими учеными-обществоведами, не разделявшими марксистские взгляды.

Если в Париже работа Э.Дюркгейма <Самоубийство> была опубликована в 1897 г, то в русском переводе она  вышла в 1912 г.

Если во Франции с 1893 г. выходит журнал <Международное  социологическое обозрение>, а  с 1896 г появляется основанный Дюркгеймом <Социологический ежегодник>, ставший  основой для формирования социологической  школы [75, с. 94- 97], то первый социологический  журнал <Социологические исследования> в России начинает издаваться... в 1974 г. и остается единственным до начала 90-х гг.

2. До Октябрьской революции 

Классификация методов исследования К.М.Тахтаревым. В 1918 г. публикуется одна из первых программ учебного курса социологии, и ее автор К.М. Тахтарев не без горечи за отечественную социологию отмечает: <...в Соединенных Штатах более чем в 400 средних учебных заведениях социология является обязательным предметом преподавания. Про университеты нечего и говорить: там давно уже утверждены кафедры социологии> [95, с. 76].

Тахтарев был одним из первых преподавателей социологии в Психоневрологическом институте, в Петроградском кооперативном институте, на Петроградских Высших курсах П.С.Лесгафта. Книга имеет авторское посвящение <Моим ученикам> - это программа курса социологии, что и обусловило лаконизм, информативность, афористичность и композиционную четкость изложения. Специальная глава посвящена методам социологии [95, с. 56-75]. Автор определяет методы социологии как <...научные приемы социологической работы, из которых некоторые общи всему естествознанию, другие составляют особенность общественной науки> [95, с. 56]. К числу общенаучных методов К.М.Тахтарев относит индуктивно-дедуктивный метод, в состав которого он включает наблюдение и опыт, анализ, сопоставление и сравнение, умозаключение и вывод, классификацию и систематизацию, предположение и проверку, обобщение и установление общих положений.

К особым социологическим  методам относятся следующие [95, с. 66-75]:

Сравнительно-эволюционный, назначение которого состоит в изучении общественных явлений в их развитии. Конкретизацией этого метода автор считает разработанный М.М. Ковалевским метод, который обеспечивает соблюдение принципа однородности оснований для сравнения изучаемых социальных явлений по принадлежности их к одной и той же ступени общественного развития. Далее выделяется метод пережитков, разработанный английским антропологом Э. Тайлором (транскрипция К.М. Тахтарева. - О.М.), дополняющий сравнительно-исторический метод и позволяющий устанавливать <...общность проходимых ступеней общественного развитая> у народов, стоящих на разных его ступенях [95, с. 28]. Метод тенденций, цель которого, в отличие от метода пережитков, не реконструкция прошлого, а научное исследование будущего, т.е., говоря современным языком, прогнозирование.

Метод диалектический, который  находится в отношениях взаимной дополнительности с эволюционным и предполагает изучение социальных процессов как взаимодействие и/или борьбу противоречий, что в общественном развитии может разрешаться взрывами-революциями.

Метод аналогический, назначение которого - уподобление изучаемых  и пока непонятных социальных явлений  и процессов другим, уже изученным. Например, уподобление общества организму. Автор отмечает его вспомогательный  характер, он сам по себе не является средством анализа, но делает изучаемый  объект более наглядным и конкретным для исследователя.

Метод статистико-социологический  рассматривается К.М. Тахтаревым наиболее подробно, определяется как <...самое действительное (так у автора. - О.М.) средство устанавливать социологические законы, что и составляет конечную цель социологии как науки о закономерности явлений общественной жизни> [95, с. 75] Статистико-социологический метод понимается как массовое наблюдение социальных явлений, позволяющее устанавливать повторяемость однородных явлений в социальных процессах.

В связи с этим социолог, основываясь на законе больших чисел  и теории вероятностей, может делать статистические заключения об устойчивости этих повторяющихся явлений, выяснять их естественные соотношения.

При этом автор оговаривает  принципиальное методологическое ограничение: устанавливая повторяемость явлений, статистический метод не объясняет  ее причины. Для перехода от описания к объяснению предлагается использовать общие логические принципы, изложенные в известной <Системе логики> Милля, а именно: метод сопутствующих  изменений, метод различий, метод  остатков. Но и эти общие логические приемы предлагается применять осторожно, не формально, а с учетом специфики  социальных явлений, которая состоит  в многофакторности и многозначности взаимосвязей, определяющих ту правильную и устойчивую повторяемость социальных феноменов, которая фиксируется  статистическим наблюдением. К.М. Тахтарев советует помнить при анализе повторяющихся социальных явлений, что <вместе, не значит потому что>. Он ставит методологическую проблему <третьей переменной>, которая может, хотя и не всегда очевидно, определять установленные статистикой связи сопутствующих друг другу изменений [95, с. 75].

Обзор методологического  и методического разделов учебной  программы К.М. Тахтарева свидетельствует, что к началу очередной революционной <перестройки> многострадального российского общества отечественные социологи были вполне на уровне исследовательской ситуации в мировой социологии. Но гражданская история России обусловила этой науке иную судьбу.

Эмпирическая социология и земская статистика. Если осмысление методологических принципов теоретической  социологии было связано с именем и образом этой новой, становящейся науки, то ее эмпирические основания  и на Западе [117], и в России созревали  в недрах статистики. Многие статистические исследования того времени по методологическим подходам, кругу проблем и применявшимся  методам сбора и анализа эмпирических данных и сегодня вполне отвечают требованиям к проведению описательных социологических исследований.

Как мы видели выше, К.М.Тахтарев [95, с. 72-75) выделял статистико-социологический метод в числе специфических для социологии, хотя у статистиков в это время не наблюдается открытой самоидентификации с этой наукой. Социологи старшего поколения называли своих молодых коллег К.М. Тахтарева и П.А Сорокина эмпириками. Статистические методы в те времена обозначались термином <статистическое наблюдение>, а методология статистического исследования ассоциировалась с логикой естественнонаучного эксперимента. Этой традиции следует и Тахтарев, объясняя для будущих социологов суть статистико-социологического метода.

При этом сохраняется дистанция  между теорией и методологией эмпирических исследований, которые  существуют как бы на грани статистики и предметного анализа.

Образ социологии как позитивной науки мог возникнуть в немалой  степени потому, что статистика в  странах Европы, в Америке и  России к 30-40-м гг. XIX в. в основных чертах завершила институционализацию [66, с. 17-19] и накопила разнообразный  методический опыт сбора и анализа  ведомственных эмпирических данных, относящихся к различным сферам жизнедеятельности общества [66, с. 14-15].

Нормы, регулирующие отношения  организаторов опросов и опрашиваемых, фиксируются в российских учебниках  статистики как <четыре правила Кетле> и сохраняются до 20-х гг. XX в. [66, с 19]. Согласно первому из них, надо ставить только такие вопросы, которые необходимы и на которые можно получить ответ.

Второе правило требует  не задавать вопросов, которые могут  вызвать у опрашиваемых подозрения или опасения. Опыт проводившихся в России контрольных сравнений результатов переписей (ревизий) с данными текущего учета населения губернскими статистическими комитетами показал, что даже простейшие фактографические вопросы, задевающие экономические интересы населения, приводят к существенным искажениям результатов. Например, по данным ревизии 1858 г., численность населения оказалась на 2 698 351 человека меньше, чем по сведениям статистических комитетов. При этом численность мужчин, которые были налогоплательщиками (податными), занижена на 600 тысяч больше, чем численность женщин, которые налогоплательщиками не были.

Третья норма общения  требует ясной формулировки вопросов, обеспечивающей однозначное понимание  смысла всеми опрашиваемыми. Наконец, четвертое правило касается соотношения  вопросов в вопроснике: они должны обеспечивать логический контроль достоверности  ответов [66, с. 19].

Земская статистика была, вероятно, одной из самых ярких характеристик  пореформенной России, определявших облик ее общественной и интеллектуальной жизни во второй половине XIX в. Она возникла и осознавалась как один из символов местного общественного самоуправления, как прогрессивная альтернатива государственной статистике, надежность каковой всегда ставилась под сомнение.